– Паха страдает. У него настроение меняется по пять раз в день.
– Чего страдать-то? – неприязненно буркнула я, пытаясь затолкать поглубже воспоминания об электрических разрядах, пробежавших по моей руке, во время «физического контакта с объектом». – Здоровый мужик. Омоновец… Погоди-ка. Так он со своим ОМОНом в Чечне воевал?
– Нет, не получилось, – покачал головой Сергей, сразу утратив ехидство. Они только в Чечню вошли, как их колонна под обстрел попала. Пашку сразу контузило, он даже из бэтээра выскочить не успел. Поэтому жив остался. Один из всех. Врачи потом говорили – череп чуть не надвое раскололся, вот боевики его за мертвого и посчитали.
От таких слов меня передернуло, но Сережа ничего не заметил и продолжал:
– Шеф всех светил медицины на уши поставил – вытащили Пашку с того света. И с мозгами у него почти все в порядке – он меня в шахматы, как щенка делает. Одна только проблема осталась – агорафобия – боязнь открытого пространства. Три года прошло, а Пашка до сих пор из дома не выходит. Шеф и так на врачей наезжал и сяк, а они говорят, что физически он здоров. И психически. Почему выходить из дома боится, они и сами не понимают. По идее, он замкнутых пространств должен бояться, тесных. Как тот БТР, в котором его шарахнуло.
– Понятно, – пробормотала я тихо, – Значит, он здесь как в тюрьме… Так и с ума сойти можно.
– Угу. Вот Пашка и сходит помаленьку. Особенно теперь. Первый год он выздоравливал. Второй – заочно институт заканчивал. А сейчас не знает, куда себя деть. Спасибо, что есть Интернет, – Пашка в нем сидит всю дорогу. Консультации кому-то дает. Даже какие-то копейки зарабатывает. У нас подключение круглосуточное. Так вот они с Генкой – это который младший – за сетевое время чуть ли не дрались. С этим Интернетом вообще облом получился. Раньше у нас локальная сеть была. Все компьютеры закольцованы. А потом Генка с какого-то сайта вирус занес и – «привет от хакеров». Чуть все дело отцовское не угробил. С тех пор у каждого члена семьи отдельный комп с отдельным подключением. У тебя, кстати, тоже. Можешь по сети хоть целый день гулять. Только боюсь, со временем будет не особо. Элька – непоседа, каких поискать. Загоняет она тебя.
– Посмотрим, кто кого загоняет! – усмехнулась я, усаживаясь за руль маленькой верткой иномарки (кстати, надо будет уточнить, какой именно), и жизнерадостно махнула рукой. – Не прощаюсь, еще увидимся.
Секретарь улыбнулся, махнул в ответ, и я покатила по узкой асфальтированной дорожке вдоль живой изгороди, окружающей ярко-зеленую лужайку. А когда тяжелые ворота раздались, выпуская машину на ведущую к шоссе грунтовку, настроение мое сделалось столь же безоблачным, как пышущее жаром июльское небо. И пусть завтра я горько пожалею обо всем, попав в бурлящий котел семейных страстей, но сегодня… Сегодня я – на коне. Пусть даже с бензиновым двигателем.
Вездесущее летнее солнце строило рожицы из расчерченного на квадраты окна, возле которого натужно тикали огромные напольные часы, напоминая о неумолимом времени. Но Владимир Андреевич Челноков ничего этого не замечал, рассеяно глядя вслед удаляющемуся «Рено». По лицу удачливого бизнесмена и заботливого отца пробегали неясные тени, то ли от волнуемой ветром листвы, то ли от волнующих Челнокова мыслей. Дождавшись, когда автомобиль с нанятой им телохранительницей скрылся за поворотом, он неспешно подошел к телефону. Повертел в руках завязанную узлом серебряную ложечку, набрал номер и, разобрав в трубке недовольное «Слушаю», поинтересовался:
– У тебя день, что ли, не задался, тезка?
