— Нетрудно догадаться, о чем ты сейчас думаешь, Джулио, — сделав паузу, произнесла она. — Ты мог бы спросить меня, но мой отец и дед научили тебя не спрашивать у нас, де Борджа, лишнего, и лишнего не просить. Я сама скажу тебе. Потому что мне нужна твоя помощь, Джулио. Я могла бы приказать тебе без объяснений, но не хочу, чтобы ты действовал вслепую, даже не зная толком, я сейчас перед тобой, или не я. Ведь об этом ты думаешь, верно?
— Да, — признался кардинал.
— Так вот. Ты должен знать, что все эти сказки о том, что Джованна де Борджа продала душу дьяволу — не более чем вымысел. Герцогиня Валентино — не уличная торговка, и душа де Борджа дьяволу не по карману. Душу дьяволу продают слабаки и трусы. Сильные духом заключают с ним сделку…
— Ваша светлость считает, что можно заключить сделку с Господом или с Дьяволом? — усомнился Джулио.
— С Господом — нет, — уверенно ответила Джованна. — Господь велик и бескомпромиссен. С дьяволом — да. Иначе он не был бы дьяволом, он был бы Сыном Божьим. Я говорю это тебе для того, чтобы ты не сомневался. Перед тобой не призрак. Я живой человек, с плотью, кровью и душой. Ведь если сильно желать, то можно победить и самого Дьявола, можно одолеть смерть, как бы страшна она ни была. Есть силы, властвующие над смертью. Эти силы вернули мне жизнь, но они ничем не могли бы мне помочь, если бы сама я не желала столь страстно вернуться в мир и доделать то, что не успела. Не сомневайся, хоть власть их и велика, но силы эти не противостоят церкви. Они служат церкви. Некогда они были ее оплотом и приняли обет защищать пилигримов и вести борьбу с неверными. Да, да, ты не ошибся, я говорю о последователях рыцаря Гугона де Пайена, преданных церковью и трусливым папой Климентом V, во всем зависевшим от короля Филиппа и отдавшим на растерзание ему и его инквизиторам орден рыцарей-храмовников. Но пролив кровь за свои идеалы, тамплиеры остались верны им. Я не хочу смущать твой слух священнослужителя подробностями обрядов и таинств, при помощи которых я снова смогла двигаться, дышать, видеть мир… я только хочу, чтобы ты поверил, что перед тобой я, Джованна де Борджа, герцогиня Валентине. Скажи, ты помнишь, как страшные язвы от яда изъели мои руки, плечи, все тело — помнишь?
— Да, — затаив дыхание, ответил кардинал.
— Смотри, — Джованна протянула вперед руки, подставив их под свет, и откинула длинные рукава платья — Помнишь? — снова спросила она. — Теперь от них остались едва заметные следы, похожие на родимые пятна, и тот, кто не знает — даже присматриваясь, не сразу заметит их. Но я хорошо помню, в какой полной боли и муки борьбе жизнь сражалась во мне со смертью, и победила. Пусть не без помощи потусторонних сил, но главным моим лекарством, которое тамплиеры использовали в своем колдовстве, была жажда жизни, любовь к жизни, свойственная всему нашему роду.
Дверь бесшумно открылась. Появился моряк, который нес на подносе кубки с вином и угощение. Джованна замолчала. Поставив свою ношу на стол, моряк вышел. Встретив вопросительный взгляд кардинала, Джованна сказала:
— Все, кого ты встретишь на галере — это воплощенные души погибших грешников. Они приданы, чтобы служить мне в осуществлении моих планов. Они могут быть невидимыми, не оставляют следов, они могут не есть и не пить годами, им чужды простые человеческие чувства. Каждый из них — воплощение греховной страсти, которая некогда погубила его, и только она одна владеет всем его новым существом. Ты хорошо знаешь эти страсти, так как неоднократно призывал своих прихожан бороться с ними, как с исчадиями ада. Это алчность, предательство, прелюбодеяние, убийство — все семь смертных грехов во плоти. Все мои нынешние слуги сами продали душу дьяволу и получили то, что страстно желали. Для них нет пути назад. Их нельзя убить во второй раз. Они бессмертны, как грехи, которые они воплощают. Меня убить можно. И если снова воткнуть в меня нож — польется кровь. Вот только молодость моя, как ты видишь, очень затянулась… — последние слова Джованна произнесла с нескрываемой горечью.
