Черт бы побрал все на свете!
— Ты ищешь воду? — сказал я, шагнув к нему из-за деревьев. — Между прочим, река совсем в другом направлении!
Скрэк резко приподнялся на локте, глядя на меня полубезумными от боли и ярости глазами, и схватился за нож.
— Убирайся!.. Не подходи!
— Как скажешь. И все-таки река в той стороне. Если хочешь, могу тебя к ней отнести…
— Не подходи, румит!
— Ну, дело твое.
Я отступил в лес, а Скрэк, проводив меня полным отчаяния и бешенства взглядом, развернулся и пополз в указанном направлении. Уж не знаю, каким образом ему удавалось продираться сквозь дикую чащу, если он только что с трудом передвигался даже по тропинке, но он полз с одержимостью маньяка, почти не останавливаясь, чтобы отдохнуть.
Вор наверняка догадывался, что я за ним наблюдаю, потому что больше не позволял себе стонать. Лишь когда его нога зацепилась за петлю ползучего растения, у него вырвался громкий вскрик, который он тут же заглушил, вцепившись зубами в ладонь…
И тут мое терпение окончательно иссякло. Я прыгнул к этому мазохисту, крепко схватил за правую руку и приподнял. Не обращая внимания на негодующий вопль, взвалил себе на спину худое дергающееся тело, перехватил колотящую по моим плечам вторую руку и быстро зашагал через лес. Теперь, когда я крепко держал унита за запястья, он мог только бить меня ногами — вернее, одной ногой… Во всяком случае, я так полагал, но понял, что недооценил Скрэка, когда в мое ухо вдруг вцепились острые зубы.
Взвыв от боли, я что было силы встряхнул висящую на моей спине злобную бестию и спас тем самым остаток уха. Потом, мотнув головой назад, от души врезал Скрэку затылком в лоб, — тот взвыл и обмяк, но я не рассчитывал, что блаженное спокойствие продлится долго. Зная живучесть этого ублюдка, я пустился через лес бегом; еще не хватало, чтобы звереныш впился зубами в мою сонную артерию!
При виде блеснувшей впереди реки Скрэк дернулся, напрягся и закричал. Пробежав по инерции еще несколько шагов, я поспешно скинул его на землю: честно говоря, я предпочел бы нести на спине голодного вампира, чем очнувшегося лаэ-тянина!
Со змеиным проворством Скрэк пополз к реке и начал пить, захлебываясь от жадности…
Пока вор утолял страшную жажду, я успел приложить к прокушенному уху подорожник и немного успокоиться. Парень, как и я, пробыл в лесу не меньше двух земных суток; если он столько времени оставался без воды, не стоило удивляться его отвратительному настроению!
— Ладно, дай я все-таки посмотрю, что у тебя с ногой…
Я подошел, наклонился над лаэтянином — и лишь в последний миг сумел избежать удара ножом в грудь. Только потому, что я быстро отпрянул, лезвие вспороло мне кожу на плече, а не воткнулось в сердце.
— Ты что, совсем спятил?! — гаркнул я, зажимая ладонью рану.
В ответном верещании я разобрал только слова «калькар», «раб» и «румит» — и с трудом удержался от того, чтобы как следует пнуть мерзавца. Полминуты я стоял, рыча от ярости, потом плюнул в сторону источающего злобу звереныша и быстро пошел прочь.
Я еще долго не мог успокоиться и самыми последними словами поминал лаэтского вора, приматывая к раненому плечу разжеванный подорожник. В ход пошли не только бранные выражения на родном языке, но и крепкие словечки ва-гасов, а впридачу — весь богатый спектр ругательств, почерпнутый мною в Окраинной тюрьме. Когда я наконец выдохся и замолчал, кровь уже почти не текла из пореза.
Что ж, для таких ублюдков, как Скрэк, не существует худших врагов, чем они сами. Вор добровольно обрек себя на медленную мучительную смерть в ночном лесу, а мне пора было перестать думать о ранившем меня злобном безумце и как можно скорей заняться подготовкой к ночевке… Жаль, что я не могу, подобно медведю, впасть в спячку на двести с лишним холодных темных часов!
Некоторое время я энергично собирал орехи вокруг рощицы горячих деревьев и, как белка, набивал ими дупло. Потом подумал, что смогу гораздо быстрей подниматься и спускаться к своему жилищу, если сплету лестницу из ползучих растений, густо обвивавших многие стволы. Стебли лунных «лиан», длинные, гибкие и прочные, тем не менее легко ломались в местах сочленений: я выбрал толстый кусок футов в двадцать, завязал на нем множество узлов и прикрепил к ветке рядом с дуплом.
Будь у меня нож, я сумел бы сделать лестницу получше, с деревянными ступеньками смог бы также вырезать себе прочную дубинку на случай встречи с тор-хо…
Ну почему я не отобрал нож у Скрэка? Впрочем, еще не поздно было исправить свою оплошность, и я быстро придумал, как отнять оружие у лаэтянина без риска напороться на клинок. Мне вовсе не хотелось снова любоваться на эту свирепую бестию, но другого выхода не было; запасшись длинной тонкой «веревкой», я зашагал обратно к реке через быстро темнеющий лес.
Скрэк лежал на том же месте, где я его оставил — теперь он валялся на спине, погрузив больную ногу в холодную воду.
Но еще задолго до того, как я увидел унита, я услышал его стоны, временами переходящие в тонкий надрывный скулеж. От этих звуков у меня мороз продрал по коже, — а выйдя к реке и увидев вора, я начисто забыл обо всех неприятностях, которые совсем недавно претерпел из-за него.
На берегу теперь лежал не злобный демон, а просто истерзанный болью мальчишка, который к тому же был ненамного старше Наа-ее-лаа… В пересчете на земные года я дал бы ему лет семнадцать-восемнадцать, у него еще и борода не росла! Теперь, когда ему не перед кем было больше храбриться, злобная маска слетела с него, обнажив истинное лицо, и это лицо показалось мне очень похожим на лицо больной лаэтской принцессы… Мне пришлось помотать головой, чтобы избавиться от нелепого наваждения.
Скрэк тоже мотал головой из стороны в сторону и конвульсивно вырывал рядом с собой пучки травы. Мне самому приходилось ломать ногу, и я знал, каково это: каждое движение причиняет тебе боль, но и лежать совсем неподвижно ты не можешь.
С хриплым стоном закинув руки за голову, унит начал скрести пальцами землю…
В тот же миг я метнулся вперед и надел ему на запястье петлю моментально прикрутил одну руку к другой, — и когда Скрэк рванулся, тонко отчаянно взвыв, я уже привязывал веревки к стволу дерева за его головой.
Мальчишка бился, визжал, сыпал проклятьями, но без толку: лунные лианы удержали бы даже тор-хо.
— Чтоб твои глаза выели черви! Чтоб тебя закопали живьем, проклятый раб! Я убью тебя и вырежу тебе печень! А-а-а!
— Лучше не дергайся, себе же делаешь хуже, — посоветовал я, наклоняясь над ним.
Такой неистовой ярости, какая пылала сейчас в голубых глазах Скрэка, я, пожалуй, не видел даже в глазах тор-хо.
— Только посмей ко мне прикоснуться, мерзкий румит! Только посмей… Не-е-ет!!
Вопль Скрэка перешел в рыдание, когда я взял его подмышки и вытащил из воды. Он попытался пнуть меня здоровой ногой, но я прижал ее к земле и для верности на нее уселся. Теперь парень был совершенно беспомощен и мог только осыпать меня проклятьями и угрозами.
