— Сьюзи… — пробормотал Матвеев. — Вот ведь зараза какая… Интересно, а Том знает?
— Знает, наверное, — ответил Хартон. — Даже наверняка знает. Он ей пару раз устраивал… веселую жизнь — она потом неделю очки и маску не снимала, синяки прятала. А однажды он из патруля заявился неожиданно… Помнишь, когда его на месяц в отпуск отправили?
— Ну?
— Вот тебе и «ну»… — усмехнулся Хартон. — Хорошо еще, что не посадили, он ее саму и дружка ее так отметелил, что те в госпитале неделю валялись.
— Бросил бы он ее, — проворчал Матвеев.
— Любит, — коротко ответил Хартон и вспомнил свою Эльзу.
Как ему однажды стало плохо после бурной ночи в кабаке, и он еле добрался до дома, уснул прямо на полу, даже раздеться не пытался. И как потом Эльза рассказывала, как она испугалась, увидев лежащего в комнате без движения мужа. Как она подумала самое страшное, и как она орала и хлестала его по щекам, когда поняла, что он жив, просто пьян — настолько пьян, что называет ее чужим именем.
«Меня жена тоже любит, — со все возрастающим чувством стыда подумал лейтенант Хартон. — Правда любит. Тысячу раз могла уже бросить — я ведь далеко не подарок, еще какой «не подарок»… а не бросает… И правда, сильно она, должно быть, напугалась — увидеть в доме труп человека… близкого человека… лежит, без движения, лицом вниз, правая рука вытянута вперед, словно бы он к чему-то тянулся, левая рука безжизненно повернута вверх ладонью, ступни ног бессильно вывернуты… Падший… точнее, павший ангел, — подумал Хартон. И сразу же за этим почему-то: — «Ангел смерти»…»
— Лейтенант Хартон! Внимание!..
Хартон очнулся и понял, что флаер тормозит. А через миг, взглянув на экран внешнего обзора, он понял также и то, почему он тормозит.
Впереди, ярдах в ста, на грунте стоял полицейский флаер. Люк его был распахнут, на песке возле него наполовину занесенные песком лежали два тела в полицейской форме. Одного из них почти полностью скрывал корпус флаера, а второй виден был отчетливо — лежит, без движения, лицом вниз, правая рука вытянута вперед, словно бы он к чему-то тянулся, левая рука безжизненно повернута вверх ладонью, ступни ног бессильно вывернуты…
Лейтенант Хартон мгновенно вцепился в рукоятки пулемета, толстый ствол дрогнул, зашарил по пескам в поисках цели… которой не было.
— Это наши, — срывающимся голосом доложил сержант Матвеев, — из нашего участка, машина капитана Гейгера, его позывные, они вчера вышли в патруль…
— Ганс… — прошептал лейтенант Хартон. — Павший ангел…
Вчера только они виделись — вечно улыбающийся, светловолосый, высоченного роста… действительно очень похож на ангела, какими их обычно изображают на картинах… погибший ангел, ангел смерти… точно, это он и есть. Лицом вниз, но не узнать его нельзя, такой рост в участке только у него…
И тут же какая-то странная мысль кольнула лейтенанта Хартона. Что-то здесь было не так, что-то неправильное было в этом всем.
Черт! Конечно, неправильно! Не должны люди умирать, валяться вот так вот, в песках! Особенно полицейские, хотя на их-то долю это выпадает чаще I всего…
— На грунт! — приказал Хартон.
Флаер послушно опустился на песок, двигатели взвыли и замолкли. Хартон натянул маску и очки, открыл люк и вышел из флаера.
Снаружи было холодно, несильный, но очень неприятный ветер мгновенно ударил по лицу. Хартон достал пистолет и приблизился к телу. Наклонился, перевернул…
— Ганс, — выдохнул он.
