— Короче, — покорно согласился тот. — Как экстрасенс она не тянет на высокий уровень. Бывают у нее потрясающие озарения — с ходу видит то, до чего другие, которые куда сильнее ее, доходят с трудом и долго. Но ее беда в нестабильности. Часто ошибается, допускает неточности. Иногда вообще слепнет. В смысле как экстрасенс.
— Я понял, что не как женщина! — раздраженно бросил Васютин.
— Так вот… Когда я свои лучшие кадры в Останкино повез, ее тоже взял. Вдруг, думаю, ее осенит и она фантомы увидит. Ну, как ты знаешь, все мои тогда крепко облажались. Толком никто ничего не сказал. А она вот что выдала. Есть, говорит, некая сущность человеческого типа, которая связана с этим местом, но ее тут нет. То есть она присутствует, но как-то издалека и смазанно… Я ее спрашиваю: призрак, что ли, астральное тело? Такое с самоубийцами бывает. Она говорит — нет, не похоже. Типа, самоубийц и прочих неуспокоенных я за версту чую, а тут что-то другое. А что — она не знает. В общем, я тогда подумал, что она ахинею несет, чтобы на фоне других достойно выглядеть. Мол, эти все только плечами пожимают, а я чувствую. Черт-те что, но чувствую.
— Так, Федя, вопрос. Может она эту бабку чувствовать?
— Постой, Васютин… Но ведь бабка вроде бы призрак, так?
— Ты меня спрашиваешь? — негодующе ответил Кирилл.
— Я просто пытаюсь с тобой вместе рассуждать, — чуть обиженно парировал Малаев. — Бабка — останкинское привидение. Умерла еще в Средние века, является и предсказывает… — Федя замолчал, нахмурившись, отчего его лоб прорезала пара напряженных складок. — В принципе раз предсказывает, значит, имеет какую-то энергетическую активность. Тогда — вполне может быть.
— Федя, соберись. Как ты думаешь, может она эту бабку запеленговать, если она в районе появится?
— Хороший вопрос. Ответ такой — да черт ее знает, эту Надежду. Она иногда элементарных вещей не может сделать. На тестах не способна понять, что сейчас в комнате произойдет — магнитофон заиграет или телефон зазвонит.
— Но ты же говорил, что бывают у нее и победы.
— Бывают. А потому я повторяю — черт ее знает.
— Как я понимаю, остальные твои асы в нашей ситуации абсолютно бесполезны, — ехидно заметил Кирилл.
— Получается, что так, — кивнул Федор.
— То есть из всей твоей обоймы нас интересует только нестабильная Надежда. Да?
— Да, только она.
— Федя, проси что хочешь. Она мне скоро понадобится.
— Кирилл, ну о чем ты? Какие счеты? — обиженно насупился Малаев. — Я же тебе сразу сказал, что сделаю для тебя все, что смогу.
— Прости, Федя, прости. Это я по привычке. Спасибо… это не то слово, понимаешь?
— Ладно, проехали. Так когда будет это «скоро»?
— Не знаю, Федь. Но скоро. Когда они снова начнут пропадать.
— А они начнут? Откуда такая уверенность, Кирюша? — крайне заинтересованно спросил Малаев.
— Мне так кажется. Да и стрингер мой тоже уверен.
— Слушай, как ты ему доверяешь, а… — немного удивленно протянул Федя.
— И неудивительно. Он не просто бабку просчитал. Он мне клялся и божился, что кликуша эта в Останкине уже появлялась. А я лишь потом узнал, что мент видел ее у входа на ВВЦ. А теперь канадец божится, что скоро в районе начнется светопреставление. И вот тогда появится бабка. Так что… Да, я ему доверяю. Говорю же, у парня интуиция похлеще, чем у твоих экстров.
— Кирюха, а тебя в этой истории с бабкой ничего не смущает?
— Да, есть подозрения. Она появилась, когда люди уже стали пропадать, но все было тихо, пресса еще молчала. Чисто теоретически какая-нибудь сумасшедшая старушка могла прознать про исчезновения и возомнить себя кликушей. Да и одета она была современно, а раньше появлялась только в своем фирменном наряде. Что-то вроде монашеской рясы с капюшоном. Но… Федя, пойми, других зацепок вообще нет! Полный ноль!
Он нервно провел руками по волосам, после чего резко ударил сжатыми кулаками по рулю, будто сбрасывая статический разряд нервного напряжения последних дней. Малаев пожал плечами, словно говоря «ну, как знаешь».
— А что за конец света прогнозирует твой журналюга? — поинтересовался он после короткой паузы.
— Те же исчезновения, но… в других масштабах.
— И когда?
— Говорит, что скоро, слава Богу.
— Я тебя понимаю, Кирюха. Если сейчас все прекратится, как будто ничего и не было, это будет для тебя…
— Это будет… Все, конец. Для моей семьи в первую очередь. Ну, а потом — для меня. Так что привези мне эту Надежду.
— Сделаю. По твоему сигналу. Через час с небольшим будет в Останкине, — уверил Малаев.
— Скорее по твоему сигналу. Если кипеш начнется, ты раньше меня узнаешь, — возразил Васютин. — Тебя подвезти куда-нибудь? — спросил он Федю.
— Да нет, спасибо. У меня тут встреча, — соврал тот. Смотреть, как Кирилл судорожно пытается спасти безнадежно утраченную семью, ему было слишком тяжело.
Попрощавшись с Васютиным, Федор хлопнул дверцей «Рэнглера». Вспомнив их былую конспирацию, он горестно улыбнулся. Теперь она ни к чему, ведь Кирилл был пострадавшим, к тому же ветераном МВД. А значит, Федя вполне мог встречаться с другом, чтобы помочь ему с поисками силами своих экстрасенсов. Что он, собственно, и делал. «А ведь если весь этот кошмар и впрямь окончательно прекратится, Васютин себе пулю в лоб пустит. Да уж, лучше бы они снова стали исчезать», — подумал Малаев.
Совокупное горе сотен незнакомых семей трогало его меньше, чем то, которому он искренне сопереживал.
Но была у Федора и еще одна причина желать продолжения этой трагедии. Обыкновенный профессиональный эгоизм. Он все еще страстно хотел, чтобы хоть кто-нибудь из его обоймы показал пальцем на фантом. Вот тогда — планетарная известность и признание. Имя Малаева вмиг облетит всю мировую прессу, открыв такие горизонты, о которых он даже и не мечтал. Искренняя дружеская помощь Васютину, человечная и бескорыстная, которая делала его добрым и отзывчивым парнем, не мешала ему быть амбициозным циником, хотя и изрядно похожим на хиппи.
…Желтая подводная лодка Федора Малаева несла на борту полный комплект баллистических ракет. И если цель будет обнаружена, они немедленно стартуют по первому приказу капитана, весело напевающего: «…we all live in a yellow submarine, yellow submarine, yellow submarine».
[5]
ПОВЕСТВОВАНИЕ СОРОК ВТОРОЕ
Наступило 28 апреля. Шел восьмой день благодатной тишины, воцарившейся в Останкине. Жители района больше не исчезали, а другая незаконная активность в районе, нашпигованном всеми спецслужбами разом, была просто невозможна.