Глава IV
САРМИЗЕГЕТУЗА. РЯДОМ
Начало лета 859 года от основания Рима
Горы Орештие
Как ни торопился Адриан, а на штурм Сармизегетузы припозднился. В том смысле, что все удобные террасы были уже заняты легионами — Четвертый Флавия Феликс стоял ближе прочих, но даже Пятый Македонский, занятый вовсе не Сармизегетузой, а восставшими, будто фениксы из пепла, крепостями Костешти и Блидару, разбил лагерь в месте куда более удобном, чем то, что досталось Первому легиону Минервы. При виде крошечных террас, на которых не то что когорте, а и центурии было тесно, Адриан пришел в ярость.
Вскочив на коня и взяв с собой Зенона и Приска, легат Первого легиона отправился к легату Пятого Македонского. Командовал теперь Македонским легионом не старый приятель Адриана Луций Миниций Наталис, а новый легат — Луций Целий Мурена.
У претория встретил Адриана не легат и даже не трибун-латиклавий, а пухлый загорелый коротышка, уже немолодой, раздобревший, с вьющимися волосами до плеч, с улыбчивым сочным ртом да крошечной бороденкой, больше похожей на юношеский пушок, нежели на бороду солидного мужа. В военной тунике и в военном плаще, но при этом в греческих сандалиях, толстяк расхаживал взад и вперед перед преторием, что-то бормоча себе под нос. В одной руке он держал таблички, а в другой стиль.
— Хайре, — крикнул он Адриану, как старому приятелю. — Обед начнется чуть позже, я еще не успел сочинить новую элегию… Я — Андимей, философ из Антиохии. Нынче буду читать на обеде свой труд.
— Мурена в претории? — спросил Адриан.
— Отдыхает. Только что вернулся с осады Блидару, теперь составляет планы на завтра. А я…
Адриан дальше расспрашивать не стал, отстранил грека и вошел в палатку.
Легат Целий в самом деле отдыхал — в одной нижней тунике возлежал на ложе, а цирюльник завивал ему волосы горячими щипцами — жаровня распространяла запах паленого волоса на всю палатку. Луций Целий Мурена был годами несколько старше Адриана, но видом пожиже — и роста явно меньшего, и в плечах поуже, правда, в области талии куда полнее.
— Будь здрав, легат! — воскликнул Адриан.
Приск вскинул руку в приветствии, а Зенон поклонился.
— А, гречонок, — улыбнулся Целий. — Рад видеть тебя на обеде. Сегодня подадут фаршированное вымя свиньи да окорок. В этих горах устроить приличный стол — целое искусство. Такие проблемы со всем! Единственное, чего в достатке, — так это дикого чеснока и сельдерея. А вот персики… Ты не знаешь, кто может достать у нас персики?
— Целий, уступи мне две террасы для моего претория и моих фабров, — Адриан не счел нужным поддерживать обсуждение гастрономических изысков.
— С чего это вдруг? — изумленно поднял бровки Целий. — Сам Лициний Сура распределял, где встать легионам.
— Все равно ты осаждаешь Костешти да Блидару — так что тебе, чем ближе к ним стоять, тем удобнее, а меня Траян бросил на Сармизегетузу.
— Бросил на Сармизегетузу! — радостно воскликнул Андимей, просочившийся в палатку легата вслед за гостями. — Спасибо, Адриан! Спасибо, огромное спасибо! О, это недостающая фраза в моей элегии. — И он тут же раскрыл таблички и принялся выковыривать на воске стилем удачную фразу.
— Что это за паразит?
[89]
— спросил Адриан.
— Философ! — вздохнул Целий.
Похоже, он и сам был уже не рад, что приблизил к себе говоруна, но выгнать жаль, к тому же хотелось блеснуть на грядущем обеде.
— Мои фабры помогут тебе расширить новую террасу, — попытался зайти с другого фланга Адриан. — Я потерял несколько дней, штурмуя Пятра Рошие…
— Ну и как тебе Красная скала? — захихикал Андимей. — Зубы-то не переломала?!
— Приск… — процедил Адриан сквозь зубы.
Центурион ухватил грека за шкирку и попросту выкинул из палатки.
— Не люблю, когда перебивают, — сказал Адриан.
— Ты так не получишь ничего! — нахмурился Целий. — Андимей — забавный проходимец.
— Получу. У меня есть чертежи и Блидару, и Костешти, сделанные после их разрушения.
— Ну и что? Для какой надобности мне чертежи руин? Пергамент — не губка, чтобы задницу подтирать! — Мурена расхохотался над собственной шуткой.
Цирюльник, перегревший нечаянно щипцы, отнял их от головы вместе с прилипшей к металлу закрученной прядью, а на виске у Целия остались коротенькие обгрызенные рожки из волос. Цирюльник спешно отступил и принялся стряхивать несчастные волосы под столик, на котором были разложены ножницы, зеркальца, гребешки да утиральные полотенца. Но волосы не стряхивались. Тогда цирюльник сунул щипцы в жаровню, волосы вспыхнули.
— Чем это так воняет? — спросил Целий.
— Я состриженные волосы жгу, — соврал тот, умоляюще глядя на Адриана.
Легат Первого легиона Минервы подавил усмешку, глянул искоса на Приска. Тот стоял с каменным лицом и созерцал угол палатки.
— Фундаменты все сохранились, Целий, — принялся объяснять, как ребенку, Адриан. — Крепости вновь стали прежними. Так было с Пятре Рошие, так и твоих каменных близнецов наверняка возродили на прежних фундаментах. Ты сразу же поймешь, где ныне у них слабые места.
«Или не поймешь», — добавил про себя Приск.
— А, ну если так… — Целий заколебался.
— И я достану тебе персики, — пообещал Адриан.
— Что же ты молчал! — воскликнул Мурена. — Итак, сговорились — две крайние террасы твои. Но сегодня ты у меня обедаешь. И прежде непременно пришли персики!
— Буду рад! — ответил Адриан.
«Какое счастье, что я — всего лишь центурион, а не военный трибун. Иначе бы меня точно позвали к столу», — подумал Приск.
* * *
Отряд верховых двигался к Сармизегетузе. Четверо разведчиков во главе с Приском и им в помощь — четверо кавалеристов-галлов.
— Центурион! — обратился к Приску один из галлов. — Не узнаешь меня?
— Ингиторий?
— Он самый! — Молодой ауксиларий так обрадовался, что его узнали, как будто получил досрочно римское гражданство.
— Рад, что тебя не убили в той мясорубке зимой, — сказал центурион.
— Я ускакал с донесением в Томы. Да и наши почти все уцелели — успели отойти в лагерь в Новах. Буквально накануне.
Приск понимающе кивнул. Правильно сделал командир бурга — не стал дожидаться пришествия даков, чуть заметил движение на другом берегу — отвел людей в лагерь. Успел. Своих ауксилариев спас. А уж потом никто не стал выяснять — был приказ оставить бург или нет — радовались, что хоть лагеря в Новах и в Эске отстояли, когда катафрактарии-роксоланы железной волной прокатились по Нижней Мезии.
