Дениса они из кабины вытащили. Тот сильно ударился головой о пульт, разбил лицо в кровь и был без сознания. Мужики под руководством Васьки, преувеличенно суетясь, пристроили его на сиденья, обтерли, как смогли, кровавые сгустки. Второй пилот, похоже, серьезно ударился, в сознание он так и не приходил. Кожа его была неестественного бледно-серого цвета, и сам он казался безжизненным, как отброшенная в угол кукла.
Другие пострадали меньше. Вера, похожая на монашку, повредила руку и баюкала ее на груди. Толстый Самородов расквасил нос, зажимал его какой-то тряпкой, с недоумением и ужасом отнимая ее от лица и внимательно разглядывая пятна крови. Остальные отделались ушибами, шишками и синяками. Спортивная брюнетка Ирка, например, получила на лоб вполне хулиганский бланш и уже пыталась прикрывать его рукой. Бланш пока был багровым, но скоро обещал зацвести. А во лбу звезда горит – это теперь про нее… Красавица Аля искала для нее косметичку, шарила по вещам, но найти никак не могла. Муж Федор уже высказал ей по этому поводу что-то ворчливое. Он, как заметил Саша, вообще обращался со своей ослепительной женой строго, как со шкодливой первоклашкой, за которой – в оба глаза и с брючным ремнем наперевес.
В общем, живы. И вроде даже здоровы. Почти все. Только тут Саша наконец понял, что могло быть и по-другому. Совсем по-другому могло выглядеть их приземление, лучше даже не представлять себе, как это все могло выглядеть… Он немедленно представил и зябко передернул плечами.
Геолог Павел тем временем открыл входной люк, привычно и ловко расправившись с защелками. За люком оказалось озеро. Метрах в пятидесяти виднелся лесистый берег. Еще немного пожурчало, но воды под ногами не прибавилось, в салоне уровень был таким же. Приводнились, в общем.
Павел шагнул вперед и вдруг исчез. Саша, просто из желания двигаться, шагнул вслед за ним и тут же провалился по грудь. От холодной воды перехватило дыхание. Все правильно, а с чего он решил, что пойдет по воде, как Христос? Не иначе как от общей ошалелости состояния.
– Мужики, мужики! Организованно надо! – прозвучал в спину тенорок Васьки.
Кто б говорил!
– Не, ну чего это я мокрый-то такой? – требовательно спросил Егорыч.
Опять, значит, выплыл? Хорош гусь…
* * *
Воздушный анархист Васька неожиданно оказался толковым администратором. Он сразу взял на себя командование. Командовал хоть и петушиным тенором, но по делу. Под его руководством выгрузка из приводнившегося вертолета прошла организованно.
Чтобы переправить на берег неподвижного Дениса, было решено сделать плот. Суеты было много, но все-таки кое-как сколотили, топор, пила-ножовка и гвозди нашлись в вертолете у запасливых пилотов. Потом на том же плоту перевезли вещи пассажиров, какие-то ящики и коробки из багажного отсека, которые, по настоянию Васьки, перетаскали все до единой на берег. Думали, что придется перевозить и Егорыча. Тот хоть и пробуждался толчками по своему внутреннему графику, но на очень короткое время, недостаточное для внятного общения. К счастью, когда выгрузка заканчивалась, Егорыч почти пришел в себя, его удалось транспортировать, просто поддерживая под белы ручки и понукая в зад сапогом.
На берегу выяснилось, что во внутреннем кармане телогрейки без рукавов у него еще оставалась чекушка. Правда, заметили поздно. Издав гортанный индейский крик, Егорыч извлек ее со скоростью фокусника, выглотал до дна скорострельным залпом, картинно отбросил тару, гордо закурил и несколько раз затянулся. Потом сигарета выпала из ослабевших пальцев, и он немедленно шмякнулся в любимую позицию бревна на дороге. Как показалось Саше, упал плашмя, плотно и веско, как доска, падающая на деревянный пол. На внешние раздражители он больше не реагировал. На него плюнули и оставили отсыпаться.
