«Обитатели, — повторил про себя Джеймисон. — Да, слово самое то».
В принципе ничто не мешало ему произнести это вслух. Но пару мгновений назад, когда Джилли еще не закончила фразу, дверь на веранду открылась и в комнату вошла Энн. Девочка на секунду застыла в дверном проеме на фоне вечернего неба, вопросительно глядя на старика и мать. Волосы ее колыхал ветер. Лицо девочки было болезненно-бледным, взгляд огромных зеленых глаз холоден и колюч. Наверно, она слишком долго гуляла по пустынному пляжу и успела сильно озябнуть.
Прикрыв дверь, она подошла к камину и стала греться.
— О чем ты сейчас говорила, мама? — поинтересовалась она у Джилли. — Ты что-то сказала про «странных обитателей».
Та в ответ лишь пожата плечами:
— То, о чем мы говорили, касается лишь нас с мистером Джеймисоном. Что-то ты у меня чересчур любопытная.
С возвращением Энн их беседа иссякла сама собой. И когда Джеймисон задергивал шторы, он вновь заметил на фоне песчаных дюн понурый силуэт Джеффа. Отбрасывая длинные уродливые тени, парень медленно брел в сторону деревни.
Что ж, самое время везти Энн и Джилли домой.
Целую неделю стояла непогода. Все это время Джеймс Джеймисон сидел в кресле возле окна и смотрел поверх веранды, дюн и полоски пляжа на ревущий, бушующий океан. Но сколько бы ни лил дождь, как бы ни бесновался прибой, как бы ни раскалывали небо молнии в лохматых тучах, рано или поздно среди дюн возникала знакомая долговязая фигура. «Молодой Джефф», как выразилась Джилли Уайт, несчастный парнишка из рыбацкого поселка…
Иногда этот мальчик — или молодой человек, раз уж на то пошло — одиноко брел вдоль линии прибоя, а иногда и вплотную к воде, шлепая прямо по пене, когда волны накатывались буквально ему под ноги. Джеймисон наблюдал за ним в дорогой, мощный бинокль и время от времени брал в фокус лицо Джеффа.
Наклонный лоб и почти лысая голова, широкий рот с мясистыми губами, глаза навыкате и чешуйчатая шишка на месте подбородка, из которой в разные стороны торчала щетина… И кожа — сама по себе грубая, да еще эти странные складки и наросты, особенно между ушами и воротником…
Однажды днем, ближе к концу недели, когда погода слегка успокоилась, Джеймисон также заметил на пляже и Джона Тремейна. Похоже, дорогу, связывающую поселок с внешним миром, снова размыло, и директор школы смог на пару деньков забыть про опостылевшую работу и посвятить себя любимому занятию. И верно, шагая вдоль линии прибоя, он время от времени наклонялся, чтобы получше рассмотреть прибившийся к берегу кусок дерева. В это же самое время на пляже находился деревенский дурачок, и пути их пересеклись. Джеймс наблюдал за ними, пока они не встретились на визире его бинокля.
Тремейн согнулся над темным лоскутом водорослей, а Джефф вышел на него из-за дюны. Вот и встреча… Директор школы, завидев парня, мгновенно выпрямился и отшатнулся прочь. Более того, он принял угрожающую позу, подняв над головой массивный, узловатый сук. Парень тотчас замер на месте и остался стоять, растерянно болтая руками. Безвольный его рот то открывался, то закрывался вновь в немом протесте.
Что это было со стороны Тремейна — отвращение, ненависть или откровенный ужас? А может, дело просто в неожиданности? Джеймисон так и не смог определиться. Но так или иначе, нелюбовь Тремейна к «наглым щенкам», похоже, приобретала гипертрофированные масштабы в отношении тех, кто был не столько нагл, сколько убог.
Впрочем, сцена эта длилась считанные секунды и закончилась, едва начавшись. Тремейн поспешил домой, а Джефф остался стоять, непонимающе глядя ему вслед. Конец первого действия. Но и увиденного Джеймсу Джеймисону хватило, чтобы вспомнить о собственном обещании наведаться к Тремейнам в гости и полюбоваться на скульптуры из древесины. Что ж, чем не причина нанести визит?
В субботу Джеймисон уточнил по телефону, остается ли приглашение в силе, и в воскресенье вечером преодолел пустынную милю до дома своих ближайших соседей. Машину он оставил на обочине дороги. Поскольку здесь, кроме его собственного, стояли лишь дома Джилли Уайт и Тремейнов, вряд ли она кому-нибудь помешала бы.
— На днях видел вас у моря, — бросил старик Джону Тремейну, удобно расположившись в кресле с бокалом вина в руке. — Смотрю, вы любитель копаться в песке и водорослях.
Хозяин дома кивнул:
— После того разговора во мне снова проснулся азарт. Уже нашел парочку очень приличных коряг.
— У вас наметанный глаз, — польстил ему Джеймисон, причем не без умысла. — Кстати, если не ошибаюсь, в этой комнате как раз выставлено несколько ваших шедевров. Вы не обижайтесь, но для меня это не столько творение рук человеческих, сколько результат работы ветра, морских волн и песка, благодаря которому вы просто вернули к жизни куски дерева при помощи наждака и лака, фантазии и непревзойденного мастерства. Думаю, не будет преувеличением сказать, что вы подарили им новую, впечатляющую жизнь!
— Вот как? — удивился Тремейн. Он принял лесть Джеймисона за чистую монету, не распознав в ней уловку, при помощи которой гость хотел втереться к нему в доверие. Поварившись немного в этом замкнутом, изолированном мирке, старый врач не сомневался: директор школы и его супруга будут в курсе всех местных событий. И здесь он наверняка получит ответы на все интересующие его вопросы — особенно те, которых никак не мог добиться от Джилли.
Джеймисон подозревал (или скорее был уверен), что какие-то обстоятельства чуть не довели Джилли до нервного срыва. Но о каких обстоятельствах идет речь? Здесь так много оставалось неясностей, так много недосказанного… Прежде чем принимать какие-либо решения и тем более уж приступать к делу, нужно все выяснить…
Вот почему бывший врач коротал теперь вечер в обществе Тремейнов. В конце концов, это его и Джилли ближайшие соседи, да и общественное положение у них примерно одинаковое. В отличие от деревенских жителей, которые — хотя на им подобных, как говорится, земля держится — были явно слеплены из другого теста и привыкли держать рот на замке. Из таких не вытащишь и слова, нечего даже надеяться.
Так, вернемся к нашим корягам…
— Да-да, именно так! — заверил он хозяина дома, явно польщенного его неожиданным комплиментом. — Давайте посмотрим на стол, за которым мы сейчас сидим и пьем вино. Он изготовлен из прибитого к берегу бревна — вы посмотрите, как четко виден рисунок древесины, как хорошо он отполирован! — На самом деле стол был довольно уродлив. Затем Джеймисон указал в другой конец комнаты. — И как не восхищаться вон той подставкой под цветочные горшки! Такой насыщенный черный цвет… Лак?
— Лак для яхт. — Теперь Тремейн был готов лопнуть от гордости. — А черная она потому, что это эбеновое дерево.
— Диоспирос, — вставила Дорин Тремейн, возвращаясь из кухни с нагруженным закусками подносом. — Очень тяжелое дерево. Между прочим, тропическое. Одному богу известно, как долго оно носилось по волнам, пока его не прибило к нашему берегу.
— Потрясающе! — воскликнул Джеймисон. — И я не только о подставке. Ваши познания — и не только в древесине, как я успел заметить, — делают вам немалую честь.
