Вот! То, что доктор прописал! Вожников с улыбкой погладил ладонью кольчатый, с позолоченными стальными пластинами, колонтарь, над которым, отливая матовым блеском, висел боевой шелом ордынского – восточного – типа, вытянутый, с украшенными узорочьем нащечниками и наносником-стрелою. По краю шлема шла какая-то надпись затейливой арабской вязью, верно, призывала благословенье Аллаха.
– А что ты салад не наденешь? – тихою сапой подобралась сзади жена.
Да так неслышно подошла, князь не повел и ухом, лишь повернувшись, взял княгиню за руку:
– А-а-а, вот и солнце мое! Салад, говоришь?
Елена повела плечом:
– Ну да! Карла французского подарок.
– Это с колонтарем-то его надеть советуешь? – хохотнул князь.
– Да что я, дура? – Княгинюшка возмущенно фыркнула и махнула рукою. – Я думала, ты панцирь миланский оденешь… Но раз колонтарь – тогда шелом или мисюрка. И – сабля, не палаш.
– Ты думаешь?
– Сабля к шелому ордынскому куда больше подходит.
– Ну, как скажешь, милая.
В темно-голубом, с шелковыми серебристыми вставками и глубоким вырезом, бархатном платье, сшитом по последней бургундской моде, со стягивающим солнечно-золотистые волосы усыпанным самоцветами обручем, великая княгиня смотрелась настолько загадочно и заманчиво, что Егор обнял жену за шею и, крепко поцеловав в губы, восхищенно потряс головой:
– Ты у меня, как пиковая дама!
– Вот уж неправда! – забавно наморщив лоб, возразила Елена. – В гаданьях я всегда червонной дамой была.
Князь покладисто согласился:
– Ну, червонная так червонная, спорить не буду. Ты что пришла-то? Спросить хотела чего?
– Просто так заявилась, тебя проведать – нельзя?
– Да можно, милая…
Покусав губы, княгинюшка вдруг прижалась к мужу щекой и тихонько молвила:
– Может, думаю, посоветуешься ты со мной, как обычно делал. Дело-то непростое, я ж вижу.
Егор погладил супругу по волосам и вздохнул:
– Непростое – да.
– Так что ж совета не спросишь, любый? – В синих глазах княгини вспыхнули золотистые искорки. – Иль я тебя когда подводила, плохое советовала?
Елена говорила тихо, но весьма уверенно, еще бы – если б не ее советы, так где бы был сейчас князь Егор? И вообще – кем бы?
– Позже хотел поговорить с тобой, милая, – ничтоже сумняшеся соврал князь. – Вот выберу доспехи и…
– Так выбрал уже! – Княгинюшка звонко расхохоталась, показав крепкие белые зубки. – Колонтарь, сабля, шелом. Выбрал, а теперь – спроси. Что в этом походе самое трудное? Небось, Витовта интриги?
– Да черт с ним, с Витовтом, – с досадою отмахнулся Вожников. – Мне б своих князей примирить.
– Звенигородского Юрку да нижегородского Ивана Тугой Лук?
Егор хмыкнул: что ни говори, а родная супружница была очень неплохо осведомлена о всех местных фигурах, даже, пожалуй, куда лучше, нежели сам князь. Ну, так ведь местная! С детства в этом соку варилась, сплетни да слухи слушала.
– Я бы, конечно, Юрию какие-нибудь другие земли пожаловал вместо Нижнего, – задумчиво произнес князь. – Да вот возьмет ли? По характеру-то он горд, неуступчив.
– Уверен в себе зело. – Елена недобро прищурилась. – Думает, все хорошо у него…
– Да ведь так и есть… или?
– Вот именно – или. – Княгиня как-то покровительственно взглянула на мужа и кивнула на лавку. – Присядем, поговорим? В ногах-то правды нету.
– Поговорим, – усевшись рядом с супругой, Вожников задвинул свинцовую оконную раму: день сегодня выдался непогожий – дождливый, слякотный, как бы не продуло любимую женушку. Времена на дворе сермяжные – антибиотиков нет, любая простуда смертельно опасна! А уж если там воспаление легких или бронхит – прямая дорога в могилу, без вариантов, не помогут ни доктора, ни ведьмы.
– У Юрки Звенигородского сыновья есть, – примостившись поудобнее, все так же негромко продолжала княгиня. – Отроци, но уже не малые. Старший – Василий, лет осьмнадцати, а младшему, Дмитрию, пятнадцать, но заводила – он, младший. Себе на уме братцы, нраву буйного, батюшку своего не особенно чтут, что хотят, то и воротят. Вообще, – Елена осуждающе покачал головой, – такая уж молодежь нынешняя! Наглая, буйная, неуважительная – старших ни во что не ставят.
– Ой-ой-ой! – засмеялся Егор. – Ты что разворчалась-то иль сама уже старушка?
Еленка отмахнулась:
– Да ну тебя! Слушай, что говорю, лучше.
– Так я слушаю, слушаю.
– Ну вот, – княгиня шмыгнула носом. – Ты, любый, покуда идешь с войском к Нижнему, не поспешай зело. Часть войска отправь, а сам с малой дружиною по пути в Галич заедь – Василия да Дмитрия Юрьевичей проведай. Ты ведь для них, ежели на немецкий лад, сюзерен, а они – твои вассалы. И дети Юрия, и сам Юрий. Он сыновей-то в поход покуда не взял, в Галиче – за боярами для пригляду – оставил.
– Откуда знаешь? – вскинул брови Егор.
– Сорока на хвосте принесла!
Еленка весело расхохоталась, как делали все тогдашние люди, старательно смеявшиеся над любым пустяком – не так уж и много было радостей в жизни, так почему ж и над пустяками не посмеяться, если смешно? Поначалу эта привычка несколько раздражала Вожникова, но вот сейчас ничего, смирился, даже и сам иногда хохотал по любому поводу.
– Вестника я расспросила, – отсмеявшись, пояснила княгинюшка. – Того, из Нижнего, что письмо привез.
Егор повел плечом:
– Так и я с ним беседовал! Что же он мне-то ничего не…
– А ты про сыновей Юркиных спрашивал?
– Нет.
– Так то-то же! – Елена наставительно покачала большим пальцем у самого носа супруга. – С батюшкой своим Дмитрий да Василий все время ругаются, цапаются – эх, молодежь нынешняя! – однако возраст у них такой, что кого-то для подражания требует. Ну, чтоб было на кого равняться, с кого пример брать, кого похвала – за счастие!
– Понятно, – потер руки князь. – Как мой тренер.
– Кто-кто?
– Говорю, тебе надо подростковым психологом работать. Или уж сразу – психиатром.
Пододвинувшись ближе к жене, Вожников обнял ее за плечи, поцеловал в шею, а затем и ниже – в глубокий вырез бургундского платья, почти что в грудь…
Еленка неожиданно отстранилась – видать, не все еще высказала, не всему научила.
– Еще что-то присоветовать хочешь? – улыбнулся Егор.
Княгиня кивнула:
– Хочу.
– Так говори же!
– Я о Витовте все. – Покусав губы, княгинюшка опустила голову, исподлобья посматривая на мужа – вновь подняла прежнюю свою тему. – И о Софье… инокине Марфе. Через нее, через нее, подколодную гадину, Витовт свои козни плетет, сильная от Софьи опасность исходит, я чувствую, знаю… Убить, государь мой! Раздавить змеюку! Давно, давно пора бы…
