Я говорю о моряках, которые родом не из Инсмута. Они крепко невзлюбили старого капитана Марша за то, что он будто бы иногда высаживался на рифе по ночам, во время отлива. Может, оно и верно — место это уединенное, так что он мог выискивать там старый пиратский клад, а то и нашел его; но ходили еще слухи, что он якшается там с демонами. Слухи слухами, однако я полагаю, что риф обрел дурную славу именно из-за старого капитана.
Но это было еще до большой эпидемии тысяча восемьсот сорок шестого года, когда в Инсмуте перемерла половина народу. Они так и не выяснили, откуда взялась зараза — скорее всего, ее занесли на кораблях из Китая или иных дальних мест. Можно представить, что там творилось, — бунты, беспорядки и всякие ужасы, но, насколько я знаю, города никто не покидал, зато сам город остался в страшном виде, да и живет там теперь не больше трех-четырех сотен человек.
Но главное, люди по всей округе испытывают к ним что-то типа расовой ненависти — и я их не осуждаю. Я и сам терпеть не могу этот инсмутский народец и не имею ни малейшего желания посетить их городишко. Полагаю, вам известно — хотя, по говору судя, вы с Запада, — что много кораблей из Новой Англии ходило в подозрительные порты Африки, Азии, южных морей и черт знает куда еще, а возвращаясь, они привозили всякого рода сомнительных пассажиров. Может, вы слышали насчет человека из Салема, вернувшегося домой с женой-китаянкой, а в районе Кейп-Кода, говорят, до сих пор живут выходцы с островов Фиджи.
Вот и с этими инсмутцами дело нечисто, можете мне поверить. Место всегда было плохое, отрезанное болотами, заливами и устьем реки, так какая у нас может быть уверенность насчет всех их ходов-выходов и разных там делишек? Но все знают, что старый капитан Марш годах в двадцатых или тридцатых — прошлого века, разумеется, — когда все три его судна еще были на плаву, как-то привез невесть откуда мерзкого вида дикарей. Да уж, есть в этих инсмутцах какая-то дурная примесь, — не знаю, чем и объяснить, но это сразу чувствуется. Если вы сядете в автобус Джо Сарджента, то по одному виду водителя многое поймете о тамошней публике. У большинства из них необычно сплюснутые головы с плоскими носами и выпученными глазами, которых они никогда вроде и не закрывают, да и про кожу их не скажешь, что она больно чиста. Грубая и будто запаршивевшая, а шеи какие-то сморщенные и все в складках. Плешивых много, даже среди молодежи. Кто постарше выглядят и того хуже, а настоящих стариков из Инсмута я не видал вовсе. Небось, мрут как мухи, глядя в стакан. Животные тоже их ненавидят: с лошадьми у них вечно были проблемы, покуда не появились автомобили.
Никто вокруг — возьмите хоть Аркхем, хоть Ипсвич — не хочет иметь с ними дел, а они сами держатся нелюдимо — и когда сюда, в город, приходят, и когда кто-нибудь пытается ловить рыбу у их берега. Вообще, странно, рыбы там всегда навалом, хотя ни у нас, ни в других местах поблизости ее не видать, — но только попробуйте порыбачить там и сами увидите, как эти людишки погонят вас оттуда. Прежде они добирались сюда поездом, а как ветку до станции Ровлей закрыли, стали ездить на этом автобусе.
Да, кстати, у них, в Инсмуте, есть отель — называется «Гилмэн-хаус», — но я бы не посоветовал там останавливаться. Лучше заночевать здесь, а уж завтра утречком десятичасовым автобусом и поехать; тогда вечерним восьмичасовым сможете двинуть оттуда дальше до Аркхема. Не то было дело пару лет назад: отправился туда инспектор по фабричным делам, ну и остановился в «Гилмэн-хаусе», а потом как только не клял эту дыру. Будто бы их понабилось туда великое множество, так что в его комнату со всех сторон доносились голоса — хотя большинство номеров пустовало — и он всю ночь трясся от страха. Какие-то непонятные разговоры, будто на чужих языках, но больше всего его напугал один голос, который раздавался время от времени. Он звучал так ненатурально — будто мокрый какой-то, — так что этот несчастный инспектор побоялся даже раздеться, так и улегся в чем был. Но и не спал совсем, только знай дожидался, когда первый утренний свет забрезжит. А разговоры эти велись у них чуть не всю ночь.
