— Тана, ты — золото! — воскликнула, не сдерживая уже радости Джованна. — Ты умница, девочка моя! Ты понял, где располагается шкатулка? — спросила она у капитана. — Сегодня же заберешь ее! Спасибо тебе, Тана, — герцогиня с нежностью поцеловала девушку в лоб. — Сам Господь послал тебя мне на помощь.
— Я хочу помочь вам, чтобы помочь Маршалу и госпоже Алинор, — взволнованно ответила та. — Всей жизнью своей я обязана им.
Дверь в будуар приоткрылась, на пороге появился один из матросов. Гарсиа ненадолго вышел из комнаты, а вернувшись, нарочито громко возвестил:
— Кобра поджарилась, госпожа! Прикажете накрывать на стол?
— Пусть накрывают, — кивнула Джованна. — И пусть достанут из трюма лучшего вина. А запеченный хвост кобры и ее голову отошлем с приветом Ридфору, чтобы и он полакомился всласть, — распорядилась она. — Когда отправишься за шкатулкой, не забудь прихватить ему гостинец.
— Слушаю, госпожа, — с улыбкой поклонился Гарсиа. — Как бы наше мяско не встало Командору Пустыни поперек горла…
— Ничего, проглотит…
Из просторной китайской столовой, затянутой разноцветными шелками и уставленной множеством фарфоровых статуэток, доносился аромат сочного печеного мяса, обильно сдобренного пряностями и чесноком. Герцогиня де Борджиа пригласила египетскую царевну принять участие в трапезе. Глядя на куски нежного, рассыпчатого мяса, подаваемого на стол на старинных бронзовых и фарфоровых блюдах, невозможно было представить себе, что еще несколько часов назад вся эта вкуснятина представляла собой опаснейшее ядовитое чудовище. Все блюда обильно украшали благоухающие травы, ломтики зеленых дынь с розовой мякотью и гранаты с рубиновыми зернами. Матросы внесли в столовую широкогрудый стеклянный сосуд, поставленный в плетеную корзину. Внутри сосуда колыхалась янтарно-желтая жидкость.
— Я приказал достать из трюма амфору с пальмовым вином, подарок Маршала Храма, — сообщил Джованне Гарсиа. — По-моему, есть повод открыть ее сегодня.
По знаку капитана старший из матросов, прислуживавших за столом, откупорил амфору и зачерпнув металлической чашей на длинной ручке игристое вино, разлил его в стоявшие на краю стола фарфоровые кубки. Затем его помощники поднесли кубки герцогине, капитану и их юной гостье.
— Да, тайна изготовления любимого напитка фараонов была утрачена с началом христианской эры, — произнесла, любуясь древним напитком, Джованна. — Истлевший папирус, открывший дорогу к разгадке одной из шарад древности, случайно обнаружили в начале тринадцатого века Великий Магистр ордена Храма Рауль де Куси и несколько его храбрецов-рыцарей, в поисках добычи забравшиеся в древнюю гробницу. В ту пору армия франкских пилигримов направлялась из Птолемаиды к городу Дамиетта, располагавшемуся на правом берегу Нила. Они долго шли по бесплодной пустыне, где не было ни деревьев, ни растений, и наконец вступили в Долину Львов, некогда бывшую цветущим городом, а к тому времени уже представлявшую собой кладбище увядшей цивилизации. Все пространство Долины между Нилом и красным озером Менсал, усеянным по берегам соляными пиками цвета зари, похожими на коралловые рифы, покрывали скрытые в тени пальмового леса руины древних построек, почти утонувшие в подступивших вплотную к обвалившимся берегам, затянутых водорослями и илом водах бесчисленных каналов. Армия пилигримов под предводительством французского короля Людовика Святого и его супруги Марго Прованской, сопровождавшей короля во всех его начинаниях, изможденная походом, остановилась в Долине на привал.
Шедшим как обычно в авангарде тамплиерам для отдыха досталось место на окраине города, от которой начиналась целая галерея древних гробниц, выстроенных ярусами.
Большинство захоронений было давно уже разграблено. Поэтому вход в них, всегда тщательно скрываемый египтянами, найти не составляло труда. Спустившись внутрь захоронений, Рауль де Куси, отличавшийся бесстрашием, и с десяток особо смелых и любопытных его братьев по ордену, обнаружили несколько безобразных мумий, пропитанных смолой и солью, окаменевших в отвратительных формах. Все они были выворочены из своих гробниц; от украшений, сопровождавших их некогда в последний путь, не осталось и следа. А вот несколько свитков папируса валялось посреди оскверненных залов, их гоняло ветром туда-сюда, и Великому Магистру де Куси пришлось собирать их по одному. Тогда он еще не знал, что нашел рецепты божественных напитков, душистых и волнительных, как сама легенда о них. Там содержалось описание пальмового, финикового, зеленого вина, а также невиданного с тех давних пор вина фиалки. По приказу Магистра надписи на свитках восстановили и перевели. С тех пор в своем замке Сафед, недалеко от Птолемаиды, тамплиеры восстановили старинные способы создания напитков бога Солнца Амона-Ра и угощали ими только особо почетных гостей.
— Хотя я и родилась в Египте, я никогда не пробовала ничего подобного! — воскликнула Тана с восхищением, отведав пальмового вина. — А все, что раньше я слышала о нем, казалось мне только сказкой. О, это напиток для королей! В Лазурном замке его подают только Великому Магистру, Маршалу и Сенешалю Храма. Да и то в редких случаях. Обычно Маршал пьет виноградное финикийское.
— Признаться, я давненько так вкусно не обедал, — несколько саркастически заметил Гарсиа, принимаясь за мясо кобры, — а тем более с таким удовольствием. Давненько не был так голоден, благодаря Ридфору.
— Вы знаете, госпожа, я так счастлива, что нахожусь с вами, что мне хочется петь, — призналась Тана. Она оглянулась вокруг и увидев в углу столовой пятиструнную арфу, стоящую на резной подставке из розового дерева, выполненной в форме карликового дуба, поспешила к ней. — Я хочу спеть Вам одну из баллад Маршала. Если позволите, госпожа, — она робко взглянула на Джованну своими чудными лазоревыми глазами.
— Я с удовольствием послушаю, — поддержала ее герцогиня. — Я и сама люблю баллады трубадура Аквитании Гильома де Арса, ставшего Маршалом Храма. Что скажешь, Гарсиа?
— А я с удовольствием покушаю под музыку, — откликнулся тот, разделывая золотым ножичком кусок, искусно свернутый поваром в змеиный клубок.
Тана осторожно сняла арфу с подставки и усевшись на затянутый шелком диван, склонилась над инструментом. Ее быстрые пальцы нежно-оливкового цвета с точеными белыми ноготками заскользили по струнам. Лирический перезвон наполнил столовую, вырвался на палубу, заструился над волнами озера. Нежный хрустальный голосок царевны, старательно выводящий изящные французские слова, потянулся вслед за ним:
Влюбленные, вам прежде всех других,
Я про свои страдания поплачу:
От преданной подруги дней моих
Идти я должен прочь — нельзя иначе.
Иду туда, где претерплю мученья,
В ту землю, где сносил мученье Бог.
Там омрачит мне мысли огорченье,
Что от любимой Дамы я далек…
Герцогиня де Борджиа поднялась со своего кресла. Подошла к дивану, сняла со стены мандолину и, присев рядом с Таной, присоединила свой более низкий голос к пению наследницы фараонов:
