Если же Маса прошептал: «Гуромко», то надо на
цыпочках прошмыгнуть в кабинет и сразу заняться делом, потому что в доме гроза.
Значит, снова Адди рыдала и кричала, что ей скучно, что Эраст Петрович ее
погубил, соблазнил, увел от мужа, достойнейшего и благороднейшего из людей.
Тебя, пожалуй, уведешь, думал Анисий, боязливо прислушиваясь к громовым раскатам
и листая газеты.
Такое у него теперь было утреннее задание –
московские печатные издания изучать. Милое дело: шуршишь пахучими страницами,
читаешь про городские сплетни, разглядываешь соблазнительные рекламные
объявления. На столе остро отточенные карандашики, синий для обычных пометок,
красный для особого примечания. Нет, право слово, жизнь у Анисия пошла теперь
совсем другая.
Плата за такую золотую службу, между прочим,
была против прежней двойная, да еще и по службе вышло повышение. Чиркнул Эраст
Петрович в управление две строчки, и тут же определили Тюльпанова кандидатом на
классный чин. При первой же вакансии сдаст ерундовый экзамен, и готово – был
рассыльный, стал чиновник, господин коллежский регистратор.
А начиналось все вот как.
В тот памятный день, когда Анисию явилась
белая голубка, прямо из губернаторского дома отправились вместе с надворным
советником в нотариальную контору, что зарегистрировала купчую с издевательской
подписью. Увы, за дверью с медной табличкой Иван Карлович МЕБИУС было пусто.
Титулярная советница Капустина, чей дом, отворила запертую дверь собственным
ключом и дала показание, что господин Мебиус снял первый этаж тому две недели,
заплатил за месяц вперед. Человек солидный, обстоятельный, пропечатал объявление
о конторе во всех газетах, на самом видном месте. Со вчерашнего дня не
появлялся, она уж и сама в удивлении.
Фандорин слушал, кивал, время от времени
задавал короткие вопросы. Описание внешности исчезнувшего нотариуса велел
Анисию записать. «Роста обыкновенного, – старательно скрипел карандашом
Тюльпанов. – Усы, бородка клинышком. Волосы пегие. Пенсне. Все время трет
руки и подсмеивается. Вежливый. На щеке справа большая коричневая бородавка.
Лет на вид не менее сорока. Кожаные калоши. Пальто серое с черным шалевым
воротником».
– Не пишите вы про к-калоши и
пальто, – сказал надворный советник, мельком глянув в анисиеву
писанину. – Только внешность.
За дверью оказалась самая что ни на есть
обычная контора: в приемном покое письменной стол, приоткрытый несгораемый
шкаф, полки с папками. Папки все пустые, одни корешки, а в сейфе на железной
полке, на самом видном месте – игральная карта, пиковый валет. Эраст Петрович
карту взял, в лупу рассмотрел, да и на пол бросил. Сказал Анисию в пояснение:
– Карта как карта, такие всюду продаются.
Я, Тюльпанов, карт терпеть не могу, а п-пикового валета (его еще Момусом
называют) в особенности. У меня с ним связаны весьма неприятные воспоминания.
Из конторы поехали в английское консульство
встречаться с лордом Питсбруком. На сей раз альбионец был в сопровождении
дипломатического переводчика, так что показания потерпевшего Анисий смог
записать сам.
Британец сообщил надворному советнику, что
нотариальную контору «Мебиус» ему порекомендовал мистер Шпейер как почтеннейшую
и старейшую юридическую фирму в России. В подтверждение своих слов мистер
Шпейер показал несколько газет, в каждой из которых реклама «Мебиуса»
располагалась на самом видном месте. Русского языка лорд не знает, но год
основания фирмы – тысяча шестьсот какой-то – произвел на него самое
благоприятное впечатление.
Питсбрук предъявил и одну из газет,
«Московские губернские ведомости», которые на свой английский лад именовал
«Москоу ньюс». Анисий вытянул шею из-за спины господина Фандорина, увидел
большущее, в четверть газетного листа объявление:
Нотариальная контора МЕБИУС
Регистрационное свидетельство министерства
юстиции за нумером 1672.
Составление завещаний и купчих, оформление
доверенностей, поручительство по залогу, представительство по взысканию долгов,
а также прочие услуги.
Повезли британца в злополучную контору. Он
рассказал во всех подробностях, как, получив подписанную «старым джентльменом»
(то есть его сиятельством господином генерал-губернатором) бумагу, отправился
сюда, в «оффис». Мистер Шпейер с ним не поехал, потому что неважно себя
чувствовал, однако заверил, что глава фирмы предупрежден и ждет высокого
иностранного клиента. Лорда и в самом деле встретили очень любезно, предложили
чаю с «твердыми круглыми бисквитами» (пряниками, что ли?), хорошую сигару, и
документы оформили очень быстро. Деньги же, сто тысяч рублей, нотариус принял
на ответственное хранение и положил в сейф.
– Ну да, ответственное, –
пробормотал Эраст Петрович и спросил что-то, показывая на несгораемый шкаф.
Англичанин кивнул, приоткрыл незапертую
железную дверцу и свистяще выругался.
Ничего существенного к портрету Ивана
Карловича Мебиуса лорд добавить не смог, все твердил про бородавку. Анисий даже
слово английское запомнил – «уарт».
– Примета изрядная, ваше
высокоблагородие. Большая коричневая бородавка на правой щеке. Может, и отыщем
мошенника? – робко высказал Тюльпанов здравую идею. Очень уж запали ему в
душу слова генерал-губернатора про дрова и порошок. Хотелось проявить
полезность.
Но надворный советник анисиева вклада в расследование
не оценил. Сказал рассеянно:
– Ерунда это, Тюльпанов. Психологическая
уловка. Бородавку, или скажем, родимое пятно в полщеки изобразить нетрудно.
Обычно свидетели запоминают только т-такую, бросающуюся в глаза примету, а на
прочие уже обращают меньше внимания. Займемся-ка лучше защитником малолетних
б-блудниц, «мистером Шпейером». Вы записали его портрет? Покажите-ка. «Непонятного
росту, потому что в коляске. Волосы темно-русые, с подстриженными височками.
Взгляд мягкий, добрый. (Хм…) Глаза, кажется, светлые. (Это важно, надо будет
еще расспросить секретаря его высокопревосходительства.) Лицо открытое,
приятное.» М-да, зацепиться не за что. Придется побеспокоить его высочество
герцога Саксен-Лимбургского. Будем надеяться, что он что-то знает про «внука»,
раз уж рекомендовал его «дедушке» особым письмом.
В «Лоскутную», к владетельной особе, Эраст
Петрович поехал один, нарядившись в мундир. Отсутствовал долго и вернулся
мрачнее тучи. В гостинице сказали, что его высочество накануне съехал, отбыл на
варшавский поезд. Однако на Брянском вокзале высокий пассажир вчера так и не
появился.
Вечером, подводя итоги длинного дня, надворный
советник провел с Анисием совещание, которое назвал «оперативным разбором». Для
Тюльпанова такая процедура была внове. Это уж потом, когда привык, что каждый
день заканчивается «разбором», понемногу осмелел, а в первый вечер больше
помалкивал, боялся сморозить глупость.