Выслушав пространный ответ, в котором собеседник разбирал по косточкам вконец доставшее начальство, он сказал:
– Не в службу, а в дружбу, Саныч. Пробей для меня одного человечка. Точнее человечку. Я ее телохранителем для Эли взял. Записывай: Евсеева Ника Валерьевна. Да-да, Ника. Все что сможешь найти. Нет, у меня на нее ничего нет. Так, предчувствия. Ощущения. Ну, знаешь, когда твой затылок в прицеле у снайпера… Примерно такие. Хорошо, буду ждать. Бывай, тезка.
Трубка почти бесшумно легла на аппарат, и хозяин кабинета вдруг с силой метнул серебряную ложку в предусмотрительно закрытую дверь. Убедившись, что черенок вошел точно в щель, пробитую в дереве женской «шпилькой», Челноков широко улыбнулся и, тихонько насвистывая, вышел из кабинета.
«Сплю на новом месте, приснись жених невесте», – трижды проговорила я перед сном, поудобнее устраиваясь на непривычно мягком диване. Еще бы! Ведь последние три года мне приходилось засыпать на гладко выструганных досках, покрытых тонюсеньким матрасиком. Удобство удобством, а здоровье – прежде всего. Не то чтобы я фанатично следовала многочисленным заповедям здорового образа жизни. Но курить бросила еще в институте, а из всех спиртных напитков предпочитала сухое красное вино, успокаивая свою совесть тем, что оно и от рака излечивает, и выводит из организма зловредные радионуклиды.
Поставив маленький будильник ровно на семь часов, я блаженно вытянулась, порадовавшись, что диван мне достался как раз по росту и не нужно подгибать гудящие от усталости ноги. Но то ли слишком мягкая постель была тому причиной, то ли полная луна, беззастенчиво заглядывающая в окно, заснуть я не могла очень долго. А когда все же заснула, мне приснился кошмар. Вместо жениха во сне мне явилась прабабушка-цыганка, которой я никогда не видела и тем не менее твердо знала, что это она. Косматая неряшливая старуха всю ночь что-то вещала мне на незнакомом языке, размахивая обнаженными до плеч руками. Б-р-р-р! Жуткое зрелище. Так что вопль будильника, возвестивший о начале трудовых будней, я встретила, как долгожданную амнистию.
До срока, назначенного шефом (так я вслед за секретарем Сережей стала мысленно называть Челнокова), оставалось полтора часа. Их мне с лихвой хватило и на обязательные утренние упражнения, и на душ, и на наведение боевой раскраски. И даже на чашечку кофе, приготовленного с помощью собственного кипятильника.
Выбравшись в коридор, я пошла плутать по коттеджу и, наверное, безнадежно опоздала бы, если бы не…
– А вы кто?
Я обернулась на детский голос и внимательно оглядела щуплого мальчишку в темно-синей атласной пижаме, выходящего из ванной комнаты. Ну, здравствуй, Генка-вундеркинд.
– Ника, – представилась я, – гувернантка твоей сестры. Вчера Владимир Андреевич нанял меня для ее обучения и охраны. Только я заблудилась и никак не могу найти кабинет твоего отца. Боюсь, что мне очень сильно нагорит, если ты меня не выручишь и не покажешь дорогу. Ну как, согласен стать проводником прекрасной дамы?
Словно раздумывая, имею ли я право на этот высокий титул, Генка несколько раз окинул меня взглядом, от которого мороз побежал по спине. Так двенадцатилетние мальчики не смотрят. Особенно на теток «за тридцать». Интересно, у них все мужики в роду бабники или нет?
Оказывается, все. Покорно следуя за младшим сыном, я поравнялась с дверью, ведущей в комнату сына старшего. Вдруг она бесшумно отворилась, выпуская в коридор двух молоденьких девиц, явно полуночной профессии. Одинаковых, как сестры, с волосами, до белизны выеденными «Супрой», в обтягивающих майках-топиках и ростом мне по грудь. А появившемуся следом хмурому Павлу Челнокову – вообще по пояс. Прям пипетки какие-то.
