– А-а-а, Ника! – Владимир Андреевич был слегка «под Бахусом», но до состояния готовальни ему было еще далеко. – Все-таки передумала? Отлично!
Я не успела еще возразить, а бизнесмен уже вел меня к расставленным вокруг танцплощадки столикам. За ближайшим из них спиной к нам сидел мужчина крепкого сложения с абсолютно лысой головой, которая отражала взлетающие в угольно-черное небо разноцветные огни. К нему-то и подвел меня Челноков.
– Вот, тезка, это та самая Ника, о которой я тебе все уши прожужжал. А это Владимир Александрович Хамисов, мой давний друг и отличный парень.
– Очень приятно, – улыбнулась я, отвечая на его приветливый кивок. Вот гад. Мог бы и встать, когда его даме представляют. Сразу видно, что привык, сидючи в начальственном кресле, резолюции накладывать. – Скажите, а Сергей Хамисов, секретарь господина Челнокова, вам случайно не родственник?
– Еще какой родственник, – Хамисов развернулся ко мне всем телом, и я смогла хорошенько разглядеть его при ярком электрическом свете, – он мой сын.
Я невольно всмотрелась пристальней, отыскивая схожие черты, но была разочарована. Ничего общего у сидящего передо мной грузного лысого человека с вертким и лощеным Сережей не наблюдалось. Может быть, сын станет таким же лет эдак через «дцать», а пока молодой Хамисов энергично подскакивал на танцплощадке, на которую ушло как минимум полгектара пластиковых плит. Пока я вертела головой, разглядывая отца и сына, Челноков галантно пододвинул мне кресло. Пришлось сесть.
– Я много слышал о вас, уважаемая Ника Валерьевна, – голос у Владимира Александровича Хамисова, как и весь облик, был начальственный: глубокий, звучный, уверенный. – Володе просто повезло, что у его дочери такой телохранитель. Позвольте за вами поухаживать. Вино, коньяк, водка? Что вы предпочитаете?
– Вино, – по привычке ответила я, и мне вручили бокал с играющим в лучах прожекторов настоящим французским «каберне». Но я не успела отпить даже полглоточка, как…
– Ника! Ты приехала! – Эля летела ко мне через всю лужайку, приподнимая подол развивающейся пышной юбки, на покупку которой ее подвигла я. – Пойдем танцевать! Слышишь? Это моя любимая песня!
– А поет кто? – как бы между прочим поинтересовалась я, сжимая в кулаке ложку, уведенную когда-то из лондонского бара.
– Энрике Иглесиас!
Эля была так сильно разочарована моей дремучестью, что я невольно рассмеялась:
– Неужели он тебе нравится? Парень как парень. Ну поет, ну симпатичный…
– Ничего ты не понимаешь, – виновнице торжества все-таки удалось дотащить меня почти до центра танцплощадки. – Он такой! Такой!..
– А у меня для тебя подарок есть, – похищенная ложка блеснула на моей ладони. – Знаешь, что это? Это ложка, которой семь лет назад еще никому не известный Энрике Иглесиас помешивал кофе в одном лондонском баре. Я ее даже не мыла, так что, возможно, на ней еще остались микробы с его губ.
– Вау! – восхищенно выдохнула Эля, распахнув глаза на пол лица. – Вот это круто! Просто нереально круто! Круто-о-о!!! Ты теперь мой самый лучший друг, Ника.
– Спасибо за доверие, Эля. Поздравляю тебя с первым маленьким юбилеем. Будь… – я чуть не ляпнула «Будь всегда такой», но вовремя опомнилась, представив себя на месте ее педагогов и родственников будущего мужа, – будь счастлива, несносная девчонка.
– Спасибо! Постараюсь. А теперь давай покажем этим расфуфыренным теткам, как надо танцевать!
Двое зрелых мужчин сидели за круглым столиком и, не отрываясь, смотрели на танцующую черноволосую женщину в красивом облегающем платье.
– Хороша, – оценивающе прищурился Хамисов, потягивая через соломинку пятидесятиградусный виски. – Ты ею доволен?
– Вполне, – Челноков плеснул себе в бокал с остатками водки немного шотландского виски. – Но еще больше буду доволен, когда ты мою просьбу выполнишь и пробьешь ее по всем каналам.
– До сих пор в ней сомневаешься?
– Да нет. Скорее, это для очистки совести. Стыдно признаться, но сердце у меня не на месте. Особенно сегодня.
– Ты меня удивляешь, тезка, – Хамисов внимательно оглядел бизнесмена. – Предчувствия, ощущения… И это говорит подполковник Челноков?
– Уже давно не подполковник. Так же, как и ты. А предчувствиям своим я привык доверять. Иначе не дожил бы до этой ночи.
– Что верно то верно. Я прекрасно помню, как ты заставил нас по горам ползти вместо того, чтобы идти ущельем, где потом остались две соседние роты. Да не хмурься ты! Подожди еще два дня, и у меня будет на нее полная информация.
– Спасибо, тезка…
– И все-таки, зачем ты ее взял? Только не говори, что на всякий случай. Не поверю. Может, врагов нажил без моего ведома? – Хамисов тяжело откинулся на спинку кресла, рискуя опрокинуться вместе с ним, и провел руками по гладкой коже затылка.
– Без твоего ведома у нас в околотке ничего не наживешь, – усмехнулся бизнесмен, – даже неприятностей. Ты же наш «серый кардинал». Все видишь, все знаешь. Всеми руководишь…
– Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, Володя. Надоело «серым» быть. Хочу в «белые» перекраситься.
– В красные…
– Почему в «красные»? Я ведь, как и ты, давным-давно не коммунист.
– Потому, – Челноков прикурил свою «оптиму» от протянутой официантом зажигалки, – что кардиналы все красное носили.
– Да хоть серо-буро-малиновое! Ты ведь понял, что я имею в виду?
– Прекрасно понял. Подобный разговор у нас уже был. И чтобы его прекратить, я напомню, какой ответ дал тебе в прошлый раз. Я губернатора не брошу. И денег на его избирательную компанию дам. А почему – тебе не хуже меня известно.
– Известно, – кивнул собеседник, вытаскивая соломинку из бокала и делая большой глоток, – но, честно говоря, я надеялся, что ты передумаешь.
– Не надейся, – Челноков поднялся с кресла и с удовольствием потянулся. – Лучше давай стариной тряхнем. Не разучился еще плясать? Тогда пойдем, составим компанию нашей телохранительнице. А то она скоро всех моих гостей до смерти затанцует. Горячая штучка.
– И в постели тоже? – «серый» кардинал вопросительно поднял бровь, отчего лицо его стало напоминать перекошенную от времени маску Пьеро. – Горячая?
– Не знаю, не пробовал, – буркнул раздосадованный хозяин.
– Ну да, ну да, – поспешно закивал Хамисов, – твоя Светка быстренько бы от нее избавилась. Сущая мегера, прости, Вова, за откровенность. И как тебя угораздило… Седина в бороду – бес в ребро? То-то я смотрю, ты во вкус вошел: сначала молодая жена, потом телохранительница.
– Я же сказал, что у нас ничего.
– Так я тебе и поверил! Кого надуть хочешь? Меня? Да я тебя вдоль и поперек изучил. Ты без веской причины шагу не ступишь. Вот и выходит: либо ты ее для себя взял, а не для дочери, либо действительно почему-то боишься за свою Элю. Ты кому-то перешел дорогу, Челноков?
