– А как в таком случае он попал в городской офис своего отца? – полюбопытствовал Виталий. – Ты ведь сама мне об этом рассказала…
Он говорил что-то еще, но я не слышала, потому что тщетно пыталась уследить за мелькающими в голове мыслями и упорядочить их. Мама дорогая, я ведь даже и не вспомнила о его болезни, когда он вошел ко мне в «камеру». Мне и в голову не пришло поинтересоваться, каким образом Павел смог покинуть свою «крепость». Как-то не до того было. Неужели он притворялся и три года просидел взаперти, чтобы… Чтобы что? Зачем ему понадобилась эта симуляция? Этот сговор с Хамисовым? Это похищение, черт его побери?!
Пока я ломала голову над необъяснимым поведением человека, каждым своим поступком причиняющего мне невыносимую боль, другой человек, заставивший меня страдать отнюдь не меньше, тихо комментировал происходящее:
– Разумный ход. Твой Павел не лезет на рожон, а собирается провести небольшую разведку.
– С чего ты взял, что он мой?! – прошипела я, наблюдая, как Павел Челноков подходит к пожарной лестнице и осторожно взбирается на второй этаж к единственному освещенному окну, за которым обнявший меня мужчина оставил пять трупов.
– С чего взял? – неожиданно переспросили его губы возле самого моего уха. – Эля твоя доложила. Или заложила…
Ну погоди, маленькая болтушка, доберусь я до тебя! Ты потерпи немного, и я обязательно доберусь. Только бы не опоздать! Потому что только треть заложников возвращается к своим ошалевшим от счастья семьям. Господи, Павел, зачем тебе понадобилось похищать собственную сестру? Не хотел жить на отцовские деньги, решил сколотить собственный капитал? Кому и за сколько ты продал Элю? И я еще с тобой… Мама дорогая, что же у меня за судьба такая: влюбляться в мужиков, которые детей воруют!
– Молодец, – одобрительно пробормотал наблюдавший за черным силуэтом Виталий, не замечая моего состояния. – Прежде чем соваться к тигру в пасть, решил пересчитать его зубы. Молодец.
Тем временем Павел осторожно заглянул в окно и на мгновение замер, завороженный открывшейся картиной. Потом так же осторожно спустился по лестнице и пошел к машине. Или мне показалось, или его основательно покачивало из стороны в сторону. Пьяный он, что ли? Словно в ответ на этот вопрос Павел оперся рукой о капот и согнулся в три погибели – его выворачивало наизнанку.
– Не думал я, что он такой чувствительный, – Виталий неодобрительно покачал головой. – Вроде омоновец бывший. Профессионал. И вдруг такая реакция.
– За ним! – неожиданно выпалила я, пытаясь не упустить из виду разворачивающийся автомобиль, и толкнула Виталия за руль. – Он сейчас должен ехать к своему второму заказчику, чтобы обсудить ситуацию.
– Логично, – согласился мой вынырнувший из небытия возлюбленный и осторожно тронулся с места, – такое по телефону не обсуждают. Вдруг это именно его наниматель ликвидацию провернул? Убрал, так сказать, конкурентов.
Мы старались не упустить красные огоньки челноковского «Фольксвагена», но и сокращать дистанцию не собирались. В пустынных ночных переулках Павел мог легко обнаружить слежку.
– Интересно. Очень интересно, – Виталий остановился на безопасном расстоянии и внимательно наблюдал, как черная машина въезжает в ворота городского офиса господина Челнокова. – Ты что-нибудь понимаешь?
– Ничего не понимаю, – ответила я, пребывая в какой-то странной отрешенности. – Зато знаю, где могут держать бизнесменскую дочурку. Разворачивайся, Таля. Едем!
– Слушаюсь, товарищ командир.
Я знала, что в моей многочисленной родне пять-шесть человек грешили лицедейством, а двое или трое даже заслужили на этом поприще высокое звание народных артистов. Но даже не подозревала, что во мне пропадает этот талант. Сев за руль «Москвича», я как ни в чем не бывало подъехала к знакомым воротам загородного дома и заявила разбуженному и потому злому охраннику, что мне приказано дождаться шефа здесь. Должно быть, этот заспанный малый еще не слыхал об обострении наших с Челноковым отношений и беспрекословно распахнул чугунные створки.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь? – поинтересовался с заднего сидения накрытый полосатым пледом Немов, пытаясь расплестись из сто двадцать третьей позиции хатха-йоги.
– Не знаю, а чувствую, – отрезала я, въезжая в гараж. – И чувствам своим я привыкла доверять.
Иного объяснения от меня не получил бы сам Великий инквизитор. Я действительно не могла предъявить ему логическую цепочку, которая привела меня и настороженного Виталия в лабиринты подвалов, но твердо знала, что она существует. Только ее звенья не желают выплывать из моего подсознания.
Мы спустились по отвесной лестнице и очутились в тире Павла Челнокова, где располагалась напугавшая меня яма. На этот раз она была закрыта прочной металлической сеткой. Ткнув пальцем в сторону ямы, я пробежала оставшиеся до нее пятьдесят метров с результатом, за который не пришлось бы краснеть даже профессиональному спортсмену. Немов не отставал, так что мы одновременно затормозили у края ямы и глубоко вздохнули. Быстрый бег был тут совсем ни при чем. Просто в яме на груде подушек растянулась Эля и, прикрыв глаза, самозабвенно слушала СD-плеер.
Немов присел у закрывающей яму решетки и тихо усмехнулся:
– Оказывается, все гениальное действительно просто.
Он имел в виду способ, которым Лик закрепил решетку над ямой. Гигантское металлическое кольцо в полтора пальца толщиной, затянутое измазанной бетоном сеткой, было пристегнуто с двух противоположных сторон здоровенными замками к петлям арматуры, торчащим прямо из бетонного пола. И посему ни приподнять, ни сдвинуть эту сетчатую дверь, чтобы начать операцию по освобождению заложницы, не представлялось возможным. Однако у Виталия нашлись инструменты, необходимые для совершения кражи со взломом. У него в руках неожиданно появилась маленькая пилочка с заостренным концом. Прошло совсем немного времени, и он небрежно откинул в сторону покрытый ржавчиной замок.
– Помочь? – ухватилась я за обод, но была остановлена снисходительным взглядом моего воскресшего суженого. И дальше только наблюдала за тем, как он осторожно, чтобы не наделать лишнего шума, поднимает тяжелую решетку и почти беззвучно прислоняет ее к стене. Второй замок протестующе скрипнул, когда в его петле повернулся толстый каркас, но Эля не услышала, кивая в такт льющейся из наушников музыки. Даже когда спущенная Виталием деревянная лестница боднула бетон возле ее руки, растрепанная девичья голова продолжала двигаться, как маятник. Пришлось быстренько спуститься и стащить с Эли наушники, перепугав ее до полусмерти.
– Н-ника?! – заикаясь и хлопая глазами, воскликнула заложница. – Ты здесь откуда?
– От верблюда! Вставай скорее, и рвем когти! – прикрикнула я на оторопевшую Элю.
– Не-е-е, – голова юной заложницы еще активнее замоталась из стороны в сторону, – меня Пашка прибьет, если сбегу. Он так и сказал: «Помнишь, как три дня на задницу сесть не могла? Если высунешься и операцию мне сорвешь – целый месяц не сядешь!» А потом добавил, что все равно мне не верит, раскопал где-то эти ржавые замки и запер. Сказал, на всякий случай…
