В комнате взорвалась полная и абсолютная тишина. Цвет вохраньковского лица наводил на мысль о скором аппоплексическом ударе.
«Понятых вон!» — заорал следователь, разбрызгивая слюну, и ринулся к телефону. Два пассажира потащили старух под трясущиеся руки из комнаты, а Вохраньков яростно набрал какой-то номер. «Рогачев? — заорал он в трубку, — Ты, сукин сын, какую книгу в портфель положил? … Что?… Какого ж тогда х…» Оборвав разговор на полуслове, следователь бросил трубку, злобно оглянулся и набрал другой номер: «Ходорев? Капитан Вохраньков говорит. Запиши адрес — Оружейный переулок, дом 5–9, квартира 17 … Не дробь, говорю, а тире, дубина: пять тире девять. Вышлешь бригаду с обыском по категории Б3.» Собрав свое хозяйство, видео/звуко-операторы вышли из комнаты. «Чтоб через полчаса были на месте!» — хлопнув трубкой, следователь направился к двери. «В Лефортово его. — рявкнул он, проходя мимо старшего по званию пассажира, — И, чтоб пальцем не тронули … я с ним сам разбираться буду!»
Громко хлопнула дверь. Шаги Вохранькова затихли вдали.
Пассажир вынул из кармана грязный носовой платок, стер с лица начальникову слюну и без выражения произнес: «Встать.» Эрик встал. «Следовать за мной на дистанции два метра. Шаг вправо, шаг влево считаются побегом и пресекаются соответственно. Ясно?» — кэпэгэшник достал из кармана наручники и сковал Эрику руки. «Ясно, товарищ.» «Тамбовский волк тебе товарищ! — раздраженно ответил пассажир, — Пшел!» — он направился к двери. «Пшел!» — эхом повторил второй пассажир и толкнул Эрика в спину. Надевая на ходу респираторы и шапки, они вышли из комнаты.
В темном коридоре не было ни души. С кухни доносилось гудение плохо отрегулированного кондиционера. Сквозь плотно закрытые двери комнат не проникало ни звука.
Лестничная клетка — лестница — парадное.
У подъезда стоял черный микроавтобус («воронок») и кучка зевак. «Повели, родимого. — прокомментировала толстая тетка в клеенчатом фартуке, опиравшаяся на скребок для снега, — И чавой-то они все сюда слетаютси? Нидерландистская явка у них здеся, что ли?» Задние двери воронка были раскрыты настежь, внутри сидели пассажиры, отводившие по домам старух-понятых. «Не-е, не может того бы-ыть, чтоб нидерланди-истская явка. — проблеял интеллигентый дедушка в пенсне и обтрепанных сиротских брюках, — Вспо-омните, Матве-е-евна, как на той неде-еле здесь трех францу-узов замели-и!» Из кабины микравтобуса высунулся водитель; «В Лефортово!» — бросил ему старший по званию пассажир и подтолкнул Эрика к задним дверям. «Да не французы то были, а монакские сепаратисты!» — авторитетно вмешался щеголеватый молодой человек в узком синем пальто, оранжевой шапке и зеленом респираторе.
Двери микроавтобуса захлопнулись. ¦рзая на узких сиденьях, кэпэгэшники неуклюже ворочались внутри своих шуб и толкались локтями. Пассажирский салон отделялся от кабины водителя перегородкой, обклеенной красотками из закрытого эротического приложения к журналу «Коммунист». Окон не имелось, под потолком горела лампа дневного света.
Воронок тронулся. Старший по званию пассажир включил вделанный в наружную стенку кондиционер. Выждав пару минут, кэпэгэшники сняли респираторы — Эрик последовал их примеру.
«Ну, как там товарищ капитан?… Серчает?» — поинтересовался один из двух гигиенистов, провожавших старух. «Серчает. — подтвердил старший по званию пассажир, доставая из кармана пачку 'Беломора'. — И пущай себе серчает, мудилка корзинный!» Он закурил и глубоко затянулся — микроавтобус наполнился едким дымом. «Вот при Седове хорошо было! Ни тебе улик, ни научной экспертизы. Надо кого взять — едешь и берешь … а уж улики-хулики подозреваемый сам тебе потом рассказывает. — Кулаки кэпэгэшника рефлекторно сжались, глаза подернулись мечтательной дымкой. — Где-то он теперь, Ростислав Фомич?… Как его после того недоразумения в Монголию перевели, так ни слуху, ни духу … будто б и не было человека!» — он закусил беломорину желтыми зубами и прищурил (из-за дыма) правый глаз. «Ты погоди Седова хоронить. — вмешался пассажир, сидевший у двери, — Он таких говнюков, как Вохраньков, десятерых переживет!» «И то верно. — оживился старший гигиенист, — Особливо после сегодняшнего случая …»
Пассажиры посмотрели на Эрика со смесью одобрения и неодобрения.
