— Так что тебе наболтал этот языкастый? Телохранитель Катарины поднял глаза к потолку.
— Он сказал — нынче утром какой-то придурковатый мальчишка всучил стражникам у ворот восковую табличку. Дескать, ему велено передать это для сэра Певерила. Стражники так и не дознались у дурня, кто ему дал эту галиматью, надавали сопляку пинков и прогнали, но церу все ж таки отнесли шерифу ...
— Что еще за цера? — резко спросила Катарина, сидевшая рядом со мной на кровати. — Олифант, ты что, не можешь говорить быстрей?
Теперь сакс в упор уставился на меня.
— Слуга говорит, там было накарябано, будто сэр Гринлиф — один из аутло и он-де нарочно направил конвой на западную тропу, прямо в лапы разбойникам.
Я быстро встал и ухватился за резной столб, поддерживающий балдахин.
— Что?!!
— Так там было написано, — кивнул Олифант. — Слуга сказал — вроде бы как шериф ничуть в это не поверил. Но, наверное, решил: нет дыма без огня, и велел конвою отправляться по Королевскому Пути. А по западной тропе послал пустую повозку и дюжину переодетых наемников, чтобы, значит, прихватить разбойников, если те все-таки позарятся на поживу...
— Я знала! Я так и знала, что этим все закончится! — Катарина нервно сплела пальцы. — Ты понимаешь, что будет, если хоть одного из разбойников взяли живьем? Он же выдаст тебя со всеми потрохами, и тогда...
— Нет, — покачал головой Олифант. — Аутло и вправду напали на повозку, только никого из них взять не удалось. Вроде бы двух или трех подстрелили, но западная тропа — она ж проходит через самую чащу, так что разбойники унесли ноги и даже трупы своих товарищей... ежели кого из них и впрямь прикончили. А наемники потеряли двоих убитыми и троих тяжелоранеными, и среди уцелевших не нашлось охотников лезть в заросли, чтобы схлопотать стрелу в глаз.
Несколько секунд я молча стоял, прислонившись к столбу, потом похромал к двери. Олифант загудел о том, как был доволен вице-граф, когда узнал, что сэру Гринлифу удалось-таки прикончить одного из разбойников, — шериф пожелал даже самолично осмотреть труп знаменитого Маленького Джона... Я не особо вслушивался в его гудение.
Может, убийство себя самого и восстановит мою репутацию в глазах шерифа, но как я теперь посмотрю в глаза Локсли и другим вольным стрелкам?
Прихватив со скамьи перевязь с мечом, я шагнул за порог — а Гай Гисборн издевательски ухмыльнулся мне с того света.
«Тот, кто скачет сразу на двух конях, рискует быть разорванным на две части», — сказал Ричард Ли. Как видно, отец Катарины был прав.
Допив остатки воды из фляги, я вернул ее в седельную сумку и мельком взглянул на труп в железной клетке, болтающейся на столбе. Первые дни вокруг этой погани все время толпились зеваки, даже жители дальних деревень приходили взглянуть на останки «Маленького Джона»; потом страсти улеглись, и теперь компанию Гисборну составляло только воронье.
Но время близилось к закату, и вороны, с громким карканьем снявшись с места, полетели в сторону Шервуда... Который теперь был мертв и пуст, как расклеванные глазницы скотта.
Вот уже третий день я обшаривал все знакомые мне обиталища вольных стрелков, от «сторожки» Тука в Фаунтен Доле до поляны Великого Дуба, — однако шайка Локсли словно провалилась сквозь землю. Сегодня я опять наведался к Лысому Бену, хозяину питейного дома «Весельчак» в Блидворсе. Этот сообразительный малый целый месяц исправно служил связным между мной и аутло, а вот теперь как будто перестал понимать, о чем я толкую, и в ответ на мои расспросы только качал головой да разводил руками. Единственное, чего я под конец добился от хозяина «Весельчака», — это угрюмого бормотанья: «Возвращались бы вы лучше в Ноттингем, сэр Гринлиф. Если и дальше будете ездить по Шервуду, тем паче в одиночку, — кончите как те два наемника на западной тропе, помяните мои слова!»
Конечно, я мог бы потрясти Бена так, чтобы у него расшатались все зубы, но это не дало бы желаемых результатов. Легче было поймать ветер шапкой, чем найти вольных стрелков, если те не желали, чтобы их нашли. Похоже, Маленький Джон, чей труп сейчас висел в железной клетке на подъезде к Ноттингему, умер не только для Вильяма Певерила, но и для шервудских аутло...
Я сплюнул, выругался и пришпорил коня. Надо было успеть вернуться в Ноттингем прежде, чем городские ворота закроются на ночь, но завтра я собирался в Хокнелл, к сестре Кеннета Беспалого, — может, у нее удастся выведать то, что не удалось вызнать у Бена...
Так-так, кажется, не я один питаю пристрастие к поздним прогулкам!
Из ворот вырвались несколько всадников, почти сразу перешли с рыси на галоп — но резко остановились в нескольких ярдах от меня, давясь невнятной бранью. Развернув коня, я приветствовал своих оглоедов широкой улыбкой, словно ездить поперек дороги, а не вдоль было моим любимым делом.
— Вечер добрый! Собрались в самоволку, господа?
Наемники ответили глухим нестройным ропотом. За месяц, проведенный под моим командованием, они хорошо усвоили, что значит «самоволка», а также узнали, что такое учения в условиях, приближенных к боевым... и что бывает за пререкание с командиром. Треть отряда сочла получаемые от Вильяма Певерила деньги недостаточной компенсацией за подобную службу, ко дню Святого Петра в веригах в распоряжении вице-графа осталось только тридцать головорезов, и мне с трудом удалось доказать шерифу: мал золотник, да дорог!
А вот теперь часть этого золотника свирепо зыркала на меня и что-то невнятно бурчала. Среди пятерых самых отпетых мерзавцев, каких Франция выплевывала на берега Альбиона, я с удивлением увидел некоего замухрышку в потрепанном коричневом плаще, верхом на неказистой лошаденке.
— И куда это вы собрались на ночь глядя? — ласково осведомился я. — Да еще без дозволения командира?
Ударив пятками свою клячу, замухрышка вдруг рванулся ко мне:
— Сэр Гринлиф! Не иначе как вас послал сюда сам Господь!
Мой конь заплясал, возмущенный внезапным наскоком, а я вдруг узнал человечка в коричневом: не так давно тот приезжал к вице-графу вместе со священником эдвинстоунской церкви просить о пожертвовании на церковные расходы.
— Ба, Том Питкин! Что ты здесь делаешь, достопочтенный причетник? Решил бросить служение и записаться в наемники?
— Сэр Гринлиф, я знаю, где сейчас Робин Гуд! — выпалил причетник.
— Что?! Пьян ты, что ли? — я наклонился, вглядываясь в острое рябое лицо с редкой бородкой. — Что за ересь ты тут несешь?
— Клянусь Господом Богом нашим, который умер на кресте, — Питкин истово перекрестился. — Локсли задумал венчаться в нашей церкви в Эдвинстоуне, еще за полночь он нагрянул туда со всей своей оравой...
— Теперь я вижу — ты и вправду пьян. Главарь шервудских бандитов задумал венчаться? Расскажи это кому-нибудь другому!
— Господом Богом нашим и всеми Его апостолами, — причетник чуть не подпрыгивал в седле. — Локсли отвалил святому отцу пригоршню золота, чтобы тот согласился обвенчать его с беременной шлюхой! Это с бабой-то, которую не к алтарю бы, а к позорному столбу! Ей вот-вот рожать, а туда же — корчит из себя непорочную деву...
