— Ночь скоро кончится, днем всех нас ждет большое испытание… — продолжала Вассиана. — Я показала тебе все это, чтобы ты поверил, что мне есть чем торговаться с тобой, что обещание, которое я собираюсь дать тебе в обмен на услугу, — не пустой звук, я исполню то, что пообещаю. Я могла бы просто попугать тебя, могла бы приказать, могла бы обнадежить только на словах, но знаю, что человек ты другого времени, где люди уже отвыкли доверять друг другу даже в самых обыкновенных делах и требуют доказательств. Да, не удивляйся, я знаю, что ты человек не другого царства, а другого времени. И я хотела спросить тебя, хорошо ли жилось тебе там? Не голодно? Не одиноко? Был ли кто-нибудь в твоей жизни, воспоминание о ком согревало бы сердце твое теплом, и к кому хотелось бы вернуться? Любил ли ты своих родителей? Была ли женщина в твоей жизни?
— Зачем спрашиваете, ваше сиятельство? — чуть хрипло спросил Витя. — Чего от меня хотите? Продать душу дьяволу?
— Не беспокойся, — улыбнулась Вассиана и подошла ближе к зеркалу. — Не знаю уж, как ты воспримешь то, что я скажу сейчас, может, обидишься, может, обрадуешься, но душа твоя дьяволу не интересна. Люцифер охотится за великой гордыней, а не уязвленным мещанским самолюбием, его привлекают большие таланты, а не посредственные способности, его, как пыльца пчелу, манят чистые незамутненные души, а не грязноватее болотце мелких пакостей. Вот ведь и камень ты не взял, — она указала на лежавшие на покрывале аметисты, — не потому что он тебе не нужен, не потому что не желаешь богатства, а потому что просто смалодушничал, струсил. Но кто знает, может статься, что в малодушии — твое спасение. Считай, что тебе повезло. У тебя есть все шансы выйти без потерь из встречи с самим дьяволом, и притом еще с выгодой для себя. Ну как, рассердился?
Витя промолчал. Он и сам не знал, сердиться ему на ее слова, или наоборот. Вассиана взяла стоявший на стольце пузырек с красно-лиловой жидкостью и плеснула ею на зеркало. Пифон снова начал свои вращения. Голубоватый свет пожелтел и рассыпался на множество огоньков, в которых Витя узнал… огни уличных фонарей на Белградском мосту и поворот… на родную Будапештскую улицу, где жили его родители… В Питере шел дождь, рано поутру мчались автомобили в ту и в другую сторону по шоссе, разбрызгивая лужи; пешеходы, прикрывшись зонтиками, спешили на работу… А вот и подъезд дома, маленькая однокомнатная квартира, в которой на кухне поутру мать с отцом пьют чай, лица их спокойны, похоже, они и не знают, что с ним случилось, думают, наверное, в командировку уехал, никого не предупреждая, как бывало раньше не раз…
А это уже Гражданка, проспект Мориса Тореза. Лика выскочила из подъезда, раскрыла зонтик и, поглядывая на часы, заспешила на остановку маршрутки. Наверное, про него уже позабыла…
Проплыл в низко нахмурившихся тучах Адмиралтейский шпиль, и купол Исаакия блеснул мокрой позолотой… Как захотелось домой! Витя почувствовал, что комок подкатился к горлу, и он вот-вот заплачет.
