А как вы думаете? Ведь если бы эти молодые гибеллины, сочувствуя влюбленному Ромео, несколько дней подряд не наливались вином до полного изумления, им вряд ли пришла бы голову пробраться, скрывшись под масками, на бал гвельфов. А не окажись они на этом балу, Ромео не встретил бы свою Джульетту.
И то сказать, где еще они могли повстречаться?
В кабаки с непотребными девками, где эта троица, Ромео, Меркуцио и Бенволио, обычно коротала досуг, девочка Джульетта понятно не хаживала.
В церкви?
Не забывайте, что гибеллины Монтекки и гвельфы Капулетти ходили в разные церкви. Приверженцы этих двух партий в Вероне, как и во всей Италии, старались не собираться под одной крышей, пусть даже эта крыша Господнего Дома. Вот и получается, что наша с Розалиной страсть породила другую любовь, названную потом Великой…
Но, по порядку, сеньоры, пусть каждый идет в свою очередь! — как приговаривал сатана, открывая ворота ада перед коллоквиумом епископов…
* * *
То памятное утро началось для меня с двух болванов. Нет, я не об этих лодырях, Самсоне и Грегорио, слугах семьи Капулетти, о них пойдет речь чуть позднее. Просто накануне вечером в Верону прибыли два подозрительных типа, назвавшимися представителями торгового дома Фиески.
Я знал этот прославленный веницианский род, ведущий дела с половиной мира. О нем нельзя не знать, если живешь в Италии.
Но! Назваться-то они назвались…
С одной стороны, не верить им не было никаких видимых причин. Налицо верительные грамоты со всеми печатями, да и одеты они были так, как подобает именитым купцам: широкие плащи тобарро дорогого сукна, парчовые кафтаны котарди с серебряными застежками на груди, узкие, двухцветные кальсоне в обтяжку, на головах — высокие беретто с модными складками. Под кафтанами видно дорогое кружево нижних рубах, на расшитых поясах подвешены увесистые кошели.
И все-таки что-то в этой парочке показалось мне подозрительным. Слишком уж ежились они под моим взглядом, как-то неестественно оживленно поглядывали вокруг. Да и дорогая одежда им словно бы непривычна, вроде как с чужого плеча. А морды!.. У этих, с позволения сказать, купцов, трехлетний малыш не взял из рук кусочек редкого восточного лакомства — сахара.
И чем больше я к ним приглядывался, тем тверже укреплялся в подозрении, что настоящие представители дома Фиески, разутые и раздетые, закопаны где-то на горной дороге или же лежат в речной тине под слоем воды. А вот эти молодцы вряд ли способны продать стакан ключевой воды в жаркий полдень. Рыбак рыбака чует издалека, говорили на моей родине. Я же когда-то провел немало времени, общаясь с таким… Не купцами, нет, далеко не купцами.
Но я не стал торопиться с выводами. Кто не знает, как ссориться с мстительными и заносчивыми венецианцами? Обидчивые господа из города на воде, известно, способны из любой мухи раздуть скандал величиной с быка. Поэтому я не стал донимать медовую парочку каверзными вопросами, а взял с них причитающуюся пошлину и разрешил пребывание в Вероне. Но при этом приказал кое-кому незаметно проследить за ними.
И мои подозрения полностью оправдались! Перед рассветом, в час волка, стража прихватила обоих гостей на тихой улочке, когда эти двое пытались вскрыть хитроумный замок работы миланских оружейников, что запирал черную калитку в заборе виллы дель Касто, принадлежащей именитой семьи Джезаре. Одной из их вилл, которую, по слухам, Джезаре-старший использовал для утех плоти и тайных встреч.
Молодцы, видимо, соблазнились ее безлюдностью и укромным расположением.
Нет, но нужно же быть настолько болванами, чтоб так попасться! Или они всерьез решили, что я принял за чистую монету их лепет по поводу торговли Фиески? Я, благородные слушатели, с уверенностью могу заявить, что большинство преступников люди недалекие и ограниченные.
Что далеко ходить за примерами — когда бестия Альфонсо стащит из кладовой кусок солонины или кувшин молодого вина, то может клясться хоть всеми святыми, пророками и мучениками, но это всегда заметно по его сальным губам и звучной отрыжке… Как говорят, птица видна по полету, и видна она издалека. И уж коль они, преступники, вдруг поднимают головы и начинают чувствовать себя безнаказанно, как часто случается у нас в Италии, то это свидетельствует лишь о попустительстве властей, а не об их личных достоинствах.
Я, старый гибеллин, всегда стоял за крепкую руку во главе государства, и, видит Бог, за долгую жизнь ничто не убедило меня в обратном!
Итак, два ножа, потаенный фонарь и набор закаленных отмычек — это то, что у них отобрали. Достаточное свидетельство, чтоб не терять время на лишние выяснения. К Воровской гильдии эти двое не принадлежали, это я тоже выяснил к тому времени. Мне оставалось лишь допытаться, где они напали на настоящих купцов и куда дели трупы.
Венецианцы, вы знаете, щепетильны в вопросах того, что происходит с их гражданами в других землях. Когда дойдет дело до выяснения деталей — лучше иметь на руках все ответы и живых злодеев в придачу. Впрочем, при этом они отнюдь не будут настаивать, чтоб у разбойничков сохранилось первоначальное количество зубов или, к примеру, глаз и ушей. В сущности, из всего оснащения лица злодеям вполне достаточно иметь одно ухо, которым те выслушают приговор.
Все это я подробно объяснил сладкой парочке, охаживая их по мордасам латной перчаткой.
Вы же знает, я умею быть убедительным. И, после непродолжительной беседы, мои злодеи были готовы начать исповедоваться так же бойко, как монах-фрацисканец наваливается на окорок в постный день.
* * *
В тот раз мне так и не довелось выслушать их разбойную исповедь. Как только один из них начал рассказывать что-то внятное, в помещение стражи вбежал молодой солдатик Унья Пикерелли. Такой же был лентяй и бездельник, как наш Альфонсо, разве что бегал куда быстрее.
Хрипя и задыхаясь от торопливости и вытаращив глаза от усердия, Пикерелли сообщил мне, что в городе начинается бунт. Мол, отряд гвельфов под предводительством Капулетти сцепился на площади Блаженных Мученников Патрикия и Варсонофия с гиббелинами из дома Монтекки. И теперь там льется кровь, и блестят клинки. А тем временем «тощие» горожане вооружаются дубьем и чем попадя, и во что это выльется, знает только Всевышний…
Это было уже серьезно! Если к делу подключаются «тощие»…
Ну да, пока аристократы, священники, банкиры, купцы, мастера ремесел и прочая зажиточная публика делили себя на гвельфов и гибеллинов, нищий, простой люд Италии придумал свое деление — на «тощих» и «жирных». И в то время в Вероне как раз скопилось много всякого «тощего» народа — разорившиеся ремесленники, крестьяне-издольщики, выгнанные с земли, наемники, отставленные за увечья и просто бродяги и нищие всех мастей.
Этим — плевать на политические идеи! Эти встанут под чьи угодно знамена, лишь бы грабить и убивать «жирных», насиловать их жен и дочерей! Поджечь копну сена — достаточно маленького огонька на ладони, но попробуйте потушить ее ковшом воды… Уж я-то за свою службу не раз видел, что такое толпа, почувствовавшая вкус крови! В любом человеке, даже самом отъявленном, может проснуться жалость и сострадание, в толпе же эти чувства напрочь отсутствуют. Бог — свидетель, не знаю, почему так.