– Все, успел принять! – сказал опытный Васька, критически осмотрев тело.
Теперь, пока не проспится, разговаривать с ним бесполезно.
– И часто с ним так? – спросил Саша без особого интереса.
Егорыч и до этого не показался ему многоречивым оратором, склонным к долгому, интеллектуальному общению. Не велика потеря.
– Когда в запое, – неопределенно ответил Васька.
– А в запое он часто бывает? – уточнил Саша.
– Периодически! – ответил Васька и длинно выругался. – Вот не умеет пить, так не берись же! Я считаю – не умеешь, не берись, так?! Я вот, например, трактор не умею водить, так и не лезу! Вертолет, самолет – пожалуйста, что умею – то умею, так, журналист?!
После того как они плюхнулись среди леса и чуть не угробились, это утверждение выглядело спорным, но спорить Саша не стал. Оставил свое мнение при себе. Во избежание.
За всеми этими хлопотами подумать о ситуации в целом было некогда. Думать вообще было некогда. Таскали дрова, разводили костер, устраивали для Дениса кровать из лапника и спальных мешков, оказавшихся у Федора и девушек, сушили одежду. Пробовали мобильники, которые, как один, ни с кем не соединяли, рассказывали, что роуминга поблизости нет. По очереди осматривали руку Веры, обмениваясь глубокомысленными и почти медицинскими замечаниями. Веселый Васька настаивал на немедленной ампутации, аргументируя, что здоровая часть лучше гнилого целого. Вера, кривя губы, его идею не поддерживала и становиться здоровой частью категорически не хотела. Наконец сдобный мичман тетя Женя отогнала всех, ощупала руку своими пухлыми пальцами и объявила, что перелома нет, только сильный ушиб, поэтому бинтовать не надо, а нужно просто не тревожить.
Потом готовили трапезу из случайных припасов, собранных со всего общества. У тети Жени очень кстати оказалась металлическая фляжка со спиртом. Все, даже женщины, не ломаясь, выпили за спасение и вообще. За вообще – отдельный тост, это обязательно, так положено… Итак, господа, все дружно вздрогнули кружками над нашим общим костром…
Огонь, потрескивающие ветки, дым, что лезет прямо в глаза. Романтика дорог, не иначе! Сухое печенье на целлофане, криво открытые консервные банки, спирт, разбавленный прямо в жестяных кружках, побулькивающий над огнем котелок… «Когда это было с ним в последний раз?» – вспоминал Саша. Давно, одним словом. В студенческие времена, если двумя. Брезентовые рюкзаки, портвейн в тяжелых бутылках, изгиб гитары нежной, трепетное отношение к сопровождающим девочкам. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались – так вроде… Действительно, что может быть здоровее? Полусырое мясо на шампурах, старая палатка, внутри которой остро пахнут носки, засушливое похмелье при росе на восходе – стершиеся воспоминания из первых университеских курсов. Здорово, кто бы спорил… Собрались, вот что главное!
Сидя у костра вместе со всеми, Саша курил, слушал чужие разговоры и смотрел вокруг. Говорить ему не хотелось. Теперь, когда отпустило, он вдруг почувствовал себя усталым. Но – приятно усталым. По-хорошему, по-живому по крайней мере…
Смеркалось. На берегу лесного озера было красиво и тихо. Даже слишком тихо. Ни спасателей, ни администрации, не журналистов, и вообще никого. Ни столбика дыма на горизонте, ни огонька, ни брошенной консервной банки, как сообщил Павел, слазивший на дерево, чтобы осмотреться. Глушь, тишь и благодать лесная на все четыре стороны света. В сумерках лес по берегам вытянутого подковой озера казался все более густым и темным, даже кромешным. Воды самого озера тоже выглядели темными и гладкими, как тонированное стекло. Громко, сильно всплескивала рыба, пуская круги, и туман тянулся по воде чуть заметной дымкой. Природа вокруг жила своей, лесной и неспешной жизнью, не обращая на них никакого внимания. Теперь, когда смеркалось, это особенно ощущалось.