Инспектор этот — Кэзи его звали — много чего порассказал: мол, эти инсмутцы следили за ним, вроде как стражу приставили. А заводик Марша нашел он в странном месте — на старой мельнице, у нижних плотин Мануксета. Ну что он рассказывал, то я и раньше слыхал. В бухгалтерии там неразбериха, учет сделок толком не ведется. И концов не найти, откуда эти Марши берут золото для очистки и переплавки. Больших закупок они вроде никогда не делали, но в былые годы вывозили чертову уйму готовых слитков. Доходили слухи о странных, нездешнего вида драгоценностях, их иногда тайком продавали моряки и фабричные, да и на женщинах из семьи Маршей их пару-тройку раз видели. Люди допускают, что старый капитан Оубед обменял это в каком-нибудь языческом порту, тем более что он в те времена мешками заказывал стеклянные бусы и безделки, какими мореходы запасались для туземной торговли. А некоторые до сих пор считают, что он нашел возле Чертова рифа пиратский клад. Но вот странная штука. Старый капитан уже лет шестьдесят тому как помер, а после Гражданской войны у них там и приличных морских судов не осталось, но Марши по-прежнему знай себе закупают этот обменный туземный товар — всякие стеклянные и каучуковые безделки. Может, инсмутская шваль берет их для себя? Сами-то они не шибко далеко ушли от каннибалов южных морей и дикарей Гвинеи.
Бедствие сорок шестого забрало, надо думать, из тех мест лучшую кровь. Как ни крути, а выглядят они жутко, что Марши, что другие тамошние богачи. Я говорил, там в городе осталось теперь не больше четырех сотен людей, и домов полно пустых. На Юге таких называют «белым отребьем», — беззаконные и грешные, вечно со своими темными делишками. Они добывают уйму рыбы и омаров и грузовиками вывозят все это на продажу. Подозрительно все же, как это так выходит, что рыба кишмя кишит только у них, а больше нигде.
Никто за ними уследить не может — ни школьные инспекторы, ни те, что уже черт знает сколько времени проводят перепись населения. Можно пари держать, что любопытным туристам тоже не слишком рады в Инсмуте. Я слыхал, там без следа пропали несколько заезжих бизнесменов и чиновников, а один будто бы сошел с ума и теперь, бедняга, лечится в Денверсе. Да уж, эти могут нагнать страху на кого угодно.
Вот потому я и не советую ехать в Инсмут с ночевкой. Сам-то я никогда там не бывал и не горю желанием побывать, но, думаю, дневная поездка вреда не причинит — хотя здешние люди и будут отговаривать вас от этого. Если же вы любитель всякого древнего старья, так для вас Инсмут — как раз то, что надо.
После того разговора с кассиром я потратил часть вечера на посещение Ньюберипортской публичной библиотеки, чтобы пополнить сведения об Инсмуте. Когда я пытался расспрашивать местных жителей в магазинах и закусочных, в гараже и пожарном депо, они реагировали еще менее дружелюбно, чем предупреждал меня билетный кассир; и я решил не тратить зря времени на попытки их разговорить. Все они были полны мрачных подозрений, будто только и делали, что ждали от жителей Инсмута какой-нибудь пакости, хотя у большинства и дел-то с ними никаких не велось. В приюте Христианской ассоциации молодежи,
[82]
где я остановился, служащий, узнав о моем намерении съездить в Инсмут, ужаснулся тому, что я решился посетить столь гиблое место. Оно и понятно, Инсмут в его глазах был ярким примером массовой деградации граждан.
