Зрелище было настолько ужасным и величественным, что долгое время никто не догадывался взглянуть поверх пламени и всмотреться сквозь наплывы тяжёлого дыма в зеленовато-серую пустыню, простёршуюся до горизонта, странную пустыню с шевелящимися барханами, вскипающими на гребнях белой пеной…
— Где? Вот это? — ошеломлённо переспросили неподалёку. — Это — море?!
В голосе отчётливо звучали разочарование и даже некая обида. Действительно, пережить такой страх, переломить себя, возненавидеть главаря за его упрямство и самоубийственную отвагу — и всё ради того, чтобы увидеть просвечивающую сквозь дым шевелящуюся серенькую равнину? Право, полыхающий на берегу пожар выглядел куда более грозно…
Нет, то, что это именно море, сомнений не вызывало.
Многие видели его в миражах, но в миражах оно навевало жуть своим безмолвием и равнодушным величием, оно воистину казалось царством мёртвых. А здесь…
— Сплошной оазис… — нервно смеясь, сказала Алият. — Вроде Харвы…
На неё испуганно оглянулись. Ар-Шарлахи тоже взглянул растерянно, поёжился и ничего не ответил. Голоса вокруг постепенно становились громче, уверенней. Ну, море… Подумаешь, море!.. Тут такого навидались, пока шли, что уже и никакое море не страшно. Одни железные птицы чего стоят!..
— Ну и что дальше? — В голосе разбойника уже слышалось откровенное раздражение.
Ар-Шарлахи огляделся. Слева пламя подтекало к самым скалам, извергая в рассветное небо клубы тяжёлого чёрного дыма. Справа берег был относительно чист, но там дорогу перекрывали всё те же трубы, правда, уже не серебристые, а обуглившиеся.
— Лестницу на борт, — негромко приказал Ар-Шарлахи и, спустившись по верёвочной снасти, пошёл вниз по пологому склону. Поколебавшись, выбрал место, где трубы почти ложились брюхом на песок, и обернулся к «Самуму».
— Делаем насыпь. Будем переваливать на ту сторону…
* * *
С насыпью провозились всё утро. Грозно-алое солнце вставало, путаясь в клочковатых извивах чёрного дыма. С моря потянуло слабым ветром, стало трудно дышать. Наконец «Самум» медленно переполз через трубы и двинулся вдоль берега. Море засияло, распалось на цветные пятна, яркие даже сквозь бурлящую в воздухе гарь. Зеленоватое ближе к берегу, оно становилось вдали насыщенно-синим, а возле самого горизонта простёрлась нежно-бирюзовая полоса. Команда вновь притихла. Оказывается, настолько оно было огромно, это море, что даже пожар и дым представлялись теперь по сравнению с ним ничтожно малыми. Что уж там говорить о «Самуме», а тем более о себе самом!..
Ар-Шарлахи уже несколько раз пытался вызвать Улькара, но металлическая черепашка Кахираба отзывалась лишь обычными шорохами, щелчками да потрескиваниями. Однажды, правда, померещился голос государя, пытающийся пробиться сквозь этот шум, но, видимо, только померещился…
Навстречу «Самуму» несколько раз попадались обугленные подобия небольших металлических кораблей без мачт и на очень маленьких колёсах, обычно сгоревших по самую ступицу. Человеческих тел нигде видно не было, и это настораживало: может, и впрямь все убитые канули в море?.. А пройдя не менее полутора тысяч шагов, «Самум» миновал впоровшийся в песок хвост железной птицы. Вскоре песок, с шорохом стелющийся под измаранные колёса, стал чист, звуки пожара остались за кормой, слышны были только вздохи и шипение набегающих на берег волн.
