Драммонд снова фыркнул, но похоже было, что ему пришлось по душе замечание Чандроса.
– В таком неисправимом цинике, каким является мой прославленный друг, наивность просто потрясает, – сказал Чандрос, бесцеремонно хватая Дойла за руку и увлекая его за собой. – Послушайте, доктор, независимо от того, о чем мы тут с вами болтаем, скажу вам одно: человечество стоит на пороге величайшего научного открытия, которое перевернет все наши представления о жизни как таковой.
Драммонд фыркнул в третий раз, но понять, что он хотел выразить этим, не было никакой возможности.
– Генерал Драммонд скажет вам, что я возлагаю слишком большие надежды на будущее. Не буду отрицать. Я и в самом деле убежден, что если человеку нужна надежда, то лучше всего поискать ее в завтрашнем дне. Да, именно так, и не иначе. Я был в Америке, провел там много лет… Нью-Йорк, Бостон, Чикаго… Вот это города! Только там вы начинаете понимать, что такое прогресс. Прогресс и бизнес. Американцы знают в этом толк, уверяю вас, это у них в крови. Бизнес – вот что отличает американцев от всех остальных людей. Своим оптимизмом они заразили меня, и поэтому я не перестаю твердить: если у одного человека есть стоящая идея, а у другого есть деньги на ее воплощение, то вместе они могут перевернуть мир. Изменить мир, черт побери, переустроить! Бог дал человеку власть над миром, и уже давно пора прибрать его к рукам. Политика – это белиберда. Пирамиды строили не политики, а фараоны. Моя мысль сводится к утверждению: дело жизни – это просто дело. Вот так. Приведу вам пример для ясности.
Заглянув за перила, Дойл увидел внизу накрытый стол. Гости собрались возле камина. С Драммондом, не отстававшим от них ни на шаг, Чандрос и Дойл прошли на балкон. Солнце уже опустилось до самой кромки горизонта, освещая багровым светом раскинувшуюся под ним равнину.
– Как вы полагаете, доктор, что больше всего мешает человеку жить? – попыхивая сигарой, вопрошал Чандрос. – Он сам! В этом вся загвоздка. Растреклятое животное начало, вечно воющее о высоком, заложенном в нем же, в человеке. Скажу вам прямо, сэр, что низменное начало все равно что безмозглый троглодит, для которого вся жизнь – это удовлетворение своих насущных потребностей. Именно. А хуже всего то, что эта тварь, то есть человек, уверен, что ему вернут трон, когда-то им утерянный, что это лишь вопрос времени. Он прожигает свою жизнь почем зря: пьет, распутничает, играет в карты, а перед тем как подохнуть, распускает нюни и начинает умолять своего Бога, когда-то отвергшего его, спасти его дешевенькую душонку. Вот я и спрашиваю: где вы сыщете такого дурачка бога, который стал бы тратить свои драгоценные силы на эдакого человечишку?
– Даже не представляю, – в растерянности ответил Дойл.
– А я вам скажу: нет такого бога, потому что любое божество гроша медного не стоит… – Сложив руки на груди, Чандрос смотрел вдаль. – Да, сейчас христиане многим дают фору. Тут и спорить нечего. Одного хитромудрого еврея-фокусника и нескольких его фанатичных учеников хватило для того, чтобы какой-то ненормальный император обратился в их веру, – и порядок: уже две тысячи лет они, не стесняясь, помыкают всеми. Спрашивается, как им это удалось? А это проще простого: все дело в концентрации власти. Приберите власть к рукам, сделайте из этого таинство и спрячьте его в прекраснейшем храме города. Потом сочините разные заповеди, чтобы людям было за что цепляться, возьмите под контроль женитьбы, рождения и смерти, нагоните на всех страх вечного проклятия, подпустите чуток дыму, освежите это музыкой, и дело сделано! Главное, чтобы было зрелищно – эдакий праздник в честь святых. Вот это бизнес, скажу я вам!
Драммонд только пофыркивал.
Дойл тоже ничего не говорил Чандросу, упивавшемуся собственным красноречием.
Между тем Чандрос мусолил во рту сигару, продолжая умствовать:
– Итак, что же мы имеем? Мы имеем не так уж мало! Давайте зададимся вопросом: как превратить человека – это глупое непослушное животное – в прирученное и производительное существо, готовое засучив рукава трудиться в поте лица? Эту задачку предстоит решить каждому, кто жаждет власти! Премудрые христиане нашли решение: они убедили свое глупенькое стадо в том, что в их руках находятся ключи от рая. Хочешь, братец, попасть туда? Давай! Но только с нашего особого соизволения, а мы вдобавок еще напустим на тебя страху в виде ада, преисподней и всего такого… И бедняга в ужасе преклоняет колени и ставит свечки… как будто завтрашнего дня вообще не существует. А сам-то уже давно в услужении у старика Дьявола, которого рад бы ненавидеть, но от страху перед ним чуть в штаны не писает и глаз оторвать от восхищения не может – до того хорош. Женщины от него прямо с ума сходят, не то что от этого придурковатого мягкотелого Мессии. Так что подсуньте им Дьявола вместо Бога, и власть вам обеспечена… Это работает как швейцарские часы! Но путь прогресса – это изменчивый путь, – продолжал разглагольствовать Чандрос. – Обладающие властью меняются на этом пути. Вот тут, в этом зале, собрались люди, благодаря которым осуществляется прогресс в обществе, – представители тяжелой индустрии, международных синдикатов и военной промышленности такой мощи, какая вам и не снилась. Все могущество христианства похерено ими раз и навсегда.
Дойл посмотрел вдаль: последние лучи заходящего солнца освещали стену оранжевым светом. Визгливый голос Чандроса вывел его из минутного забытья.
– Взгляните на двор, доктор. Что вы там видите?
По двору, направляясь к фабрике, тянулась колонна рабочих, одетых в полосатую форму. Они были острижены почти наголо. Вооруженные охранники подгоняли колонну, резко звучали слова команды.
– Я вижу рабочих. Фабричных рабочих, – неуверенно произнес Дойл.
Чандрос радостно закивал головой, похлопывая Дойла по плечу.
– Вот и ответ. Люди, которых вы видите, до недавнего времени были тем, что называется "грязные отбросы общества". Это преступники, тупоголовые, злые, не поддающиеся перевоспитанию… Здесь эти худшие из худших – можете мне поверить, в тюрьмах были только рады отделаться от таких подонков – превратились в послушных работяг. Мы помогли им стать такими! Мы сумели освободить их от самих себя!
Дойл наблюдал за колонной внизу. Рабочие шли ровными рядами, несколько понурясь, однако никакого внутреннего сопротивления в них не ощущалось.
– А ведь недавно эти существа едва могли провести час в обществе друг друга без того, чтобы не затеять бессмысленную потасовку и не набить друг другу морду. Проблема насилия, связанная с проблемами жестокости, агрессивности и тому подобное. Сейчас, впервые в своей жизни, они вполне счастливы: сыты, одеты и… честно трудятся от восхода до заката!
"Теперь ясно, кто освободил Боджера Наггинса из тюрьмы… Надо признать, что их намерения практически ничем не отличаются от намерений Джека Спаркса по отношению к его преступникам в Лондоне, – в растерянности подумал Дойл. – Масштабы, конечно, не те. И надо бы выяснить, какими методами перевоспитания здесь пользуются…"
– Но как? Как вы этого добились? – спросил Дойл.
