– А вот это тайна… – улыбнулся Адриан. – Будем бросать кости в темноте.
– И что дальше?
– Дальнейшее будет зависеть от того, кто наш враг. Впереди война. Надо сделать так, чтобы Траяну и в голову не пришло написать новое завещание. А в тот день, когда он умрет, появится окончательный пергамент. А пока… Император приедет в Антиохию, и я устрою для него шикарный пир. Флейтисты, танцоры, акробаты, чревовещатели и жонглеры – самые лучшие развлечения. Император с некоторых пор полюбил роскошные представления. Попробуем развеселить наилучшего принцепса.
Адриан замолчал и внимательно глянул на Приска.
О да… Чревовещатель, диктующий завещание голосом Траяна в его спальне за занавеской… В то время как тело императора остывает… Приск уже не сомневался, что именно так родится окончательный свиток. Но чтобы подражать искусно, чревовещатель должен услышать голос императора. Оказаться рядом, причем не на Форуме или на улице, а в помещении… «Знает ли Приск о чревовещателе? Пришла ли ему в голову та же мысль?» – Эти вопросы были почти высказаны Адрианом. Но военный трибун постарался сделать вид, что их не услышал.
Кажется, только в этот момент Приску сделалось по-настоящему страшно. Находиться столь близко к тайне – это все равно, что, облившись маслом, сесть вплотную к костру. Он уже чувствовал жар пламени, еще миг – и вспыхнет одежда. Приск отлично понимал, что, открывая ему тайну за тайной, Адриан связывает его уже не веревками – цепями.
* * *
Три девицы в прозрачных «стеклянных» платьях принесли сласти и новые вина в серебряных кувшинах. Одна из них остановилась подле ложа Приска. Лицо знакомое. Белокурые волосы. Серо-голубые глаза – как воды Данубия близ Эска. Другой бы не узнал. Но только не Приск.
Мышка? Здесь?
Спору нет, девушка сильно изменилась – из девочки, диковатой и угловатой, превратилась в роскошную женщину. Но эту линию губ и овал лица глаз Приска определил безошибочно.
– Мышка! – окликнул он дакийку.
Та вздрогнула и едва не уронила кувшин.
Глянула на Приска. Ахнула, узнавая. Прикрыла ладошкой рот, будто боялась сказать недозволенное.
– Как ты здесь очутилась? – Он хотел подняться, но Мышка уже была рядом.
– О, мой добрый господин! – Она схватила его руку и поднесла к губам. – Меня продали в храм, как в лупанарий, а ведь мой добрый Кука даровал мне свободу… Ты же помнишь! Если бы ты мог меня спасти… – Глаза ее вмиг наполнились слезами. Но при этом она лукаво так поглядывала из-под ресниц.
– И кто же продал? Уж не тот ли красавчик, что помог тебе бежать от Куки? – усмехнулся Приск.
– Он самый, господин… Как я ошиблась, как сожалела, что покинула моего доброго господина Куку…
Мышка всхлипнула. Немного фальшиво. Все, что с ней случилось, случилось так давно, что глупо было орошать это прошлое слезами.
– Дафна! – окликнул властный женский голос, и все три девушка разом повернулись.
– О постороннем нельзя говорить с гостями! – строго напомнил голос.
– Я попробую что-нибудь сделать… – шепнул Приск девушке в спину.
Она услышала, оглянулась, умоляюще прижала руку к груди.
«Она, разумеется, стерва и бросила Куку, да еще обворовала… но все же – свободная… А это – важнее всего», – решил трибун.
* * *
Приск проснулся на вилле при храме Дианы на рассвете. Спаленка была темная и без окон, но в открытую дверь вливался свежий воздух из сада Дафны.
Рядом с ним никого не было, но он хорошо помнил, что засыпал отнюдь не в одиночку. Поскольку вино накануне подавали сильно разбавленным, то в памяти сохранились все подробности вечернего разговора.
