– Неужели Афраний доверил тебе собственного сына? – недоверчиво покачал головой Филон.
– Центурион Декстр всегда меня ценил, – отозвался Приск. – А парнишка смел и уже проявил себя недурно в бою с разбойниками.
– Я убил троих, – сообщил Марк, хотя, насколько помнил трибун, прежде речь шла об одном. Но какой же солдат без хвастовства!
– А что Адриан? – спросил Приск. – Антиохийцы его любят?
– Жители города любят только самих себя, – засмеялся Филон. – И то – каждый по отдельности. Главный их интерес – скачки в антиохийском цирке или театральные развлечения. Они пишут на Адриана эпиграммы, а наместник отвечает им тем же. Их язвительность не знает удержу. Каждый житель желает перещеголять другого, придумывая императорскому племяннику обидные прозвища. Все стены на улице Герода исписаны этими посланиями…
– Еще не успел прочитать…
– Так что в какой-то степени они его любят – за то, что наместник остер на язык и не приказывает искать сочинителей обидных строчек, – заключил Филон.
– Ты сам-то отправишься на войну? – поинтересовался как бы между прочим трибун.
Механик оглянулся и, понизив голос, шепнул на ухо гостю:
– Полагаю, что нет. Я уже стар для таких забав. К тому же Адриан не будет принимать участия в кампании.
– Ты уверен? – удивился Приск. – Разве наместник Сирии не должен командовать одной из армий, как это делал наместник Нижней Мезии Лаберий Максим во время Дакийской войны?..
– Адриан останется в Антиохии – это уже точно известно.
– Нет, погоди! Адриан был лучшим командиром легиона в Дакии. Или у Траяна так много людей, равных ему по уму и талантам?
Филон скорчил странную гримасу, как будто хотел спросить, но спросить безмолвно: «Ну при чем здесь таланты, старина Гай?»
– На Адриане будет снабжение армии хлебом, набор резервов, обеспечение строевым лесом, – поведал Филон. – Но легионы в бой он не поведет. Легатствовать будет кто-то другой…
– Я стану легатом! – воскликнул изрядно захмелевший Марк, уловивший концовку непонятного ему разговора.
«Траян не хочет, чтобы к дакийской славе Адриана прибавилась еще и слава парфянская… – сделал вывод трибун. – Бывший легат Первого легиона Минервы будет заниматься обозом…»
* * *
Когда Приск ушел, Адриан долго расхаживал по таблинию. Затем достал стиль и чернильницу, кусок наилучшего пергамента и принялся собственноручно записывать послание. Писал он своей давней и верной союзнице в Риме, жене императора Траяна Плотине. Писал в общем-то ни о чем, просто рассказывая о нынешних своих тягостных обязанностях и чувстве одиночества (это в Антиохии-то!) и о том, как не хватает ему, Адриану, общества мудрой и чистой душой Плотины. Это было изящное и льстивое письмо, не сообщающее ничего важного, но укрепляющее и без того прочную связь между стареющей женщиной и молодым мужчиной. Не просто почтение сына перед умудренной матерью – такое письмо вряд ли написал бы Плотине родной по крови сын – но послание одного единомышленника другому. Адриан не сомневался, что сердце Плотины растает, когда она станет читать эти строки. Сейчас ему как никогда был нужен надежный союзник рядом с императором. В конце письма он как бы между прочим поинтересовался здоровьем императора и выказал соболезнования по поводу кончины его сестры – известие об этом только-только пришло в Антиохию. Адриан рассыпался в похвалах достоинствам покойной и сожалел, что теперь подле Траяна будет меньше на одного наипреданнейшего и любившего его человека. А также выказывал опасения, что Траяну в его уже почтенном возрасте тяжело будет переносить долгий поход по знойным пустынным землям Парфии. Разумеется, Адриан точно знал, что император никогда не откажется от задуманного. Но сейчас необходимо, чтобы Плотина особенно тщательно следила за здоровьем мужа… «Ведь мы надеемся, что наилучший принцепс еще много лет будет управлять Римом мудро и милостиво», – говорилось в письме. Ото всех этих фраз за милю разило фальшью, но Адриан был уверен – Плотина ее не распознает.
Затем наместник вызвал к себе Зенона и отправил его отыскать у торговца тканями самую замечательную, самую лучшую паллу – дабы отправить ее «как незначительный подарок» вместе с посланием в Рим.
Адриан понимал, что внезапно пришедший ему в голову план воплотить будет очень и очень трудно. И все же… Он рассчитывал его осуществить. Однако помощь Плотины в этом случае окажется просто необходима.
После покупки паллы Зенон зайдет в городскую тюрьму и вручит центуриону городской стражи письмо наместника. В письме Адриан требовал назавтра доставить к нему во дворец чревовещателя Ордоза и все документы по данному делу, дабы разобрать, кто виновен в учиненном безобразии.
Ну и наконец было еще третье письмо…
Взяв запечатанные послания, Зенон вдруг замешкался.
– В чем дело? – спросил Адриан, разыгрывая изумление.
– Не напрасно ли все? – усомнился Зенон. – Ведь когда Траян вернется в Рим…
– Он не вернется, – отрезал Адриан.
Зенон невольно шагнул поближе к господину.
– Но почему ты так думаешь?
– Все просто, Зенон. Ты ведь знаешь, как Траян преклоняется перед славой Великого Александра? Нет для него звезды притягательней и ярче, нежели македонский герой. Помнишь, как он клянется: «Это так же верно, как то, что я превзойду своей славой Александра…» Мне порой кажется, что и завоевывать Парфию он идет, лишь бы доказать Сенату и народу, что и у Рима есть герой, ни в чем не уступающий Александру. Тот разбил Дария, Траян же захватит Ктесифон и будет плавать в триреме по Евфрату и Тигру.
– Это так… – согласился Зенон. – Но Парфия сейчас ослаблена внутренними раздорами, ты же сам говорил об этом не раз, господин.
– Разумеется, Парфию можно завоевать. И даже не слишком трудно – полагаю… Особенно сейчас, когда Аршакидский дом в упадке. Но сделать провинцией… вот это уже никто не гарантирует. И я очень сомневаюсь, что римский орел сможет удержать парфянскую изворотливую змею в своих когтях. Так что здесь, на Востоке, можно увязнуть на долгие годы. Самое малое – на три. Но легко – и на пять. Но даже если… – Адриан сделал паузу, – даже если Парфия покорится – Траяну наверняка захочется превзойти Александра и сделать то, что в свое время не удалось македонскому герою. Он захочет завоевать Индию. А это нам сейчас не по силам. Ни Риму, ни его императору.
– Было пророчество? – Зенон осмелился присесть на край скамьи – так потрясли его откровения Адриана.
– Зачем? Этого не видит только слепой… или льстец… или тот, кто хочет сам обмануться.
– Но Траян победил Децебала…
– С тех пор прошло семь лет. Наш император не стал за эти годы моложе. А легионы – сильнее. Траян скоро покинет Рим, но отправится он в дорогу, которую не сможет пройти. В отличие от тебя, Зенон! – В голосе Адриана неожиданно проступило раздражение. Он высказал все, что хотел, и слова его так понятны. О чем еще болтать?! – Ступай, отнеси письма.
