– Отличный легион. Не ровня, конечно, Пятому Македонскому…
– Ну это как посмотреть! С Шестым Корнелий Пальма добыл Набатейское царство быстро и почти без потерь.
– Главное, Шестой наверняка примет участие в походе, – подхватил Приск. – Да и твоему Марку начинать там службу не зазорно.
– Согласен. Добуду тебе назначение в Шестой легион. А насчет Марка учти – парень с червоточиной. Любой приказ переиначит, чтобы сделать по-своему. Своеволие непомерное. Так что будь с ним строг, не спускай дерзости.
На самом деле назначение Приск мог бы выпросить на месте у Адриана. Но Приску хотелось, чтобы приказ исходил от императора лично. Целиком зависеть от власти кого-то одного – слишком опасно. В какой-то момент это начинает напоминать рабство.
– Кстати, о Марке, – как бы между прочим, заметил Приск. – Надо же такому случиться – в день, когда мы встречались с ним и Мевией на Форуме Траяна, произошло убийство. Зарезали библиотекаря, мне пришлось заколоть убийцу.
– Слышал, – кивнул Декстр. – Мевия рассказала о твоем героизме в самых лестных выражениях. Но я не понял, из-за чего убийство.
«Вот оно!» – едва не закричал Приск.
В этот момент мысленно он воззвал к богам – как игрок, решившийся на самый отчаянный бросок. Потому что выиграть он мог, только если выпадут все шестерки – то есть Венерино очко.
– Я тоже не понял, почему завязалась драка. Единственное, что успел шепнуть парень перед смертью, так это: «свиток Павсания». Что за свиток такой, и почему за него стоит убивать?! Да и не нашли никакого свитка на теле.
– Павсаний? Что-то не припоминаю среди известных авторов такого имени, – после недолгого раздумья сказал Декстр.
– Я тоже.
«В чью пользу он интригует?» – лихорадочно прикидывал Приск.
Такой человек как Декстр наверняка сохранил все нужные связи, даже уйдя в отставку. Вопрос в другом – на стороне ли он Адриана?
– Думаю, уже послезавтра у тебя будет назначение в Шестой легион, – пообещал Декстр.
В некотором роде это обещание можно было счесть за слова благодарности.
«Он в курсе, что на самом деле пытались похитить из библиотеки, – сделал нехитрый вывод Приск. – И он знает, кто такой Павсаний…»
– Но я рассчитывал выехать как раз послезавтра…
– Один день ничего не решит. Зато получишь назначение за подписью самого императора.
* * *
Кука устроился в библиотеке почти с комфортом. На стол, где обычно раскладывали пергаменты, он поставил кувшин разбавленного вина, тарелку с холодным мясом и хлебом, потом Галка, нерадивый раб, сумевший таки перебраться вместе со своим хозяином в Рим, притащил на складную походную кровать Приска дополнительные подушки. Все, что делаешь, делай так, чтобы получать удовольствие, – этот девиз был почти неисполним для новобранца Пятого Македонского, но подходил человеку, который служил уже семнадцатый год и из легиона перевелся в преторианскую гвардию.
В Риме у Куки не имелось постоянного жилья. Как преторианец он квартировал в казарме лагеря у Виминальских ворот. А когда случалось отлучиться в Город, то останавливался в доме у Приска.
Мышка, девочка-дакийка, которую Кука купил еще на Данубийском лимесе, сбежала через месяц, после того как хозяин сделал глупость и отпустил ее на свободу. Приск советовал не торопиться, дать девчонке вольную, только если та забеременеет, да и то когда станет приближаться срок родин, чтобы ребенок появился на свет свободным. Но Кука не слушал – твердил как заведенный, что девчонка его любит. Ну она и сбежала, прихватив из денежного сундука хозяина золотой кубок, оставшийся от дакийского клада, и с ними кошель, полный золотых монет. Кука как раз получил диплом с извещением, что его переводят в преторианские когорты, и собирался в Рим. Ну а Мышка собралась совсем в другую сторону – недаром подле их дома, как потом выяснилось, вертелся какой-то светловолосый парень, по всем приметам – варвар с северного берега Данубия, из тех, кому посчастливилось избежать плена и приспособиться к новой жизни.
Кука поначалу думал, что ее похитили, пустился в погоню, след привел его в Томы, и здесь в порту ему рассказали, что в самом деле видели девушку, похожую на Мышку, была она богато одета, с темнокожей девчонкой-прислужницей, и сопровождал ее молодой человек, белокурый красавец, в греческом плаще, но по манерам – скорее варвар, нежели грек. На похищенную девушка вовсе не походила – напротив, гуляла по рынку и щедро тратила золотые ауреи – потому и запомнили ее торговцы, что покупала она драгоценные шелка, изящные башмачки, сундуки да ленты. И на шее у нее сверкало золотое ожерелье с жемчужинами. Кука чуть не выл от досады, слушая эти сплетни. Выходило, Мышка истратила всю его добычу от дакийской войны на тряпки да украшения. Мечты о поместье в Дакии, которое Кука надеялся приобрести, после того как выйдет срок его службы, рассеялись утренним туманом над бухтой. Где-то в этом тумане два дня назад исчез корабль, увозивший Мышку и ее спутника дальше на восток. Преследовать беглянку в Вифинии или Киликии у Куки не было ни денег, ни времени.
Сейчас, лежа на складной кровати, преторианец опять вернулся в мыслях к событиям пятилетней давности. Обида, досада, злость всколыхнулись внезапно так отчетливо и ярко, будто Куке только что сообщили, что Мышка взошла на борт корабля в Томах. Что ей было нужно! Любая на ее месте прыгала бы от восторга: свободная, едет в Рим вместе с будущим преторианцем! А в будущем – жена и хозяйка поместья. Никто не поймет этих женщин… никто и никогда…
Больше Кука рабынь себе не покупал. Да и нужды в том не было – в казарму преторианцев девку не приведешь, а в Городе была у него роскошная тридцатилетняя матрона, с которой он резвился в уютной экседре, в то время как муженек крепко дрых в супружеской спальне. Муженьку было почти семьдесят, его изводили ожирение и подагра, к супруге он не притрагивался уже лет пять, так что постельный голод она утоляла весьма яростно и так искусно, что Кука подозревал – график его караулов ловко сочетается с посещениями еще как минимум парочки особ мужского пола. Иногда он делал вид, что ему на это плевать, иногда ревновал и пытался выследить конкурентов, но безуспешно. Особая забава состояла в том, что, перед тем как оказаться в постели, матрона требовала, чтобы Кука в одной набедренной повязке выходил в перистиль, куда и она являлась одетая как кулачный боец – то есть в набедренной повязке из яркого шелка, с запястьями, обмотанными ремнями. После первого удара (Кука бил в четверть силы) она валилась с ног, потом вскакивала и вновь кидалась на любовника с кулаками. Кука легким тычком просто отбрасывал ее. Забава длилась до тех пор, пока матрона не выдыхала устало: а теперь в баню. Домашняя банька была к этому времени истоплена, и в жарком кальдарии
[35]
две рабыни (чудо какие пригожие и в постели весьма искусные – это Кука в свое время проверил) отмывали их от песка и пота, обряжали в легкие туники, и после изысканной трапезы наступало время боев на льняных простынях, пахнущих шафраном.