Маски и очков на убитом не было. Хартон переключил свои очки в инфракрасный режим и понял, что флаер остановился совсем недавно, — двигатели еще были теплыми, корма флаера слабо алела на безликом фоне мертвой пустыни. Конечно, тело капитана Гейгера было лишь присыпано песком, через пять-семь часов на месте его остался бы лишь холмик. А второй…
Черт!
За корпусом флаера отчетливо краснел силуэт второго полицейского.
— Сержант! — рявкнул Хартон. — Ко мне! Быстро! Второй еще жив!..
Сержант Матвеев возник рядом буквально через секунду. Они вдвоем подбежали ко второму полицейскому, перевернули тело — очки, маска, нашивки лейтенанта…
— Кто это?! — В голосе сержанта отчетливо звучало удивление.
И тут только лейтенант Хартон понял, что его во всем этом насторожило.
Капитан Ганс Гейгер действительно вчера отправился на патрулирование в пустыню. Но он отправился туда один.
Больше ничего подумать лейтенант Хартон не успел. Оглушительный выстрел, ударивший ему в лицо, опрокинул мир, расколол его на мельтешащие осколки и погасил навсегда. И напоследок Хартон успел еще услышать второй выстрел и крик сержанта, донесшийся до него уже откуда-то сверху, из наваливающейся давящей тьмы.
Через десять минут два флаера, словно исполнившие свою жестокую миссию ангелы смерти, медленно поднялись в воздух, развернулись и неспешно на антигравитационных двигателях пошли на запад, к кратеру Галилея, оставив на песке три тела в полицейской форме.
* * *
Николай Мороков не был родственником легендарного Сергея, вместе с Ташико Мицуси основавшего на Марсе транспортную компанию. Хотя в детстве ему очень хотелось верить в это. Да и сейчас порой он мечтал, насколько лучше бы жилось ему, окажись Сергей Мороков его предком. Доходы от «Ташико-Морок» были немалые, намного больше, чем зарабатывал простой водитель грузовика, даже если приходилось крутиться исключительно на дальних рейсах.
А тут еще и фамилия такая… Уже во время устройства на работу Николаю пришлось услышать веселое «племянничек» от кого-то из водителей-старожилов. Никаким племянником он никому не был, но шуточка быстро разошлась, и иначе никто уже его и не называл. Пренебрежительный оттенок в этом прозвище сохранялся, даже если его произносили в шутку, с улыбкой. И со временем Николай потерял терпение — вначале просил, затем перешел на ответные оскорбления (он действительно считал это прозвище оскорбительным), а через год уже сразу бил в морду шутнику, посчитавшему себя таким остроумным.
Эта манера поведения не замедлила сказаться на заработке и послужила основной причиной неприязни к нему, возникшей в коллективе. Прозвище не кануло в Лету, оно просто ушло на задворки, продолжая существовать. Николая по-прежнему называли «племянничком», но уже исключительно за глаза.
Николай сделался угрюмым и нелюдимым, наметившиеся было в первые дни друзья как-то не превратились в настоящих, с девушками он стал стеснителен, стараясь не представляться по фамилии. И все выходные проводил в одиночестве.
Но однажды он познакомился в баре с водителем по имени Стекс из расположенного в Нью-Риме филиала, и как-то так получилось, что между ними возникла если и не дружба, то взаимопонимание. Водитель этот сразу притягивал к себе внимание — здоровый и бритоголовый черный; ярко-белая татуировка на правой руке: «Вашу мать я вспомню не раз!..»; кислородная маска разрисована яркими красками и напоминает собой оскалившуюся пасть хищника. Этот последний штрих особенно понравился Николаю, так украшали себя только самые крутые водители, компания «Ташико-Морок» запрещала подобное, но тот, кому хватало смелости плевать на подобные запреты, невольно вызывал у Николая уважение. Самому ему когда-то пришлось поплатиться двухмесячным жалованьем за такие же точно «художества», и сейчас кислородная маска у него была самая обычная.
