Агни оскалился еще шире, глядя в небо невидящими глазами, и двинулся полукругом в другую сторону, словно исполняя без музыки неслышный, завораживающий танец.
Кто-то из бывалых ратников говорил – есть в жарких странах такие змеи, что смотрят на жертву и парализуют ее одним взглядом, вспомнил Сьевнар совсем некстати. Как ни быстро мелькнуло это воспоминание, но оно отвлекло его. Он почти пропустил момент, когда Агни сам кинулся на них, неожиданно и неслышно, как рысь из засады…
Быстро, слишком быстро!
Щека опять полетел на землю, теперь уже носом вниз, меч другого воина покатился куда-то, выбитый из рук одним могучим ударом, а больше Сьевнар ничего не видел, только горящие глаза Агни совсем рядом и его клинок, падающий сверху.
Медленно, очень медленно…
А его меч движется еще медленнее, почувствовал Сьевнар. Почему-то зацепился за тугой, плотный воздух, хотя непонятно, как это может быть…
Сьевнар с натугой вытягивал меч из плотного воздуха, но уже понимал, что не успеет отбить…
Словно само время замедлилось вокруг него!
Глупо так погибать! Все равно глупо – от рук сумасшедшего!
«Странно, мысли мелькают быстро, а клинки и люди двигаются совсем медленно!» – успел он подумать, отчетливо видя все зазубрины на хищном клинке.
И в этот момент земля провалилась под его ногами…
* * *
Ратники, поднимавшиеся вверх другими путями, рассказывали потом, как уступ, на котором Агни схватился с четырьмя молодыми воинами, вдруг задрожал словно под ударами штормового ветра. И вроде бы затрещал даже, громыхнул ударом молота Тора, отваливаясь от тела скалы.
Другие утверждали, что никакой дрожи не было, никакого грома не раздавалось. Змеистая трещина мгновенно расколола широкую грудь скалы, и каменный выступ, помедлив мгновение, просел, затем рухнул, увлекая за собой Агни Безумного и четырех воинов-охотников.
Ратники долго обсуждали потом этот странный оползень, и каждый из очевидцев доказывал свое, а остальные не знали, чему верить.
Так или иначе, и дичь, и охотники рухнули вниз с высоты не менее пятидесяти-шестидесяти локтей. Ратники, поспешая к месту падения, не наделялись найти кого-либо в живых.
Под горой действительно нашли четыре мертвых тела, изуродованных до месива камнепадом. По горячке не сразу сообразили, что воинов должно быть пять.
Кинулись искать снова. Долго возились, отваливая тяжелые камни, пока кто-то случайно не глянул вверх и не заметил, как в кронах кучки деревьев, проросших на другом утесе и изогнувших свои стволы вокруг камней наподобие вьюнов, повисло нечто похожее на человеческую фигуру.
Это оказался Сьевнар Складный, почему-то отлетевший при падении в сторону от остальных и запутавшийся в ветвях.
Когда его высвободили, то обнаружили, что он еще дышит, хотя и остается без сознания. Кровь совсем отлила от его лица, делая его бледно-серым, как у покойника. Вряд ли он долго проживет после такого падения, рассуждали пожилые воины, знающие толк в ранах…
Воины на руках перенесли Сьевнара к дому Бьерна Полторы Руки, известного тем, что одинаково хорошо лечит людей и скотину. Вежливо постучали ногами в дверь, переговорили с хозяином, внесли раненого в центральное, жилое отделение дома, с очагом и мебелью.
Для начала Сьевнара уложили на длинный, деревянный стол. Бьерн с помощью дочери и жены ловко стянул кольчугу с неподвижного тела. Кожаные одежды с присохшими от крови завязками аккуратно разрезали ножом, отмачивая теплой водой…
Все знали, когда-то Бьерн Полторы Руки ходил в далекие викинги с самим конунгом Рагнаром Победителем Великана. Конунг повредил левую руку сражаясь со злобным великаном чащи, а Бьерн чуть не потерял свою правую еще раньше, когда чужая секира, пробив кольчугу выбила из плеча лоскуты мяса и осколки кости. Рука, хоть и зажила, но тоже начала сохнуть.
Рагнар, разгорячась пивом и вином, сам отсек себе высохшую руку, а Бьерн, по упрямству натуры, решил свою вылечить. Сначала ходил по знахарям и лекарям, но их заговоры и притирания не помогали. Воин плюнул на них, сам взялся за дело. Собирал целебные травы, днями отпаривал руку в чанах с горячим, душистым настоем, даже смастерил для руки особый каркас из деревянных планок, заставлявший ее двигаться, когда дергали за веревочки.
Над таким невиданным лечением посмеивались сначала, но быстро примолкли. Рука постепенно начала шевелиться.
Наверное, Бьерну повезло больше, чем Рагнару, судили потом, в его ране не было колдовства великана – просто рана. Со временем рука начала двигаться еще лучше, пальцы уже могли хватать предметы, а локоть – сгибаться. Такой сильной как раньше она не стала и гнулась плохо, сутками вращать весло на корабельном руме он уже не мог. Но все-таки рука перестала быть мертвой, служила хозяину как могла, хотя прежняя сила все-таки не вернулась.
Быстрые на язык жители фиордов прозвали его Бьерн Полторы Руки.
А воин, вылечив себя, начал лечить других, постепенно сделав это своим ремеслом. Так и пошло…
– Молодые тех времен уже не застали, только знают о них со слов стариков, – неторопливо рассказывал о давних временах Полторы Руки, разоблачая раненого. – А какие люди были! Какие воины! Какие великие подвиги совершались во славу богов! Сколько водных дорог было пройдено, сколько богатства добыто с мечом в руке. Нет, сейчас уже не найдешь таких героев…
Бьерн любил поговорить о былом. Но целительское дело знал, даже его журчащий, негромкий голос звучал словно бы успокаивающе.
– А ратника вашего я вылечу. Если живой до сих пор, если богам угодно сохранить ему жизнь, может, и вылечу… Да вы хоть любого спросите – кто самый сведущий в лекарском деле на побережье? Бьерн Полторы Руки, скажут! И правильно скажут! Бьерн Полторы Руки, хвала Одину, долго живет, многое знает… К кому все бегут, если скотина хиреет, если зубы ноют, если кости ломит? Ко мне все бегут, помоги, мол, избавь… А если можно помочь, почему ж не помочь? Воин ваш, конечно, искалечился сильно, косточки живой не осталось, но если будет угодно богам, значит, выживет… – без остановки журчал Полторы Руки.
Дружинники оставили хозяину серебра, еще потоптались во дворе и ушли.
5
Сьевнар Складный ничего этого не знал и не видел. Он так и не приходил в сознание.
Со стороны казалось, он вообще ничего не видит и не чувствует. Лежит, как колода, на широкой деревянной скамье, куда его втроем переложили Бьерн, жена хозяина Ильма, и дочь Сангриль.
Но это было не совсем так. Он чувствовал. Только жил при этом где-то очень далеко, в прошлом. Снова стал маленьким поличем Любеней, которого походя украли дружинники молодого ярла Рорика.
Ему, опять семилетнему, было тоскливо и страшно от новой судьбы. Одинокой, злой судьбы мальчишки-раба.
Пройдет еще много времени, много волн разобьется о каменистые берега фиорда, прежде чем мальчик-раб станет мужчиной и воином дружины. Заслужит право сидеть на верхнем, почетном конце стола, наряду с прославленными ратниками.
