Беннетт был здесь. И выглядел он ужасно.
Он похудел, и хотя был аккуратно одет и чисто выбрит, одежда висела на нем, как на вешалке. Казалось, он не спал несколько недель. Это было мне знакомо. Под его глазами залегли темные круги, а фирменная ухмылка исчезла. Я думала, что огонь будет всегда гореть в его глазах, но сейчас это пламя бесследно угасло.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
Подняв руку, он взъерошил волосы, безнадежно испортив ту жалкую прическу, которую попытался соорудить. При виде его знакомой растрепанной шевелюры у меня сжалось сердце.
— Я пришел сообщить тебе, что ты поступила как полная идиотка, уволившись из «Райан Медиа».
У меня челюсть отвисла от такого заявления, и знакомая волна адреналина зажгла кровь.
— Я идиотка не только из-за этого. Список можно продолжить. Спасибо за то, что навестил. Это было забавно.
Я развернулась к двери.
— Постой, — сказал он низко и требовательно.
Старая привычка дала о себе знать, и я остановилась, обернувшись к нему.
— Мы оба были идиотами, Хлоя.
— С этим соглашусь. Ты совершенно правильно сказал, что потратил много сил на мое обучение. Я училась идиотизму у величайшего идиота на свете. А всем хорошим я обязана твоему отцу.
Похоже, этот удар достиг цели. Беннетт вздрогнул и отступил на шаг. За последние несколько месяцев я испытала миллионы различных чувств: много гнева, немало вины и постоянные приливы самолюбивой гордости, — но то, что я сказала сейчас, было неправдой, и я немедленно пожалела об этом. Он толкал меня вперед, пусть иногда и невольно, и я была ему кое-чем обязана.
Но сейчас, стоя напротив него в огромном зале, где молчание зловеще разрасталось между нами, я поняла, чего мне не хватало больше всего. Он дал мне возможность работать над самыми важными проектами. Он брал меня с собой на каждую деловую встречу. Он заставлял меня писать самые сложные отчеты, отвечать на щекотливые звонки и контролировать доставку самых ответственных финансовых документов.
Он действительно обучал меня — и это для него очень много значило.
Сглотнув, я выдавила:
— Извини, на самом деле я так не думаю.
— Я знаю. Вижу по твоему лицу, — он провел рукой по губам. — Но это отчасти верно. Я не вправе приписывать себе твои успехи. Но, наверное, все равно иногда это делаю, потому что у меня эго с Эверест. И еще потому, что ты меня действительно вдохновляешь.
Комок у меня в горле начал распухать, мешая мне дышать и давя на желудок. Я вцепилась в спинку ближайшего стула и повторила:
— Зачем ты здесь, Беннетт?
— Потому что, если ты не справишься с этим, я лично позабочусь о том, чтобы ты больше никогда не работала ни на одну компанию из списка топ-500.
Такого я не ожидала, и на время затихший гнев вспыхнул вновь.
— Конечно, я справлюсь, придурок. Я подготовилась.
— Ты меня не так поняла. У меня с собой слайды маркетинговой кампании для Пападакиса и распечатки, — он показал мне флешку и папку, — и если ты не сразишь комиссию этой презентацией, то твоя задница сильно пожалеет.
На его лице не было нахальной усмешки, и, похоже, он не играл словами. Но в том, что он сказал, послышался отзвук чего-то другого.
Мы. Это были мы.
— Что бы ты ни притащил, это не мое, — я кивнула на флешку. — Я не готовила слайды презентации по проекту для Пападакиса. Я ушла, прежде чем успела их доделать.
Он кивнул с таким видом, словно я безнадежно тупила.
— Когда ты уволилась, контракты уже были готовы, оставалось только поставить подписи. Я составил слайды на основе твоей работы. И ты представишь сегодня это, а не какую-то вшивую маркетинговую кампанию для собачьего корма.
Выслушивать это было унизительно, и я сделала несколько шагов вперед.
— Чтоб тебе провалиться, Беннетт. Я вкалывала на тебя, и я вкалывала на Джулиана. И буду вкалывать дальше, где бы ни работала, — не важно, продают ли там собачий корм или ведут проекты на миллионы долларов — и будь я проклята, если позволю тебе вламываться сюда со всем этим дерьмом и указывать мне, как строить карьеру. Ты не можешь меня контролировать.
Он тоже подошел ближе.
— Я не хочу тебя контролировать.
— Брехня.
— Я хочу помочь тебе.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Нет, Хлоя, нужна. Возьми. Это твой труд.
Он стоял так близко, что ему достаточно было протянуть руку, чтобы притронуться ко мне — и подошел еще на шаг ближе. Теперь я чувствовала тепло его тела, запахи мыла и кожи, слившиеся в один знакомый запах.
— Пожалуйста. Ты это заслужила. Это произведет на комиссию большее впечатление.
Месяцем раньше мне ничего так не хотелось, как представить этот проект. Он почти стал моей жизнью. Он был моим. Я ощутила, как слезы щиплют глаза, и сердито моргнула.
— Я не хочу быть тебе обязана.
— Это не одолжение. Я возвращаю то, что принадлежит тебе. Это признание того, что я облажался. Это мой способ показать, что я не встречал никого, кто разбирался бы в бизнесе лучше тебя.
Его взгляд смягчился. Он протянул руку, чтобы убрать мне за ухо выбившуюся прядь волос.
— Ты ничем не будешь мне обязана. Если, конечно, не захочешь… и совсем в другом.
— Не думаю, что когда-нибудь смогу на тебя работать, — сказала я, с силой выталкивая слова из разрывающейся от боли груди.
Мне приходилось изо всех сил сопротивляться желанию дотронуться до него.
— Ты опять меня не поняла. Я говорю, что облажался как босс. — Беннетт нервно сглотнул и перевел дыхание. — И по-настоящему облажался как твой парень. Мне нужно, чтобы ты приняла эти слайды…
Тут он протянул мне флешку.
— …и мне нужно, чтобы ты приняла обратно меня.
Пораженно уставившись на него, я выдохнула:
— Я должна вернуться обратно к комиссии.
— Нет. Они отложили презентацию, — сказал Беннетт, сверившись с часами. — Примерно минуту назад Генри по моей просьбе позвонил Ченгу и отвлек его на какую-то ерунду, чтобы я смог поговорить с тобой наедине и сказать тебе, что, во-первых, ты идиотка, а во-вторых, что я хочу получить еще один шанс.
Я ощутила, как уголки моего рта растягиваются в улыбке, и прикусила нижнюю губу. Глаза Беннетта победно вспыхнули.
— Я благодарна за то, что ты делаешь, — сказала я, тщательно подбирая слова. — Я тяжело работала над этим маркетинговым планом и считаю его своим. Если ты не против, я покажу комиссии результаты по проекту на твоих распечатках. Но представлять я все равно буду «Сэндерс».
Он обдумал это, вглядываясь в мое лицо. На его щеке дрогнул мускул — признак нетерпения.