— Но придется согласиться, другого вождя у нас нет и пока не будет. Как думаешь, Папия?
Когда я узнала, что плыть придется на киликийском корабле, чуть не завопила от ужаса. Как во сне, в ночном кошмаре, Гекатой насланном, когда самое страшное выступает из тьмы, надвигается неслышно, щерит клыки. Так и виделось: черноволосые здоровяки в набедренных повязках, жадные взгляды, жадные усмешки. Сама, мол, пришла, девочка? А мы заждались, давно пора на Делос плыть!
Разве я одна пиратов боюсь? Говорят, недавно они римского претора вместе с ликторами из самой Остии вывезли. Привязали к мачте — и курс на все тот же Делос. Сколько там на аукционе за претора римского дают?
Так все и вышло. То есть почти все. И парни в повязках набедренных скалились, и от взглядов их кожа чесалась («Какая красивая, вай-вай!»), разве что не продали пока. В одном деле мы с ними. Почти однополчане.
— Папия?
— Слышу, — вздохнула я, ком из горла вытолкнуть пытаясь. — Прим, ты что, только о таком и можешь говорить.
— А о чем еще? Отвлекает!
Даже не удивилась, успела уже сенатора капуанского изучить. Пока в Иберию плыли, пока горными тропинками пробирались. Туда, обратно...
Только не прав он, сенатор. Не отвлекают его такие разговоры. Поняла я уже: фрески да девочки его отвлекают. И аукционы тоже. А политика и есть он сам, Прим, знаток заговоров. Рассказывал он, что в детстве хотел моряком стать, к землям неведомым плавать, как аргонавты когда-то. Потом понял — не его. А вот политика — в самый раз.
Даже... обидно? Не обидно, но все-таки! Когда приставать начинают, глазам и рукам волю дают, злишься, ясное дело. А если наоборот, если для мужчины ты не девушка, а какая-то хламиномонода? Мелкая тварь, что живет в реке по имени Политика? Не старый он, Прим, чтобы сквозь такую, как я, смотреть!
Или это она и есть, гордыня? И у него — и у меня.
А что такое политика, Прим мне и разъяснил. Греческое слово, оказывается. Еще одна синекдоха.
Твои друзья согласятся на то, что предлагает Пятый?
Зажмурилась даже. Ладно, представим, что мы не в трюме, что не море штормовое под нами и не киликийцы по палубе топают. Сидим мы с сенатором у входа в таберну, винцо кислое прихлебываем. И о политике говори по-оскски, понятно. Потому и Пятый. Зачем вслух имя Квинт лишний раз повторять?
— Если его диктатура — только на три года, а потом будут избраны консулы...
От Рима и от Италии? Тогда вы согласитесь?
Мудреное дело — политика, хуже синекдохи. Я же как представляла? Поле, а на поле два войска: Рим — и мы, Италия. Поет труба, жужжат первые стрелы, бьют в землю тяжелые калиги. А над всем этим два вексиллиума золотым шитьем светят. Бык — против Волчицы.
Два войска, как же! Оказалось, не два и не войска. Собралась дюжина шаек и давай меж собой шушукаться. Шушукаться, цену предлагать — и о цене спрашивать. С кем угодней, с тем и в бой пойдут. А может, и не пойдут, повременят еще.
«Они»: сенаторы-сулланцы, сенаторы-марианцы, потом еще какие-то популяры, а еще всадники, а еще... Всех и не припомнишь.
«Мы»: недобитые самниты, оски и кампанцы, рабы-пастухи с гор, Крикс и его товарищи, Прим, сенатор капуанский, Пятый, который хочет стать диктатором. А еще — Спартак. То есть не еще, в первую очередь.
* * *
— А Спартак? Он согласится?
Толчок, еще один. Разыгралось море в эту ночь, гневен, видать, Нептун, Морской Отец! Хорошо, если завтра уже берег. Обещали киликийцы, богами своими киликийскими клялись. Не позже, мол, как к вечерней страже.
— Папия?
— Да слышу! — поморщилась. — Спартак — не знаю. И никто не знает. Только без него ничего не выйдет, Прим, даже не думай.
И откуда он взялся, этот Спартак?
Действительно, откуда? Все у сенатора исчислено было, все взвешено и разделено. И не у него одного. Мы людей даем, они — деньги, Крикс в бой ведет, киликийцы-пираты на море помогают, а Пятый, когда победим, всех в одну державу соберет и порядок обеспечит. Власть поровну, два Консула, как при Марии, возвращение имущества, земель, гражданских прав...
И тут — Спартак. Выходит, без хозяина считали?
— Правда, что Спартак обещает освободить всех рабов?
Тоже вопрос!
Антифон
Через год после нашего разговора с Випсанием Агриппой, я получила письмо. В наших краях письмо, да еще из Рима — событие почище набега сармат. Из Рима! Через четыре моря, через три реки...
Письмо я ждала. Гай Юлий Цезарь Август должен был утвердить то, о чем мы договорились с Агриппой. Делать нечего, клыки Волчицы уже вцепились в наши берега.
Цезарь Август утвердил договор, но писал не об этом. В Риме сейчас составляют историю, большую историю из многих книг. Государственное дело, как без этого? Но что написать о Спартаке, не знают. Кто, откуда, а главное, чего хотел?
Не знают. А знаю ли я?
Впрочем, что Спартак! Вместе с письмом Цезаря Августа мне прислали отрывок из этой, пока еще не написанной истории. Какой-то Тит Ливии, тезка друга моего Гая, расстарался. Наверно, хотел, чтобы я исправила, дополнила, уточнила. А вышло так, что я целый день смеялась. Казалось бы, над чем? Война, кровь, гибель тысяч — и виновных, и безвинных. Но я не нашла там ничего — почти ничего из того, что помнила и что можно считать правдой. Еще одна сказка, причем не очень умная — не только в большом, но и совсем в малом. Когда я прочла, что беглые гладиаторы, «подобно диким зверям», устроили себе убежище на вершине Везувия...
«Подобно диким зверям»! Интересно, бывал ли этот Ливии хоть раз на Везувии? Или хотя бы мимо проезжал?
* * *
Парень у ворот в длинном, не по росту легионерском панцире узнал сразу, махнул рукой. Не улыбнулся. Улыка на посту не полагается, но я сразу почувствовала: не так, что-то совсем не так.
Оставалось тоже махнуть рукой, но не в ответ, а сопровождающему, ехавшему рядом со мной от самой дороги. Сторожевая служба здесь неслась образцово, Феликс Помпеян и тот бы одобрил. Посты у дороги, скрытые за деревььями, еще один в угловом доме в самом начале главной линии поселка.
Гостей встречали, званых, понятно. Об остальных — докладывали. Впрочем, таковых почти не было.
Издалека Везувий похож на обычную гору, разве что повыше прочих. Серая вершина, лысая, как голова очередного мудреца, зеленые склоны в пиниях и соснах. Но это издалека, вблизи же начинаешь понимать, что вершина и склоны — лишь колпак, похожий на тот, что киликийцы (б-р-р-р!) носят. А под колпаком — поселок, даже целый городок. Десятки вилл, побольше и поменьше, разбежались вдоль дороги, расползлись между зелеными рощами. Даже не десятки — больше. Славный город Везувий, пусть без префекта и сената.