— Мне приходилось бывать в твоем городе, — тихо произнесла Вассиана, — он очень большой и шумный, там много самодвижущихся экипажей, очень много людей. Они все спешат, торопятся, каждый занят собой, и никому нет дела до одинокого сердца рядом. Там даже в церковь мало кто ходит, и то только по большим праздникам. Никто не чтит Христа. Там самое место и царю Соломону, и Эстебану де Гарибе, и неразборчивому писаке, берущемуся за любую работу ради звона золотых монет в кармане. Ты испугался, что я попрошу тебя продать мне твою душу? Но прежде чем что-то продавать, надо иметь то, что продаешь, и знать какова цена того, что имеешь. Увы, в твоем времени есть множество людей, души которых не стоят и гроша. Их просто у них нет. Они всего лишь оболочки, пустышки. И людям твоего времени не надо бояться дьявола. Он — мальчик по сравнению с некоторыми правителями, имена которых, конечно же, тебе известны. Они еще и Люцифера поучат, как надо обращаться с человечеством. Уверена, что когда они умрут, он даже в ад их не пустит, потому что сам дьявол не способен изобрести для них наказания. Он побоится иметь с ними дело, как бы они не взялись за него, так что от дьявола останутся только рожки да копытца. Но человеку, каков бы он ни был, всегда дорог его дом и место, где он родился. Я хочу спросить тебя, желал бы ты вернуться назад?
— Желал бы я?! — чуть не вскрикнул Витя.
— Тише, — остановила его Вассиана, — не забывай, что ты пока еще не у себя дома. А в гостях кричать не нужно, тем более что все вокруг спят.
— Хорошо, — ответил Витя почти шепотом, — а что я должен сделать для этого?
— Я знаю, — Вассиана внимательно посмотрела на него, — что в своем времени или царстве, как хочешь это называй, ты занимался весьма тайной службой и получил обучение по этой части. Некоторые свои способности ты уже показал нам с Гарсиа.
Витя покраснел.
— Не смущайся, — успокоила его Вассиана, — то, что заметит Гарсиа, больше никто здесь не заметит не только сейчас, но и еще лет сто спустя. Потому хочу я, чтобы ты послужил мне. Если все получится, как я рассчитываю, я вознагражу тебя: ты и твой друг вернетесь домой.
— А что нужно делать? — еще раз осторожно поинтересовался Витя.
— То же, что ты и делал, когда жил в своем времени — выполнять приказания. Только теперь приказывать тебе стану я. И первое мое приказание таково — ты должен завтра же раненько утром, точнее уже сегодня, порасспросить Лукиничну, не знает ли она здесь, в Москве, какую бесноватую барышню, на которую якобы порчу навели через нечистую силу. Бывают такие больные и припадочные, которых кликушами здесь называют. Только смотри, как бы она тебе какую притворщицу не насоветовала. Лукинична и по-вредничать любит. Есть такие старые девки, которых замуж никто не взял, вот они босые по улицам бегают, да трясучку изображают, на мужике-то живо повиснут, только позволь. Так что гляди в оба, такие нам не нужны, все дело испортят. Если Лукинична спросит, для чего тебе, скажи, благочестивое дело задумал, о душе своей порадеть желаешь, да пожалобней, чтоб поверила. Нищим подать да о юродивых позаботиться — дело богоугодное, к спасению ведет. Многих хлебом не корми, дай милостыню кинуть в протянутые руки. Узнаешь когда у нее все — сам сходи, посмотри, на кого она тебе указала. Постарайся других о ней порасспросить, да похитрей, впросак не попади. Я бы Гарсиа все это поручила, да он испанец, и все знают это, как ни прикидывайся, за русского не сойдет. А от иностранцев мужики крестятся, окна и двери на засов запирают, как увидят. Как выполнишь, донесешь мне. А потом я дальше скажу, что делать. Согласен? — спросила она требовательно.
На стене снова замелькали огоньки родного Витиного города, и лицо Лики промелькнуло за окошком маршрутки…
— Согласен, — решился Витя, — только, ваше сиятельство, дозвольте спросить, как у нас в Питере-то очутились?
— Когда сам домой отправишься, узнаешь, как это получается, — ответила ему княгиня, беря пифона на руки. — Меня привлек один музыкант, он сочинял удивительную музыку. Казалось, сама Вселенная дышала в его произведениях. Но и он разменял свой талант на зеленые бумажки, за которые в вашем царстве можно купить все, и вселенная покинула его. Я тоже…