«Ты, паря, хоть нам-то расскажи, как этот трюк с книжкой проделал!» — попросил пассажир, сидевший у двери. «Какой трюк, товарищ?» — удивился Эрик. «Тамбовский волк тебе товарищ.» — без обиды ответил кэпэгэшник, отхаркался и сплюнул на пол. «Слушай, ты! — с неожиданной злостью вмешался старший гигиенист, — Ежели ты, гнида, хоть раз еще кого-нибудь из нас товарищем назовешь, то я, несмотря на вохраньковский запрет, так тебя отмудохаю, что ты маму родную не узнаешь … Понял?» «А как надо называть?» «Гражданином.» — стараясь сдерживаться, сказал гигиенист, затоптал беломорину и отвернулся в сторону. «Эх, жизнь наша копейка!» — тактично перевел разговор на другую тему сидевший у двери пассажир. «И не говори!.. — поддержали остальные гигиенисты, закуривая. — Верно!»
Эрик закрыл глаза, стараясь абстрагироваться от бессмысленных разговоров.
Минут через десять воронок резко свернул с дороги и остановился. Было слышно, как водитель с кем-то разговаривает, потом раздался громкий скрип (ворот?). «Одеть респираторы.» — приказал старший пассажир. Проехав чуть-чуть вперед, они опять остановились. Снаружи раздались голоса, задняя дверь распахнулась: солдат в черном мундире внутренних войск проверил у кэпэгэшников документы. Последовал еще один короткий перегон и микроавтобус остановился с окончательностью конечного назначения: «Приехали. — сказал старший гигиенист, — Пшел.»
Серая бетонная стена, возле которой стоял воронок, безгранично уходила вправо, влево и вверх, теряясь в пелене падающего снега. Окон в стене не было. С боков двор огораживал высокий кирпичный забор, образуя «отсек» примерно 30 метров на 50. Узкая дорога уходила наружу сквозь массивные металлические ворота с колючей проволокой наверху. Над воротами бился по ветру кумачовый плакат: «Коммунизм построен! Скажи Партия, каковы наши дальнейшие задачи?» «Пшел.» — буркнул старший по званию пассажир и толкнул Эрика в направлении узкой двери, прорезанной в бетонной стене. Остальные гигиенисты остались у микроавтобуса.
Пять ступенек крыльца — входная дверь.
Они оказались в большом темном помещении, разделенном деревянной перегородкой. Из маленького окошка, как скворец из сворешни, выглядывал молодой ефрейтор в черном мундире и ковырял в носу. Слева висела стенгазета «За передовое охранение», справа — стенд с фотографиями отличников боевой и политической подготовки. «Нидерландиста привезли?…» — без интереса протянул ефрейтор, вытер палец о гимнастерку и лениво встал. Пассажир сдвинул свой респиратор под подбородок, Эрик — тоже. Раздался звон ключей, и в перегородке рядом с окошком открылась дверь. Гигиенист расстегнул наручники, Эрик зашел внутрь, дверь захлопнулась. «Руки давай!» — гавкнул ефрейтор, бряцая новой парой наручников.
«Номер у него какой?» — ефрейтор сел за стол рядом с переговорным окошком, достал два бланка «Справки о поступлении» и проложил их копиркой. «2-5-1-9-1-6-4-3-8.» — продиктовал пассажир, сверившись с какой-то бумажкой. «Следователь?» — «Вохраньков Л.В.»; «Категория обращения?» — «Б1.» Копаясь левым указательным пальцем в правой ноздре, ефрейтор размашисто подписался. «Бывай, земляк!» — он протянул копию гигиенисту; «Бывай!» — отозвался тот и направился к выходу. «До свидания, товарищ.» — сказал ему вслед Эрик. Пассажир резко обернулся, но, наткнувшись на перегородку, остановился: «Некогда мне с тобой возиться, гнида, а дай Бог, свидимся еще раз — я 'товарища' тебе в глотку вобью.» Побагровев до корней волос, он вышел.