И того, что случилось после… Кто же делил с ним ложе? Явно не Мышка – другая, темноволосая, чем-то напоминавшая Кориоллу. Из всех женщин, которых Приск дарил своим вниманием, он выбирал всегда один и тот же типаж, искал одно и то же лицо, одни и те же глаза…
Трибун поднялся и вышел. В триклинии, где они пировали, уже никого не было. Судя по всему, и Адриан, и Зенон давно отбыли. На трехногом столике в окружении серебряных бокалов возвышался пузатый кувшин, на тарелках, опять же серебряных, разложены были фаршированные финики, яйца и хлеб. Приск быстро оделся, перекусил и покинул виллу.
Сад был пронизал бледным осенним светом, облит холодной росой. Листья казались стеклянными, цветы – неживыми. Приск невольно поежился, когда на него сверху с задетых ветвей хлынул дождь холодных капель.
Внизу на площадке Приска поджидали два конных телохранителя с верховым конем для трибуна.
«Надеюсь, Адриан еще не начал воплощать свой план в жизнь», – усмехнулся про себя военный трибун, садясь в седло.
* * *
Думал – шутка. Оказалось – предчувствие.
Приск не сразу понял, почему впереди телохранитель валится с коня, – показалось: просто потерял равновесие. Конь споткнулся, всадник упал – ткнулся лицом в гранитную мостовую. Конь испугался, прянул в сторону. И тогда Приск разглядел дрожащую стрелу, что вошла несчастному в шею, – солдат не надел шлем, тот висел у него на плече – ну право же, какая опасность может грозить близ столицы провинции на дороге, да еще ранним утром?
Ошибся. Приск успел выхватить меч, когда второй телохранитель (тот ехал сзади), взмахнув руками, вылетел из седла. А потом на трибуна обрушился град свинцовых шаров. Один из них ударил жеребцу в шею, и конь встал на дыбы. Приск успел вскинуть руку с плащом, натягивая ткань так, чтобы шары отскакивали от нее, пружиня или хотя бы теряя часть своей ярости. Но все же от одного шара военный трибун не успел увернуться. Приск рухнул с коня. Если и потерял сознание, то на миг. Рванулся подняться. Тут же повело. Упал на колено. Тень рядом. Приск успел качнуться назад, уходя от удара. Наконец вскочил. Попытался ударить. Но противник был ловок и увернулся. Но тут кто-то – второго Приск лишь почувствовал, не успевая заметить, не то что разглядеть, – обрушил на его голову удар такой силы, что военный трибун рухнул в черноту. Как ему в тот миг почудилось – навсегда.
* * *
Он будто утонул в этой тьме. Густой, вязкой, без начала и конца. Уходить вниз, в жуть… ну уж нет!
Выплыл. Очнулся. Первое, что ощутил, – боль в затылке, боль во всем теле, боль в руках. Первое, что увидел, – черноту. Моргал, щурился, силясь хоть что-то разглядеть, – напрасно. Дернулся – и не смог ни встать, ни даже повернуться.
Он был закован в колодки, как раб в эргастуле, а руки связаны за спиной. Судя по липкому холоду – его раздели донага и оставили в каком-то подземелье. Было сыро. Где-то рядом протекала вода – Приск слышал ее журчание. И ощущал мерзкий затхлый запах – значит, по подземелью проходил сток для нечистот.
В первый момент мелькнула мысль, что Адриан все же дал выход своей ярости и решил уничтожить посланца, принесшего дурную весть. Но эта версия не продержалась и четверти часа. Разумеется, Адриан мог убить Приска. Мог приказать пытать. Но похищать… это глупо. А вот воплощение того плана, о котором говорил Адриан на тайном обеде, вполне могло начаться. Возможно, нужные люди уже нашептали одному из претендентов и указали на Приска. А приманку для тенет не посвящают в планы охоты. Итак, противник, не медля, нанес удар.
