Пока плыл, конунг тешил себя надеждой, что его соперник ударился о бревна и утонул. Не прямо, так по-другому он все равно останется победителем. Отомстил за брата как мог.
Голову плывущего Сьевнара он заметил много ниже по течению, когда коснулся ногами илистого прибрежного дна.
Да, у богов-ассов своя, непонятная правда, но иногда бывает так трудно согласиться с их снисходительностью!
Значит, ярлу и скальду не судьба сразиться, боги не хотят этого поединка! – решили к тому времени на берегу…
5
В предбаннике было тесновато, темновато, небольшое оконце, затянутое мутной пленкой бычьего пузыря, пропускало совсем мало света. Зато тепло, даже жарко до испарины, до мелких бисеринок пота, сразу выступивших на лбу и верхней губе. Печь-каменка топилась внутрь, сизый дым слоился поверху, неторопливо вытягиваясь в щель между скатами крыши. Спасаясь от его едкости, Сангриль слегка пригибала голову.
Обитатели фиордов презирают холод, их большие дома с земляными полами скупо обогреваются очагами. В холодное время даже в домах никто не снимает шерстяные чулки, штаны, рубахи и меховые поддевки. Только в бане можно согреться по-настоящему. За это ее и любят в фиордах, моются подолгу и часто.
Сангриль неторопливо раздевалась, аккуратно развешивая одежду по деревянным колышкам. Раздевшись, гладила ладонями тело, с удовольствием чувствуя атласную упругость кожи и наслаждаясь теплом, приятно обволакивающим до самых кончиков пальцев.
– Ты идешь, дочка лекаря? – спросила Ингрив из-за двери парной.
Конечно! Ингрив – такая! И в малой фразе не может не подчеркнуть свое превосходство. Она, видите ли, дочь ярла-владетеля, тогда как Сангриль всего лишь из семьи борна-лекаря…
Ну и пусть! Сангриль уже привыкла к ее мелким, бесконечным уколам, научилась не обращать внимания, хоть это раздражало. Первая жена, видите ли! Напоказ носит на поясе все ключи от клетей и кладовых…
Гордячка! Стареющая гордячка! К кому, спрашивается, муж Рорик чаще ложится в постель? Если на то пошло, к Ингрив он вообще перестал ложиться. Сколько помнит Сангриль – ярл всего лишь два-три раза ложился спать к первой жене. Говори не говори, хоть брызгай ядовитой слюной, как Змей Эрмунганд, а она уже не такая молодая и гладкая. Груди обвисли, живот выпятился, на боках наметились складки, на бедрах после неоднократных родов проступает сетка растяжек. Пусть она все еще красива, снисходительно соглашалась Сангриль, пусть гордится блеском темных глаз, густыми черными волосами и белозубой улыбкой, но ее красота уже начала блекнуть.
«Можешь сколько угодно вздергивать острый, надменный нос, Ингрив, можешь звенеть ключами с утра и до ночи, заменив в заботах по хозяйству погибшего Альва, – только этим и доказываешь свою полезность мужу. Годы берут свое, почтенная Ингрив, и тут ты ничего не поделаешь!»
Краем сознания мелькнула мысль, что когда-нибудь она тоже начнет стареть, но Сангриль легко отогнала ее. Когда это еще будет и будет ли?.. Как-то не верилось. Сгорбленные старухи, что шамкают беззубыми ртами и с трудом поднимают ноги, и она – молодая, красивая, сильная. Они – другие существа, совсем непонятные, разве можно поставить их на одну доску?
Собственные руки, оглаживающие тело, постепенно разбудили память о других ладонях на бедрах и животе. Широких, жестких, мужских, шершаво царапающих кожу и тискающих до сладкой боли. Она подумала, что давно не принимала в себя неистовость мужского корня. Рорик ушел с драккаром и кнарами на торжище Хильдсъява и не торопится возвращаться.
Бросил ее. Злой, злой! – мысленно капризничала она. Соскучилась, между прочим…
Нет, если Рорик привезет дорогие подарки, она, в общем, согласна простить, только не сразу…
Посмотрим!
Когда-то Сьевнар Складный, этот юноша-воин, скальд, слагавший в ее честь странные висы, так и не смог разбудить ее чувства. Целоваться с ним было приятно; ей, девчонке, льстило, что за ней ухаживает почти взрослый воин, не больше. И его стихи… Она до сих пор не могла понять – почему их все хвалят? Все как-то не так, все намеками, какой-то причудливой вязью слов. Как будто нельзя сказать прямо, чтоб было просто и понятно!
И все у него было так, непонятно. Ходил, вздыхал, тосковал глазами. Взял бы ее как мужчина, встряхнул, сжал, бросил на пол, чтоб сердце зашлось, вошел бы в нее с силой и яростью, как воин врубается в боевые порядки врага!
Тогда – может быть…
Нет, не смог. Слушался ее, глупыш, словно женщина всегда говорит то, что думает, а не то, что должна сказать. «Девушка должна сама позаботиться о себе», – говорила она, и он верил. Он – как мальчик. Он и есть мальчик. А в мужчине должна быть злость и напор, и особая, мужественная грубость. Любовь – это ратное поле для женщины, где она должна много раз умирать в бою, содрогаясь от наслаждения! Мужчинам, этим воинам и победителям от природы, наверное, трудно понять, что настоящая женская победа – в покорности и подчинении, усмехалась Сангриль.
Да, мальчик Сьевнар любил свою любовь, а ее, живую, настоящую Сангриль так и не понял…
Первый муж Альв понимал ее лучше. Брал и не спрашивал. Зато потом становился мягким, ласковым и дарил подарки. Ей было приятно отдавать Альву свое тело. Но не больше. Настоящую, разрывающую судорогу наслаждения Сангриль почувствовала, когда ею овладел ярл Рорик. Именно так, как она втайне мечтала, – столкнул с ног, перегнул через лавку, стиснул железными ручищами как тисками, и вонзился в нее как копье, сразу сделав, больно, и сладко до жути.
В свой первый раз, когда отец Бьерн сделал ее женщиной, Сангриль сразу поняла, что боль и наслаждение – они рядом, похожи, как сестры-близнецы…
Рорик – настоящий мужчина! Ее муж!
Не было никакого Сьевнара, даже Альва, наверное, не было, ее единственный муж, предназначенный ей богиней Сьевн, – это он, Рорик, ярл и владетель…
* * *
– Ну, ты идешь? – снова окликнула ее Ингрив. – А то я поддам на камни, потом не зайдешь, будешь на четвереньках заползать.
– Да иду же, иду…
Все так же пригибаясь из-за дыма, Сангриль с силой толкнула забухшую дверь. Шагнула в темный, влажный, распаренный жар.
Обычно Ингрив любила допариваться почти до обморока. Сангриль всегда не выдерживала, выскакивала из парной раньше. Лишний повод для ехидства первой жены – мол, ты, жена владетельного ярла, должна проявлять больше мужества. А при чем тут мужество? Сама обросла диким мясом, вот и не чувствует жара, как жирная гусыня не чувствует холода. А у нее кожа тонкая и нежная, жалко ее об жигать.
Но сегодня, распалившись мыслями и воспоминаниями, Сангриль решила держаться. И выдержала! Сколько зловредная Ингрив ни плескала из ковша каменку, ей так и не удалось выкурить из парной вторую жену. Пусть сердце колотилось как сумасшедшее, пусть перед глазами плыли разноцветные круги, Сангриль сидела на полке, как пришитая. Она – сможет…
