Картина изменилась.
Теперь Ди окружали странные на вид существа. Они походили на людей и все же представляли собой жуткое зрелище — огромные черепа, искривленные конечности, глаза, сверкающие, как у кошек, тела, покрытые густой шерстью. Младенцы слабо и жалобно хныкали.
Ди видел, что каждый из них обладает невообразимой силой. Все они могли без устали действовать ночью и днем, без перерыва на сон. Могли обходиться без воздуха. Могли, точно рыбы, плавать под водой, а клетки их восстанавливались даже после смертельных ударов.
Они были вершиной биологической эволюции. Однако один-единственный дефект обрекал их на смерть.
Проклятая потребность — необходимость пить кровь.
Вот почему им не оставили шанса на существование. Сотни тысяч детей, неспособных опротестовать жестокое решение, были погребены во тьме до конца времен.
— Почему ты делал все это? — Спокойный вопрос отягощала безмерная скорбь.
Исследовал возможности. И десять лет назад тоже. И снова — провал.
— И ты намеревался уничтожить и их, точно так же как тех младенцев?
Терпеть неудачи не в моих привычках, — мрачно подытожило «присутствие», но смысл его несказанных слов пугал еще больше. — Я должен избавиться от всех генов тьмы. Посмотри и убедись, если хочешь. Ты уже видел многое, и еще несколько картин не причинят тебе боли.
Слушая «присутствие», Ди полуприкрыл глаза. Он преобразовывал сущность, обладающую плотностью безгранично сжатой тьмы, в форму, подобную собственной.
Это был его единственный шанс на победу.
Конечно, истинная физическая форма его противника была тут ни при чем. Охотнику предстояло сразиться с тем, что ему предъявлено, и только. Где-то внутри Ди лепилась гигантская, могущественная фигура, и процесс ваяния уже близился к завершению. Перед дампиром предстал образ бога-предтечи в черном плаще, с парой клыков, торчащих из-под пламенеющих на фоне бледной кожи багряных губ.
Чуть только облик сложился, Ди сконцентрировал все свои физические и душевные силы на мече.
Свет пронзил тьму.
Лучи полуденного солнца обрушились на охотника, точно водопад. Ди воткнул клинок в землю и трудно поднялся на ноги, цепляясь за оружие, словно за костыль. Тяжелая тень усталости лежала на его прекрасном челе.
— Похоже, он ушел, — тяжело, с надрывом дыша, произнес охотник, и ему ответил дрожащий голос:
— Ты чертовски напугал меня. То, что ты сумел ранить его… своего собственного…
Ди молча зашагал к воротам, возле которых привязал лошадь.
— Куда ты?
— Не знаю, какие планы питал создатель нашей четверки, но теперь, по крайней мере, мне известна уготованная им участь.
— Тогда давай убираться из города. Умывай руки, Ди. Ты ничем не связан с этими людьми.
— Завтра решится, поедет одна из них в Столицу или нет. Только из-за этого она продержалась всю зиму. Зиму, длившуюся десять лет.
— Значит, ты собираешься приглядывать за ней, чтобы она так до самого конца и не узнала правды? Сентиментальная тряпка, вот ты кто.
Не произнеся ни слова, Ди подстегнул лошадь.
* * *
Хлыст жадно впился в белую спину и медленно, с оттяжкой, пошел назад.
Всхлип вырвался из-за стиснутых зубов девушки, и Лина открыла глаза, борясь с внезапной слабостью.
Лицо ее и полностью обнаженный торс взмокли от пота, но тело оставалось чертовски холодным.
Когда веки девушки приподнялись, она увидела перед собой кучку ухмыляющихся мужчин. И окровавленного Квора на каменном полу.
Запястья Лины обвивала грубая веревка, перекинутая через шкив, а сама Лина болталась под самым потолком. На спине ее краснело много, слишком много рубцов. Мужчины смеялись и говорили, что это еще цветочки, мол, пока они чересчур тактичны. Ее истязали — с несколькими перерывами — уже минут двадцать, и не с целью добиться какого-то признания. Им просто нравилось причинять боль — палачи наслаждались видом пытки.
Дружинники не задавали никаких вопросов. Нет, конечно, прежде чем приволочь Лину и Квора в пыточную камеру, расположенную в одной из надворных построек во владениях Ферна, они поинтересовались, где Ферн и Бесс, и как они связаны с атакой вампира. Но когда Лина твердо сказала, что ничего не знает, мужчины переглянулись, ухмыльнулись и принялись пытать и без того полумертвого парня. Возможно, пытаясь хоть как-то уберечь Лину, Квор, прежде чем отключиться, выдержал больше часа попеременного окунания в глубокую лохань и ударов током.
— Эй, вызовите шерифа!
Уверенная в своем полубессознательном, мутном состоянии, что мольба эта исходила не от нее, Лина слабо улыбнулась: «Неужто это все, на что они способны? Если не считать физической боли, остальное не идет ни в какое сравнение с тем, через что я прошла за последние десять лет».
Один из мужчин приблизился к ней. Судя по спутанной бороде, это был Корм. Крепко ухватив девушку за подбородок, он повернул ее лицом к себе:
— Что, крошка, еще трепыхаешься? Никакого гребаного шерифа нам вызывать не придется. Мы и сами справимся, да, парни? Кстати, ты пока ничего нам не сказала.
— Мне нечего вам сказать, слышишь, ты, косматый садист! Не прикасайся ко мне!
Оглаживая грубыми и грязными руками нежные и белые груди Лины, Корм приблизил к ее лицу похотливые губы.
— О, а я думаю, нам есть о чем поболтать. Например, где Ферн? И как ты связана с аристократом, разгуливавшим в последнее время по нашему городу? Ну? Если ты не склонна к откровенной беседе, мы выбьем ответы из твоего тела.
Теплый липкий язык скользнул по девичьей шее.
Лина попыталась отвести лицо, но насильник крепко держал ее за подбородок.
— Эй, прекрати! Отпусти меня!
— Дерзишь, девочка? — Корм повернулся к остальным. — Ну-ка, подсобите!
Кивая и согласно хмыкая, трое или четверо здоровяков подступили к жертве.
Руки и языки принялись шарить по исхлестанной спине, но животу, протискиваясь между плотно сжатых бедер…
— Остановитесь, оставьте меня в покое!
Лина корчилась, извивалась — и вдруг что-то изменилось глубоко-глубоко внутри ее. Девушку охватила ярость, совершенно непохожая на испытанные когда-либо прежде эмоции, — слепящий жар, направленный даже не против посягательств на ее собственное тело, а против безграничной порочности человеческой природы.
«Эти мерзавцы — эти проклятые людишки!»
Бледное тело взлетело ввысь. Раздался треск — и мужчины, насевшие на девушку, точно стая гиен, терзающих труп, покатились кубарем, врезаясь в стены и пол.
По венам Лины бежала уже не кровь, но огонь. Она напряглась, задействовав лишь малую часть новоприобретенной силы, и грубые веревки, опутывающие запястья, лопнули. Девушка упала на землю.