Она встала и, отвернувшись, отошла к стеклянной стене салона, отдернула штору — за цветными венецианскими стеклами летела черно-звездная итальянская ночь.
— Даже если бы вы ничего не объясняли мне, госпожа, я готов служить вам, — произнес Джулио, поднявшись. — Что бы вы ни приказали мне. Даже если вы захотели бы меня обмануть, я с легкостью позволил бы это, ради счастья, о котором не смел и мечтать — счастья, что вернулось в мою жизнь. Ведь кроме вас теперь у меня нет ближе человека на земле…
— Для нас обоих нет никого ближе друг друга, — ответила Джованна повернувшись. — Благодарю тебя за верность, Джулио. Признаться, я рассчитывала на нее.
Она подошла к столу, протянула кардиналу кубок с вином, и на руке звякнул браслет, которого прежде Джулио никогда у нее не видел — толстая золотая цепь с гербом тамплиеров на запястье:
— Угощайся, Джулио, — предложила она, — это старинное арагонское вино из бочек еще моего деда, дона Родриго. Уверена, что ничего подобного ты не пробовал с тех пор, как мы расстались. Скажу еще, чтоб ты не мучил и не казнил себя за предательство брата. Паоло верно служил моему отцу и не предал его до смерти. Он верно служил мне при моей прежней жизни, ну, а что касается… — Джованна сделала паузу, и взгляд ее стал мрачен, что-то неуловимо изменилось в ней, будто в одно мгновение ее покинуло неистребимое жизнелюбие де Борджа, поборовшее даже смерть, и такого мрака в глазах Джулио не припомнил бы даже у герцога Чезаре в последние дни его жизни, когда он был покинут всеми, в том числе и самим Господом, ни тем более у дона Родриго.
— Что касается последнего проступка Паоло, — продолжила она, — то твой брат сам достаточно наказал себя, и тревожить душу его осуждением я не стану. Знай, что я простила его. Мы оба его любили, и пусть он покоится с миром.
Она сказала это спокойно, но нотки горечи в голосе выдавали, что прощение далось ей нелегко.
— Мне известно, на что пришлось пойти тебе, чтобы вырвать у коварного папы Климента мой ларец. Я знаю, что Паоло был убит на пути в Москву, и намерена отомстить за его смерть. Грязный татарин, посмевший отобрать жизнь у человека, которого я любила, сам будет убит, чего бы мне это ни стоило. Я намерена вернуть себе то, что принадлежит мне по праву: ларец, и все попавшие в него драгоценности. Где бы он ни находился — я найду его. Я не могу допустить, чтобы наследство моего отца и деда украшало шеи каких-то языческих девиц. Я позвала тебя, Джулио, чтобы снова призвать под знамена Борджа. Похищенные драгоценности, убийство Паоло — это мои личные счеты, но те, кто дал мне силы и. возможность вернуться в мир, конечно, не стали бы стараться зря. У нас есть задачи поважнее. И первая из них — укрепление пошатнувшихся основ нашей святой католической церкви.
Она сделала несколько глотков вина из своего кубка и продолжила более спокойным тоном:
— Мы должны победить заразу, расползающуюся сейчас по Европе, истребить лютеранскую ересь, вернуть в сердца истинную веру и проложить ей дорогу дальше на Восток — в языческую Русь царя Ивана. Как ты понимаешь, задача эта не на один или два дня. Это борьба на годы вперед, и может быть, результаты ее скажутся только к концу столетия, а вполне вероятно, что и в следующем веке. Но завоевание восточного колосса мы начнем с Польского королевства и Литовского княжества. Сейчас там открыто проповедуют еретики, лютеранство расползается, подобно смертоносной чуме. Князь Николай Радзивилл Черный всячески этому потворствует. Кальвинисты строят кирхи, заводят школы и типографии. Даже католическое духовенство проникнуто их идеями, монахи и монахини покидают монастыри, нарушают обеты целомудрия…
