А не сдалась ли мне эта армия? Не хватит ли? В конце концов, что я делаю в армии СДШ?
Сражаюсь за объединение всего человечества в демократические штаты?
Даже не смешно!
Я же не собирался стать профессиональным солдатом, никогда в жизни не собирался! Ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности… Просто когда-то ушел на фронт добровольцем защищать родную планету. И больше не возвращался. Билет оказался в один конец, о чем я тогда не подозревал.
Война, именно она виновата, именно она все перемешала и перепутала…
Потом я подумал, что это стало уже привычкой — списывать все на войну. Жить войной, оправдываться войной и мерить окружающее военными мерками, исчисляя время наступлениями, отступлениями и передышками между боями. Жить настоящим, не задумываться о будущем, радоваться простыми желудочно-кишечными радостями, делить людей на «наших» и «не наших»…
Уже привычка… Простое, понятное существование…
Дурная привычка? Возможно. Опасная привычка? Даже наверняка! Я же не полный пенек, я прекрасно знаю, что все эти пессимистические выкрутасы психики называются емким словосочетанием «синдром ветеранов», с которым на протяжении веков бьются высокооплачиваемые психологи. И добиваются только повышения почасовой оплаты собственного труда, что характерно.
Непонятно другое — как со всеми этими синдромами и маниями начинать пресловутую мирную жизнь? Которая взяла вдруг и наступила, как задумчивый бегемот на оставленные в траве грабли.
«Я не знаю, чего я хочу. Знаю одно — воевать я больше не хочу, это точно!» — как сказала вчера Игла.
Странное было состояние. Непонятное состояние. Вокруг — спящий полевой лагерь, пятнистые темно-серые ряды ПП-куполов, ровные и прямолинейные, как воинский строй. Наш временный лагерь, этот палаточный Вавилон родов войск, тяжело успокаивается по вечерам, но тем безлюднее смотрится с утра. А вокруг все та же холмистая бескрайняя степь в пепельно-серых разводах, дымчатые пики гор у горизонта и высокое, равнодушное небо. Разоренная, расстрелянная планета, где две армии — Штатов и Конфедерации — разведены по разным углам, но все еще рычат друг на друга. В точности как бойцовые псы, которых, заскучав, растащили хозяева, — пришло мне в голову. Они, недалекие и отважные, так и смотрят, как бы снова вцепиться друг другу в глотки…
А я топаю по поверхности разоренной планеты и рассуждаю про мирную жизнь. В которой уже заранее чувствую себя лишним, ненужным, выброшенным на берег, подобно прогнившей лодке…
Интересно, хоть кто-нибудь на этой планете чувствует себя победителем? — вдруг пришло мне в голову.
Война закончилась! Нет, я даже не спрашиваю, что дальше, я спрашиваю — что взамен?
Говорю же, странное настроение…
* * *
Штаб нашего лагеря находился в отдельной зоне, где густо выстроились административные купола.
Административный купол — это только звучит громко. На самом деле обычные ППК-28, шестиместные купола, соединенные между собой в нечто большое, длинное и выпукло-неопределенное. Со стороны похоже на колонию шампиньонов. Или — на муравейник, где муравьи отказались от вековой многоэтажности и осваивают прогрессивное коттеджное строительство.
Удивительно, лагерь существует всего ничего, а администрация разрастается, как процветающий муравейник, подумал я. Хотя нет, насекомые тут ни при чем, администрирование — любимое человеческое развлечение…
Как водится, территория штаба огорожена светоотражающими канатами на полосатых столбиках. Для тех, кто выпучил глаза и все равно ничего не видит, на канатах были развешаны красные предупреждающие таблички: «Внимание, территория охраняется!».
Словно в военном лагере что-то не охраняется, а пущено, так сказать, на самотек. Охранять и бдить — это уже любимое военное развлечение…
Я поискал глазами проход между канатами и нашел его. В проходе присутствовал охранник. В тяжелой десантной броне и с полным вооружением, вплоть до снаряженного «рэкса» на подвесной системе. Больше вокруг никого не было. Рано же!
Я подошел. Бронированная фигура не шевельнулась.
«Спит небось! Зафиксировал броню и дрыхнет, как сурок… Под затемненным забралом все равно не видно — открыты глаза или как…»
Когда на тебе только х/б, вид бронированного человека впечатляет в любом случае. Вблизи — просто давит своей откровенной агрессивностью. Этакий гориллообразный силуэт полуторатонной массы, который может походя раздавить тебя, беззащитного. И потом долго спрашивать — а что там было, под ногами? Не вступил ли часом во что-то вонючее?
Хоть и знаешь эту броню как облупленную, но все равно пробирает.
Часовой был облачен в «латник-4», видел я. Хорошая броня, из самых новых. Чуть менее горбатая, чем наши «трешки», и, говорят, с большим энергоресурсом. На груди эмблема части — черный пушистый зверь, прыжком распластавшийся в красном кружке. Бригада «Черные барсы». Элита десанта, между прочим…
Да, я помню, кто-то мне говорил, что три батальона «барсов» тоже участвуют в высадке на планету…
В этот момент «элита» изволила шевельнуться и слегка повела в мою сторону гермошлемом.
— Ну?! — бросил мне часовой.
В смысле — куда прешь?
Я понял, моя серая штрафная роба с нашивками рядового его не впечатлила. Обычную, общевойсковую форму нам до сих пор не выдали, разрешили только прикрепить нашивки. Оптимисты расценивали это как признак скорого дембеля.
— Но! — сказал я.
— Чего «но»? — заинтересовался он. Голос, пропущенный через динамики шлема, звучал басовито-низко. Но молодой, совсем молодой, это было слышно даже через динамики. Понятно, кого еще отфутболят караулить штаб с утра пораньше, как не зеленого солдатика последнего набора…
— А чего «ну»? — спросил я.
Нет, я бы доложился как положено, просто не люблю, когда хамить начинают с ходу. Мы помолчали. Молчание затягивалось.
— И что дальше? — спросил он наконец.
— Хочу пройти, — коротко объяснил я. Массивная, бронированная фигура слегка шевельнулась, демонстрируя всем своим видом, что хотеть не вредно. Вот пройти — чревато.
Я не стал настаивать. Мы опять помолчали.
— Зачем? — спросил он через некоторое время.
Словно вспомнил обо мне между делом.
Между множеством важных и нужных дел припомнил нечто малозначительное.
— Вызывали, — терпеливо объяснил я.
— Кого? — удивился он.
На этот раз гермошлем качнулся откровенно недоуменно. Прикидывая, похож ли я на человека, который может понадобиться в штабе. Нет, не похож, даже рядом не сидел…
— Меня, — подтвердил я.
— Ага, — нейтрально подытожил он. Снова застыл, все так же перегораживая проход между канатами.
