И теперь погоня за яком обернулась бегством от незримой твари, ибо хотя Картер и не смел оглянуться, он инстинктивно чувствовал, что его преследует нечто невыразимое и неосязаемое. Его як, должно быть, первым почуял ее или услышал этот топот, и Картер не решался даже помыслить, откуда настигал его преследователь — от последнего ли лагеря каменотесов или же из черной исполинской каменоломни. Тем временем скалы остались позади и ночь сгустилась над испещренной призрачными утесами бескрайней песчаной пустыней, в которой терялись все дороги. Он уже не видел отпечатков копыт яка, но за его спиной звучал неумолчный кошмарный топот, то и дело заглушаемый, как ему казалось, гулким хлопаньем исполинских крыльев и жужжанием. К своему ужасу он понял, что безнадежно заблудился в этой грозной пустыне слепых скал и нехоженых песков. Лишь далекие неприступные пики справа служили ему неким ориентиром, но и они стали неясными в сгустившихся серых сумерках, и вместо них на горизонте замерцали слабо подсвеченные облака.
И затем в туманной дымке в северной части горизонта прямо перед собой он заметил нечто ужасное. В первый миг ему показалось, что это гряда черных гор, но потом он вгляделся и понял, что это кое-что иное. Фосфоресцирующие облака довольно четко освещали его очертания и даже позволяли рассмотреть отдельные его части на фоне клубящегося позади дыма. Насколько далеко это было, Картер не мог сказать, но, видимо, очень далеко. Оно было в тысячу футов высотой и вздымалось огромной вогнутой аркой от серых неприступных пиков к невообразимым безднам на западе, и в какое-то мгновение стало походить на могучий ониксовый хребет. Но потом ониксовые горы вдруг растаяли под чьей-то исполинской рукой, явно не человеческой. Эти громады безмолвно присели на вершине мира, точно волки или упыри, увенчанные облаками и туманами, став вечными сторожами тайн севера. Они сидели полукругом, эти собакоподобные горы, превратившиеся в чудовищные изваяния дозорных и угрожающе подъявшие десницы над всем человечеством.
И в мерцающем свечении набрякших облаков их каменные двойные головы будто чуть покачивались, но как только Картер двинулся вперед, он увидел, что от их мрачных вершин отделились какие-то гигантские существа, чьи движения явно не были галлюцинацией. Крылатые жужжащие твари с каждым мгновением становились все больше и больше, и путешественник понял, что его блуждания приблизились к концу. То были не птицы и не летучие мыши, известные в земном мире либо в мире снов, ибо они были крупнее слонов и их головы походили на лошадиные. И Картер понял, что это и есть печально знаменитые птицы шантак, и теперь уже перестал удивляться тому, что адские сторожа и безымянные часовые заставляли людей сторониться северной скалистой пустыни. И когда он, покорившись судьбе, остановился и наконец-то решился бросить взгляд через плечо, то увидел, что его преследует коренастый косоглазый купец, о ком ходили дурные слухи, — он, усмехаясь, сидел верхом на исхудалом яке, возглавляя жуткую стаю хохочущих птиц шантак, чьи крыла все еще дышали хладом и сернистыми испарениями нижних пределов мира.
Но, попавшись в ловушку к сказочным лошадиноголовым крылатым тварям, что кружили над ним богомерзкими насмешниками, Рэндольф Картер не потерял присутствия духа. Жуткие горгульи висели прямо над ним, а косоглазый купец спрыгнул с худосочного яка и стоял, усмехаясь прямо в лицо пленнику. Потом он знаком приказал человеку сесть на одну из омерзительных птиц и даже помог Картеру, которого обуревало сомнение, подчиниться или воспротивиться. Ему с трудом удалось оседлать крылатое чудовище, ибо птицы шантак вместо оперенья имеют скользкую чешую. Как только он взгромоздился птице на спину, косоглазый сел позади него, оставив своего худосочного яка на попечение одной из колоссальных птиц, которая тотчас же увела его на север, к кольцу горных хребтов.
