— Мерзкие вонючие дятлы, — не задумываясь ответила лаборант, неуклюже развернулась и пропала в коридоре.
Несколько секунд спустя на ее месте появился московский хиппи средних лет. В руках он держал удостоверение сотрудника ФСБ.
— Добрый день! Федор Малаев, Федеральная служба безопасности, — четко и скупо сказал он, протягивая доктору руку.
— Здравствуйте… Панкратов Илья Григорьевич, судмедэксперт, — представился Панкратов. И добавил: — Министерство здравоохранения.
— Я, Илья Григорьевич, по поводу Блохиной.
— Я знал, что кто-нибудь да придет. КГБ, ЦРУ, ОБХСС.
— А что, из ЦРУ уже приходили? — предельно серьезно спросил Федя.
— Нет, этих пока не было. Так ведь еще не вечер, — так же серьезно ответил врач.
— Илья Григорьевич, я с вас расписку брать не стану, а просто по-человечески попрошу… Все, что касается Блохиной, обсуждать пока ни с кем не надо. Договорились?
— Как будто у меня есть выбор. Не буду обсуждать.
— Вот и отлично. А мы с вами как раз и обсудим.
— Да уж… Там есть что обсудить.
— Я вас очень внимательно слушаю.
— Сейчас говорить ответственно я не могу. Нет результатов анализов. Редкие яды, наркотики, токсины какие-нибудь, бактерии.
— А когда будут?
— Первые — часика через три. Остальные завтра.
— Как я понимаю, вам и сейчас есть что сказать, раз вы ЦРУ в гости ждете.
— Ну, если до анализов… Ей было 34 года. Я глянул в карту из районной поликлиники. На вредных производствах не работала, никаких серьезных хронических заболеваний. А то, что я увидел на столе…
Панкратов замолчал, будто подбирая слова.
— По результатам вскрытия у вас есть предположения, что стало причиной смерти? Вы же опытный врач.
— Лесть я люблю, спасибо. А умерла Блохина в свои 34 года от старческого одряхления органов.
— То есть? — недоуменно сморгнул Малаев.
— То есть от старости.
— Это разве возможно?
— Чисто теоретически… Знаете, героинисты с пятнадцатилетним стажем — это бледные подобия. Я целиком изъял почку. Это высохший лоскуток, понимаете, а не почка. Глядя на ее органокомплекс, можно смело сказать, что его владелица — старше революции.
— Революции? — удивленно переспросил Федя.
— Ну да… Великой Октябрьской… социалистической.
— В смысле, около ста лет?
— Да, где-то так.
— И как вы себе это объясняете?
— Вскрытие только закончилось, так что… пока никак. Будем ждать, что лаборанты скажут.
— Получается, что она превратилась в старуху?
— Получается. Вот только как у нее это получилось? Я не знаю. Знаете, лучше один раз увидеть, чем два часа языками чесать. Пойдемте, она еще на столе.
Перед Малаевым замаячил серьезный конфуз. Эффектно представившись сотрудником ФСБ, он уже не мог отказаться сходить в мясной цех второй «судебки». А отказаться очень хотелось, ведь ничего подобного он никогда в жизни не видел. Не успел он подыскать причину отказа, а Панкратов уже вставал из-за стола. Поднялся и Федя. «Зашел, посмотрел, вышел. Все!» — приказал себе Малаев.
Когда они зашли, Надю зашивал толстый усатый санитар. После каждого стежка он подтягивал ее наверх за двойную суровую нитку упаковочного шпагата, чтобы шов был плотнее. При этом ее голова отрывалась от стола и с глухим звуком билась о гранитную поверхность. Если бы Феде не сказали, что это Блохина, он бы никогда ее не узнал. Обвисшее, безжизненное лицо старухи не могло быть Надькиным. Доктор был прав — она умерла от старости. Малаев ждал отвращения, рвотного рефлекса, животного ужаса. Но неожиданно ему вдруг стало так жалко бывшую сотрудницу, что предательские слезы мгновенно наполнили глаза, словно в знак солидарности с теми слезами, которые она щедро лила по любому поводу и которых больше никто никогда не увидит. Федя чудом сдержался, так и не побаловав санитаров и Панкратова видом рыдающего эфэсбэшника.
Сказав доктору, что он позвонит ему через три часа насчет результатов анализов, Малаев спокойным шагом покинул морг. Физически Федя был еще там, но его разум уже давно покинул «судебку», стремясь как можно дальше оторваться от того места, где Надьку зашивали упаковочной бечевкой.
Прямо за рулем в несколько приемов Малаев жадно опустошил объемистую фляжку дешевого виски. Вскоре спокойствие и природный цинизм стали возвращаться к нему, беспардонно выпихнув из сознания образ старухи Блохиной.
«Следующий шаг — ехать к родителям, узнавать о том, как все было», — отчетливо понял он.
Честно признавшись себе, что сделать это ему слабо, он доехал до Бульварного кольца, вышел из машины, плюхнулся на ближайшую лавочку, не обратив внимания на целующихся малолеток, и тяжело протяжно вздохнул, словно пытаясь исторгнуть из себя прошедший час своей жизни.
Чуть успокоившись, он стал вновь скрупулезно обдумывать произошедшее. «Так, еще разок. Вторая версия приводит нас к тому, что Надька установила контакт с кликушей, хотя сама того и не хотела. И поплатилась за это жизнью. Вопрос — кто сделал это? И хрен с ним, с вопросом „как?“. Кто?»
Время шло, а предположения все никак не появлялись. Яростно тычась во все возможные варианты, даже в самые фантастические, он нашел то, чего не искал. «Ну ни хрена себе! Как же так?! Васютин ведь мне говорил, что бабка была у Южного входа ВВЦ. И узнал он об этом от ментов, потому что ее видел постовой на въезде. Раз к Надькиным родителям не едем — ищем постового. Это еще один человек, которого ведьма предупреждала о беде. Интересно, он тоже постарел?»
Он с трудом вспомнил фамилию Троекурова, но его телефоны раздобыл за пару минут.
— Валерий? — утвердительно спросил он, когда тот ответил на звонок мобильного. — Это Федор Малаев из Экстренного штаба. Добрый день! Я вас вот чего хотел спросить. Я тут поднимал материалы по Останкину, там есть такая деталь. Постовой на Южном входе ВВЦ видел какую-то старушку… Да-да, я об этом и говорю. Как бы мне с ним связаться? Нет, фамилии и имени будет вполне достаточно. Как? Семенов Владимир? Понял, спасибо. Вы, кстати, с ним после этого не связывались? А, ну ладно. Еще раз спасибо. Счастливо.
Выяснив в справочной телефон роты охраны ВВЦ, он набрал номер. Разговор с дежурным занял не больше минуты. За это время Федя выяснил, что связаться с Владимиром Семеновым можно разве что с помощью спиритического сеанса. Тот умер от сердечного приступа 11 апреля. То есть через три дня, после того как кликуша предупредила его об угрозе. Мало того, на риторический вопрос Малаева «Как умер?» дежурный ответил, что все они были в шоке, ведь парню едва исполнилось двадцать шесть и на сердце он никогда не жаловался.
— Какие интересные совпадения, — вслух сказал Малаев, сунув телефон в карман. Теперь все стало почти очевидно.
