Конечно, он со своими четырьмя кораблями прибыл к Юричу одним из первых, вспомнил Рорик. Надо думать, успел устать от бесконечного обжорства и пьянства.
Харальд Резвый щедро чествовал прибытие соплеменников, словно хотел опровергнуть свое второе, не слишком почетное прозвище «Скупой». А может, и вправду стремился. Вчера, к примеру, отмечали прибытие Хаки Сурового с его островной дружиной. Почти до утра засиделись за горьким пивом, сладкими винами и медовой брагой – сам Харальд, хозяин лесного города, и гости-ярлы: Рорик Неистовый, Олаф Ясноглазый, Тунни Молотобоец, Дюри Толстый и остальные.
Ярл Хаки стал уже совсем старым: сидя на пиру, он иногда прикрывал глаза от слабости, это заметили все. Похоже, скоро вольной дружине Миствельда придется выбирать себе нового ярла.
Рорик Неистовый по понятным причинам не испытывал особой любви к ярлу Хаки. Что это вообще за ярл, который не родился владетелем, а был избран дружиной? Но своего мнения не высказывал, наоборот, старался улыбаться добродушно и снисходительно, показывая, что старые обиды давно и прочно забыты. Сейчас, когда его должны выбрать конунгом предстоящего похода, ему ни к чему ссориться с кем бы то ни было. На языке греков это называется «политика», помнил он.
Рорик понимал: если он сам не испортит дела – его обязательно выберут конунгом. Он – опытный воин, знаменит своими победами, он все затеял, у него – пленный франк, обещающий показать дорогу и тайные проходы в византийскую крепость. Вести такое войско в дальний набег – это большая честь и огромная слава.
Рорик вдруг вспомнил, как поучал в свое время недалекого ярла Торми и про себя усмехнулся. Политика? Игра в сущности, и даже – увлекательная игра…
– Все хочу тебе сказать, Рорик… – вдруг начал Олаф. – Я слышал про то, что недавно случилось в Ранг-фиорде… Что твои жены сгорели, когда парились в бане. И надо же – как раз накануне похода… Боги часто поступают по-своему, нам их трудно понять… Не хочу утешать тебя, мужчина и воин не нуждается в утешениях… И все-таки, твои дети живы, а это – главное…
– Да! – коротко согласился Рорик, показывая всем своим видом, что не хочет говорить об этом. Не хочет вспоминать горькое.
А сам подумал, что если молодой, но хитрый Ясноглазый так взялся его обхаживать, значит между ярлами уже почти решено выбрать его конунгом похода. Политика…
Когда ярлы вышли из тени могучих, бревенчатых стен, перед ними с высоты холма распахнулась ширь реки и лесов. В глаза ударило яркое солнце. Чествуя дорогих гостей, ярл, конунг и князь Харальд распорядился зажечь много масляных светильников. За долгими застольными разговорами и бесконечными здравницами сами, наверное, не заметили, как копоть разъела глаза, думал Рорик. А может, Олаф прав, и все дело в медовой браге, которая крепче привычного пива. Ноги до сих пор ступают нетвердо. И ноги качает, и голову качает отдельно, саму по себе, и в брюхе что-то качается…
Проморгавшись, ярлы все так же неторопливо спустились по утоптанной тропе вниз к Иленю, где на песчаном плесе выстроились длинным рядом остроносые корабли фиордов. Умывались, обнажившись по пояс. Отфыркивались и долго плескались. От холодной воды все-таки становилось легче.
Рорик, хоть все еще чувствовал боли в голове и резь в глазах, но уже с удовольствием оглядывал берег реки, где скучились уже несколько десятков морских драконов. Их было много, и становилось все больше. Красивое зрелище – драконы морей, выстроившиеся на плесе…
Огромное войско! Сплошной воинский лагерь под стенами Юрича. Шум, гам, походные костры, лязг оружия, громкая, разноголосая речь, крики и брань героев, добравшихся до бочек крепкого пива. Старые стены города из неохватных, замшелых бревен, наверное, никогда еще не видели такого войска. Так пойдет – скоро и берега не хватит для кораблей, – восхищались ратники. В сущности, ждали только прибытия старого Энунда Большое Ухо с его дружиной, чтобы выбрать морского конунга и тронуться дальше…
И он, Рорик, скоро поведет всю эту армаду. Есть чем гордиться!
Немногочисленные горожане, что остались жить в городе под рукой князя Хароля, старались носа не высовывать за пределы стен. Понимали, если в городе князь еще как-то сможет их защитить, то на берегу, за стенами, буйные пришельцы могут наплевать и на самого князя. Только вчера, помнил Рорик, Харальд Резвый жаловался ему за вечерним столом, что терпит большие убытки. Из-за предстоящего похода, мол, ему пришлось отменить ежегодное весеннее торжище на берегу. Кто из торговых гостей рискнет привезти товары к Юричу, когда рядом расположилась многотысячная рать фиордов?
Рорик только усмехался в ответ. Предстоящий поход в Византию окупит все, незачем месить слова попусту? Как будто Резвый этого не понимает…
Понимает, конечно! Плачется об убытках, а у самого глаза горят в предчувствии прибыли. Скупой! Все равно Скупой!
Постаревший Харальд, небось уже не такой резвый, стал здесь совсем похож на местных лесовиков. Даже одет не так, как принято в фиордах, многие ярлы и конунги обратили на это внимание…
Расставшись с Олафом, приближаясь к береговому лагерю своей дружины, Рорик все еще продолжал вспоминать вчерашнее шумное пиршество с долгими разговорами. Словно бы до сих пор в голове отдается резкий тенорок Харальда, гулкий бас Тунни Молотобойца и громкое покашливание Хаки Сурового.
Да, хорошо пировали, остаток вечера – словно в тумане… Обрывки слов, разговоров, лица, картины до сих пор мелькают бессвязной чехардой, от которой ломит лоб и веки… И еще солнце это прямо в глаза, и чужая река блестит слишком ярко…
Почему-то Рорик особенно ясно видел перед собой лицо Харальда Резвого, князя Хароля, с мелкими чертами и черной окладистой бородой. Морщины времени уже легли на него, испещрили, как птицы пятнают лапами свежий снег. Вообще, в этом лице с годами все больше проявлялось что-то птичье, видел Рорик. Поворот головы, быстрое подергиванье шеи, красный, набухший нос, напоминающий горбинкой клюв, карие, блестящие, редко мигающие глаза…
Наверное, слишком много думал о нем последнее время, вот и стоит перед глазами это стареющее лицо.
Вчера вечером, когда ярлы стучали чарами, шумно обгладывали мясо с костей, и звонко рыгали от забористой хмельной отрыжки, Харальд первый вспомнил его отца Рагнара Победителя Великана – какой был великий воин, как много хотел от жизни, какие грандиозные замыслы таил в голове. С уважением отзывался о своем бывшем конунге, сам рассказывал, что его победа над Рагнаром была случайной, воля богов, не иначе…
Рорик заметил, что лесной ярл косился при этом именно на него, помнит и опасается, понял Рорик, но виду не показал.
Не зря помнит!
Пусть сейчас, в преддверии выборов конунга, Рорик старается казаться мягким, как масло, и дружелюбным до приторности, но он не забыл, что когда-то хотел убить Харальда при первой же встрече. Вызвать на поединок на равном оружии, как Харальд убил в поединке его отца. Измотать в тяжелом бою, увидеть отчаянье побежденного в потухших глазах, а потом – убить! Отомстить к радости богов…