И начался жуткий полет в застывшем холодном пространстве, бесконечный полет вверх к восточному горизонту, к серому мрачному нагромождению неприступных пиков, за которыми, по преданию, находится таинственный Ленг. Они взлетели выше облаков, пока наконец под ними не открылись фантастические пики, которых обитатели Инкуанока никогда не видели и которые вечно скрыты в клубящемся вихре сияющего тумана. Когда они пролетали над ними, Картер разглядел их очень хорошо и увидел у самых вершин странные пещеры, напомнившие ему те, что он видел на Нгранеке, но он не стал ни о чем спрашивать своего тюремщика, заметив, что и старик, и лошадиноголовая птица шантак почему-то взирали на них со страхом и находились в сильном волнении до тех пор, пока эти горные пики не остались далеко позади.
Птица шантак спустилась ниже, и под грядой облаков показалась серая бесплодная пустыня, на которой вдалеке виднелись тусклые костры. Они спустились еще ниже, и взору Картера предстали разбросанные там и сям одинокие каменные хижины и унылые каменные деревни, в окошках которых мерцал бледный свет. И из этих хижин и деревень доносилось пронзительное пение рожков и тошнотворный грохот барабанов, и Картер сразу понял, что обитатели Инкуанока говорили правду об этих местах. Ибо путешественники слыхали подобные звуки и раньше и знали, что они доносятся из этой холодной пустыни, куда не ступала нога человека, ибо это и было мрачное обиталище жутких тайн, имя которому Ленг.
Вокруг тусклых костров плясали какие-то темные фигуры, и Картер стал гадать, что же это за существа, ибо ни одна живая душа никогда не бывала в Ленге, и это место знаменито лишь виднеющимися издалека кострами и каменными деревнями. Плясуны неуклюже и медленно подпрыгивали, неистово и непристойно извиваясь и изгибаясь, так что Картер понял, почему смутная молва причисляет их к дьявольским порождениям и почему во всем сновидческом мире их жуткое ледяное плато вызывает такой страх. Когда птица шантак снизилась, в отвратительных фигурах плясунов внезапно прояснились знакомые черты, и узник напряг зрение, дабы разглядеть их получше, и напряг память, чтобы отыскать в ее глубинах какие-нибудь намеки на то, где бы он мог видеть эти жуткие создания.
Они прыгали так, словно вместо ступней у них были копыта, а на головах у них вроде бы были нахлобучены парики и шапочки с рожками. Другой же одежды на них не было, но многие из них заросли косматой шерстью. Сзади у них болтались крошечные хвостики, а когда они глядели вверх, Картер заметил, какие у них непомерно широкие пасти. И тогда он понял, кто это и что на головах у них вовсе не парики и не шапочки. Ибо загадочные обитатели Ленга были соплеменниками зловещих купцов с черных галер, привозивших в Дайлат-Лин рубины, — тех полулюдей-купцов, которые служат рабами у лунных тварей. Это и впрямь были те самые темнолицые люди, которые когда-то подпоили и хитростью завлекли Картера на жуткую галеру и чьих сородичей на его глазах выстроили на грязных причалах в проклятом лунном городе и худых отправляли на самые тяжелые работы, а упитанных увозили в клетях, чтобы удовлетворить прочие нужды их жабообразных хозяев. Теперь Картер понял, откуда эти диковинные существа, и содрогнулся при мысли, что и Ленг известен тем бесформенным исчадиям Луны.
Птица шантак пролетела над кострами, и над каменными домами, и над нечеловеческого вида плясунами и взмыла над голыми пиками серого гранита и над мрачными пустынями скал, льдов и снегов. Настал день, и тусклое сияние низких облаков сменилось туманными сумерками северного края, а дьявольская птица упорно мчала его сквозь холод и безмолвие. Временами косоглазый купец заговаривал со своим крылатым носильщиком на жутком гортанном языке, и шантак отвечала ему клекотом, напоминавшим скрежет истолченного стекла. Пока они летели, равнинный ландшафт внизу сменился горами, и наконец они оказались над продуваемым всеми ветрами плоскогорьем, казавшимся крышей опустошенного, необитаемого мира. Здесь, в сумеречной холодной тишине, вздымались призрачные глыбы безоконных домов, окруженных каменными монолитами. В этих постройках не было ни намека на присутствие человека, и Картер, вспомнив старые предания, понял, что это самое страшное и самое непостижимое место на свете — уединенный доисторический монастырь, где живет в одиночестве неописуемый верховный жрец с желтой шелковой маской на лице, молящийся Великим богам и их ползучему хаосу Ньярлатхотепу.
