Сведения действительно были интересные. Сокровища самих базилевсов Византии – такой добычи в фиордах еще не знали. Рорик Неистовый загорелся сразу. Но, как опытный морской конунг, он понимал, конечно, что одной-двумя и даже тремя дружинами византийскую крепость не взять, тут нужна рать посерьезнее. Вот и кинул клич по побережью, предлагая многим свободным ярлам отправиться в южный набег.
Всю долгую зиму ярлы и морские конунги совещались над полными чарами – как лучше захватить казну Фоки Жестокосердого. И все сходились в одном – для такого серьезного предприятия нужна большая дружина. Ради такой добычи стоит, пожалуй, забыть привычные распри ярлов и морских конунгов, собрать из фиордов как можно больше бойцов.
И за ними дело не стало. Многие знаменитые ярлы и прославленные морские конунги согласились повести свои дружины за золотом кесарей. Дружины Дюри Толстого, Олафа Ясноглазого, Энунда Большое Ухо, Тунни Молотобойца, Хальфдана Синезубого – вот далеко не полный перечень тех, кто согласился грабить византийские земли. Даже воины братства Миствельд, чаще державшиеся особняком и ходившие в походы своей дружиной, забыли былые раздоры с ярлом Рориком, согласились присоединиться к этому набегу, обещавшему великую славу и огромную выгоду.
Больше сотни деревянных коней, больше пяти тысяч воинов – невиданная морская рать должна была собраться под стенами гарда Юрича в Гардарике, назначенного местом сбора, чтобы выбрать конунга на время набега. Двинуться вниз по Иленю, опустошать земли изнеженных ромеев и мужелюбивых греков. Сам Харальд Резвый, владетель тех земель, но родом с побережья фиордов, обещал присоединиться со своими людьми и кораблями.
Огромное войско! – соглашались на побережье. Давно свеоны не собирали подобного войска. Может, со времен Инглингов, что были конунгами не только на море, но и на суше. «Это сейчас каждый ярл, что водил в набег несколько сотен бойцов, гордо величает себя морским конунгом, – судачили старики. – Раньше – не так, раньше конунг был только один, настоящий конунг-повелитель. Что говорить, была сила и слава была, но прошли, конечно…»
Молодежь не обращала внимания на извечное старческое брюзжание. Готовились радостно и с азартом. Понятно, даже без сокровищницы кесарей в богатых теплых краях добычи столько, что можно грузить и грузить, пока деревянные кони не осядут по третью-четвертую доску бортов, – кто этого не знает!
Ближе к весне – окончательно ударили по рукам…
* * *
В то памятное для Рорика утро он спозаранку отправился на охоту с десятком старших дружинников. Хорошее было утро, чистое, свежее. Соль-солнце уже радостно, почти по-весеннему играло лучами, небо – яркое и бездонное, а снег – мягкий, подтаявший. И проплешины влажной, черной земли уже начали появляться на солнцепеке.
Чувствовалось, что весна совсем рядом. Вот-вот… А там – поход, великий набег, какого еще не было в земле свеонов на его памяти. А кто это все затеял? Он, ярл и морской конунг Рорик Неистовый!
Великая слава, о которой всегда будут петь песни все прибрежные скальды!
Ярл собирался провести на охоте весь день, а может, и несколько дней, как получится. Днями и ночами бежать по следу, до хрипа напрягая все силы в погоне, – исконная, мужественная забава воинов.
Следы и помет трех-четырех оленей они нашли быстро, собаки взяли след, азартно повели за собой. А ярл поскользнулся на неприметных, грязноватых остатках льда, скатился в какую-то вымоину и сильно ушиб левую щиколотку. На ровном месте споткнулся. Обидно.
Разгоряченный бегом, Рорик приказал воинам не останавливаться, гнать дичь, пока не догонят. Сам потихоньку поковылял в поместье, на хромой ноге – нечего и думать гоняться по горам и лесам за легконогими олешками.
Пока шел, боль вроде бы успокоилась, нога разошлась, мелькнула даже мысль, не вернуться ли к охотникам. Подумал, и решил, что не стоит, те наверняка уже далеко, а ушиб все-таки чувствовался. Зато надумал сделать крюк к бане, куда, помнил он, собирались сегодня его жены. Шел, предвкушая их удивление.
У воинов в поместье была своя, отдельная парильня, поближе и попросторнее. Женщины предпочитали ту, дальнюю, маленькую, срубленную еще во времена деда Рорика. Говорили, уж больно хороша и мягка вода в озерке, до блеска промывает длинные волосы. Женщины!
По праву владетельниц, его жены обычно ходили в баню вдвоем, не любили толкаться попами в тесноте. Хорошо, что теперь – не как тогда, жены все-таки поладили между собой. Наверное, сам Локки Коварный, хитроумный среди богов-ассов, не смог бы объяснить, как это получилось, – но получилось же! Не иначе, бог Форсетти, примиритель спорщиков, ударил каждую по голове своим посохом! – посмеивался иногда Рорик.
А что, дикие, необъезженные кобылицы – и те смиряются с всадником на своей спине. Или он не воин, не победитель, чтоб не объездить сразу двух баб?
Ну и ладно, коли так вышло… Уж теперь, когда его мысли заняты предстоящим великим походом, тем более не время думать о бабьих склоках…
Вот и будет им сюрприз – муж! – ухмылялся он, предвкушая их удивление. Отослать Ингрив, примять розовое, нежное тело Сангриль, приятно-пахучее от мыльного корня, сжать в ладонях ее крепкие груди… А может, не отсылать Ингрив… Первую жену иногда тоже надо утешить вниманием… Или он не мужчина, чтоб его не хватило на них обеих? Не умеет любить – пусть хотя бы поучится, посмотрит, как надо…
И то сказать – скоро в викинг, корабли уже снаряжаются, когда еще будет время позабавиться с женами.
Весна ли действовала, будоражило ли пробуждение соков Ерд-земли, что так сильно потянуло его к женскому телу? И настроение легкомысленно-игривое, под стать погоде, и приступы тоски давно не тревожили, это радовало.
К бане Рорик подкрадывался осторожно, решил сначала напугать до заливистого визга, а уж потом они посмеются.
Приблизившись – насторожился. По теплой погоде дверь в предбанник была приоткрыта, и он хорошо все слышал. Эти томные, хрипловатые стоны, шумные, звонкие придыхания Сангриль он ни с чем не спутает. Именно так стонет и вскрикивает она, когда его корень, мужественный кожаный меч воюет внутри ее упругого лона.
«Она – с мужчиной?! С другим?!» Эта мысль возникла не сразу, настолько невероятной она была. Но – возникла и ударила по голове. И день сразу стал черным, и солнце померкло, как будто съежилось в бесцветный комок, и внутри все сжалось и окаменело.
«Сангриль, его Сангриль – с другим!».
Рорик сам не заметил, как рука опустилась на рукоять меча, только тискал ладонью ее холодную, надежную тяжесть. Он вдруг почувствовал себя на войне. Так, словно он подкрадывается к стану врага в предрассветных сумерках, заранее предвкушая, что никто не уйдет живым. Как это уже было с ним в Галлии, в Мерсии, в Уэссексе и, наверно, где-то еще.
«Все повторяется в этом мире, видят боги, все повторяется…»
А может – Сьевнар Складный? – мелькнула и ударила кровью в висок шальная мысль. Опять он!