Ар-Шарлахи приказал взять левее, и корабль начал потихоньку приближаться к линии прибоя. Остановились, когда до воды осталось не больше полусотни шагов. Покинуть вслед за главарём борт «Самума» осмелилась одна Алият, да у и та прошла полпути, дальше ей стало страшно. Сгрудившиеся у борта разбойнички в напряжённом молчании смотрели, как Ар-Шарлахи осторожно, шаг за шагом, подступает к белым влажным кружевам пены на гладком сыром песке. Ждали, вероятно, с содроганием, что высунется сейчас из моря навстречу отчаянному их главарю костлявая рука (синяя, скользкая) — и…
Не дождались. Ар-Шарлахи нагнулся, тронул кончиками пальцев сырой песок, покрытый какими-то радужными разводами, клочья пены… Вода… Просто много воды… Выпрямился, всмотрелся. Нет. Конечно, нет… Арегуг был и прав, и не прав. Он никогда бы не осмелился так сказать, если бы сам хоть раз увидел море.
Сменившийся ветер дул теперь на сушу, заволакивая дымом путь, которым только что прошёл «Самум», и обнажая какие-то торчащие из воды постройки, окружённые гонимыми к берегу озерцами пламени. Чернели несколько рядов свай, довольно далеко уходящих в море, и ещё завалившийся набок корпус с мачтами, но без каких бы то ни было колёс. Неужели?.. Да. Корабль. Морской корабль…
Следующая волна ухнула особенно громко, и в следующий миг Ар-Шарлахи с ужасом почувствовал, что ноги его по щиколотку оказались в холодной воде. Сзади взвизгнула Алият. Охнули на «Самуме». Волна наконец схлынула. Ар-Шарлахи попятился, ошеломлённо моргая, потом переждал сердцебиение и осмотрел с опаской мокрую полу балахона. По белой ткани расплывались какие-то чёрные потёки.
Опять нефть?..
— «Ибо вода в море прозрачна, как бы слеза праведника…» — язвительно процитировал он. Хотя… Может быть, и была прозрачна, пока не явились «разрисованные»…
Отступил ещё на шаг и обернулся.
— Пойдём дальше, — бросил он, направляясь к замершей Алият. — Здесь воду брать нельзя. Грязная…
* * *
Воду черпали кожаными вёдрами и передавали по цепочке. Черпал, естественно, Ар-Шарлахи. Разувшись и подоткнув полы, он зашёл в море по колено. Наполнив ведро, передавал его стоящей у кромки Алият, бледной и всё ещё вздрагивающей, когда какая-нибудь дальнобойная волна охватывала влагой щиколотки. Ард-Гев (он стоял третьим в цепи) в таких случаях отпрыгивал, часто роняя ведро, Алият же отпрыгивать было бесполезно.
Кроме неё, да ещё, разумеется, Ар-Шарлахи, ступить в море так никто и не рискнул. Вёдра передавали из рук в руки с превеликой осторожностью, пытаясь по возможности уберечься от брызг, но разве от них убережёшься! Вскоре кто-то облил себе кисть руки, и работу пришлось прервать, потому что пострадавший закатывал глаза, хватал воздух ртом и в ужасе тряс мокрой пятернёй. Хорошо хоть не кричал, дыхание спёрло.
— Ну всё теперь, — говорили ему с ухмылками. — Хваталка у тебя теперь бессмертная будет. Сам помрёшь, а она ещё того, поживёт… На пальчиках побегает…
Глаза у шутников, однако, были тревожны. Тем не менее работа брала своё. Брызг боялись всё меньше и меньше, а к вечеру уже кидали вёдра с таким остервенением, что нитки сухой ни на ком не осталось.
— Горькая какая-то… — бормотали, слизывая капли с губ. — И солёная… Понятно, почему здесь ничего не растёт…
На закате бочка в трюме была полна до краёв. Её закрыли дощатым диском и тщательно залили кромку смолой. Можно было пускаться в обратный путь, но Ар-Шарлахи предпочёл дать наконец команде отдых. Никому, однако, не спалось. Подогретые двойной порцией вина, разбойнички выходили на палубу, некоторые даже слезали по верёвочной лестнице на песок и бродили вокруг корабля. Но таких нашлось немного, слишком уж страшно было ночью у моря. Разбойничья злая луна сияла и дробилась в воде, чуть ли не лезла на берег.
