Однако, несмотря на все трудности, Кхай нашел настоящих друзей. К их числу относилась и принцесса Аштарта. Но все равно Кхай часто чувствовал себя одиноко. Он объяснял это своими снами – необъяснимыми видениями, появлявшимися ночью и дразнившими его сценами из другой жизни. Юноша стал проводить много времени в одиночестве, подальше от военных лагерей и мирных селений.
После разгрома армии фараона в Хортафе Мелембрин отошел вглубь Куша, чтобы подлечиться. Он считал, сладкий воздух и зеленые плоскогорья к западу от Гилф-Кебира должны пойти ему на пользу. Он отправился в Нам-Кхум – место своего рождения. Там царь разрешил своим воинам разойтись по домам, вернуться к семьям, но приказал быть готовыми тут же собраться по первому зову, если Кемет станет угрожать Кушу. К всеобщему удивлению, фараон не предпринял новых попыток завоевать Куш. Затишье затянулось. Все воины Мелембрина отправились в свои племена, рассеявшись по полям, горам и степям, взрастившим их.
Постепенно обязанностей у Кхайя становилось все меньше, и у него появилось гораздо больше свободного времени. Это только усилило его одиночество и необъяснимые видения посещали его все чаще. Теперь они не ограничивались ночными часами, а могли появиться и во время бодрствования. Иногда они бывали странными и пугающими. Даже ребенком его всегда преследовали кошмары, теперь же повторялись некоторые детские видения и к ним добавились новые: во сне Кхай летал, ездил на огромной скорости в странных машинах. Проснувшись, Кхай, как правило, не помнил деталей, но видения наяву сильно отличались от снов и очень его беспокоили.
В Нам-Кхуме раз в полгода проводились игры.
Именно тогда сны Кхайя впервые принесли ему ощутимую пользу. Он участвовал в состязаниях стрелков и, конечно, без труда выиграл по всем четырем позициям. Манек Тотак повторил его успех в конных состязаниях, а также занял второе место среди соревновавшихся в умении владеть кнутом. После этого кушиты устроили соревнования по борьбе.
Это было свободное состязание, в котором любой молодой человек, считающий себя достойным, мог войти в большой круг, обозначенный на земле камешками.
Последний оставшийся в кругу считался победителем.
Дети все утро играли в эту игру, и Кхай наблюдал за ними. Однако все время перед его глазами стояла одна и та же картина: невысокие желтокожие мужчины кланялись друг другу и улыбались перед тем, как вступить в схватку – короткую и безжалостную!
Видения появлялись и уходили, а через минуту возникали вновь. Кхай время от времени тряс головой, чтобы отделаться от них. Ему казалось, что он сам сражается с этими желтокожими мужчинами.
Они обучили его своему искусству. Откуда-то, каким-то необъяснимым образом Кхай знал, как нужно действовать. В видениях он был взрослым мужчиной, сильным и ловким, а двигался со скоростью жалящей змеи, но как такое могло быть? Оглядывая свое тело и руки, Кхай внезапно почувствовал себя совсем другим человеком. Вскоре видения исчезли, тем не менее, наблюдая за борьбой деревенских детей, он поклялся, что тоже станет участвовать в последнем состязании кушитов.
Из всех юношей, зашедших в тот день в круг, Кхай оказался самым младшим. Он был высоким и худым, не обладал ни выносливостью, ни мускулами остальных претендентов, но он имел… нечто другое. И как только борьба началась, Кхай оказался в центре внимания. Мелембрин, почти калека, бледный от неутихающей боли, сидел на возвышении для судей и подбадривал сражавшихся. Рядом с ним замерла Аштарта. Она была поражена неизвестной ей до этого гранью таланта юноши, о которой она даже не догадывалась.
Вначале другие участники игнорировали светловолосого, голубоглазого юношу из Кемета, но после того, как Кхай выбросил нескольких борцов из круга, кушиты поняли, что он представляет настоящую угрозу.
Трое самых опытных юношей, одетых только в набедренные повязки, обменялись многозначительными взглядами и одновременно повернули против капитана лучников. Пока один попытался локтем врезать Кхайю в лицо – что являлось грубым нарушением правил, не разрешавших подобные удары, другой подставил ему подножку. Кхай растянулся на земле и в удивлении провел рукой по окровавленному рту. Тем временем третий притворился, что падает на кемета, и стал опускаться на ребра Кхайя, выставив колени вперед.
И тут как будто какой-то ключик повернулся в мозгу Кхайя. Его, казалось, подменили. Скорость и сила его движений несколько увеличились. Когда колени противника опустились туда, где только что находилась грудь Кхайя, кемет уже откатился в сторону, вскочил на ноги и врезал ребром ладони, внезапно ставшим твердым, как камень, по носу самого здорового из атакующих. Тут же он повернул голову и увидел стоящего на коленях противника, как раз на том месте, где секунду назад лежал сам, резко отвел локоть назад и врезал им по лбу кушита с такой силой, что парень рухнул наземь, лишившись чувств. Тот, кто подставил Кхайю подножку, прыгнул на него сзади, схватил рукой горло и приставил колено к спине. Одновременно он попытался другой рукой ударить кемета по голове.
В ту же секунду воздух пронзил воинственный клич – крик воина, мастера рукопашного боя, заводящего себя перед схваткой, превращающего свое тело в боевую машину. Кхай одним движением сорвал противника со спины и выкинул его из круга. Затем он оказался среди оставшихся претендентов, посылая удары направо и налево. К этому времени Мелембрин уже вскочил на ноги и одобрительно кричал, вне себя от радости.
– Ш'тарра, ты только взгляни на него! Я был точно таким же в его возрасте! С тех пор я не видел, чтобы кто-то еще так боролся. Кемет – прирожденный воин!
– Но они не борются, – ответила Аштарта. – Они сражаются по-настоящему! Везде кровь, и, по большей части, это дело рук Кхайя!
– Все это дело рук Кхайя! Я это вижу, девочка. Но они первыми набросились на него. Словно щенки на спящего льва. Теперь они разбудили Кхайя, и им приходится за это платить.
Увидев, в какой опасности находятся их друзья и беспокоясь о поверженных Кхайем товарищах, с полдюжины оставшихся кушитов бросились на кемета в отчаянной попытке выкинуть его из круга. Кхай словно ураган налетел на оставшихся противников. Они отлетали вправо и влево, пока, наконец, Кхай не остался лицом к лицу с Манеком Тотаком. Они оба сильно устали и кружили у противоположных сторон круга, у самого края, отмеченного камнями, с ненавистью глядя друг на друга налитыми кровью глазами. Однако к этому времени Кхай оказался в таком же замешательстве, как и зрители. Все его навыки исчезли, так же внезапно как появились. Когда Манек собрал последние силы и бросился на кемета, единственное, что Кхай смог сделать, – это направить атаку таким образом, что оба соперника одновременно вылетели из круга.
– Ничья! – закричал Мелембрин, снова вскакивая на ноги. – Что ты скажешь, Ш'тарра?
– Да, папа, ничья. Как ты думаешь, теперь они станут друзьями?
Царь проследил за взглядом дочери и увидел, как Манек и Кхай, шатаясь, покидают поле брани. Они обнимали друг друга, а их смех заглушал крики толпы. Они хромали, но смеялись.
