– З-знясь з-зражение....
– Ну, что... – хмыкнул крепыш. – А ну – танцевать!
Гендосы моментально взялись друг за друга и начали переступать ногами, изображая очень неуклюжее подобие вальса.
– Хватит! – закричал Олейник, когда танцоры опрокинули табуретку и ведро с водой. – Уберите их!
– С легкостью, – усмехнулся крепыш, и Гендосы моментально исчезли.
В вагончик просунулась голова лейтенанта.
– Все нормально? – спросил он с выражением крайней подозрительности.
– Да-да, все хорошо, – ответил Олейник, отдуваясь.
– Ну, мы... э-э... мы договорились? – Худощавый придвинулся.
Олейник промычал что-то неопределенное.
– Будем очень признательны, – сказал крепыш, – если кто-то нас проводит, и мы посмотрим, что тут натворила команда за это время.
– Ну что ж... – Олейник беспомощно пожал плечами.
В этот момент в вагончик вдруг буквально ворвался Сергеич.
– Вспомнил! – закричал он, швырнув на стол какой-то глянцевый листок. – Вспомнил, где я видел эту штуку!
Худощавый взглянул на листок и вдруг вскочил.
– Что это?! – воскликнул он.
– Похоже на аэрофотографию, – сказал Олейник, придвинув листок к себе.
– Она и есть, – кивнул Сергеич. – Я ее в нашем доме нашел, на стенде.
– Я спрашиваю, что вот это?! – худощавый провел пальцем по фигуре, проступающей на фоне нечетких очертаний поля и реки. Фигура изображала кособокую перечеркнутую спираль.
– Вот и я думаю, что это? – поддержал его Сергеич. И вдруг осекся, пристально взглянув на незнакомцев. – А вы, собственно, кто?
– Все нормально, – успокоил его Олейник. – Что вас так взволновало?
– Ведь это и есть визуальный сигнал тревоги! – почти прокричал худощавый, тыча пальцем в спираль. – Откуда это здесь?
– Может, какой-то дефект пленки? – пробормотал Олейник.
– Все равно не догадаемся, – махнул рукой Сергеич. – Надо местных звать.
Послали искать местных. Оказалось, неподалеку ошивается дед Харлам.
– Да, – сказал он, взглянув на снимок. – Наши места. Вот поле свекольное, вот речка. Было дело, летали тут летчики, чего-то фотографировали. Еще какие-то геологи вроде были. Может, к примеру, карту хотели сделать. А одну фотографию потом председателю подарили. На память как бы.
– А это откуда? – худощавого по-прежнему волновала спираль.
Дед пригляделся, наморщил лоб.
– А-а! – обрадованно воскликнул он. – Это дело известное! Это ж Ызя на тракторе такую загогулину выписал. Он пьяный был да заснул. А трактор с плугом как ехал, так и пошел кругами. И вот, значит, нарисовал фигуру.
Воцарилась пауза. Все переглядывались и изумленно хлопали глазами.
– Трактор? – проговорил крепыш, почесывая лоб. – Трактор воспроизвел сигнал?
– Вы же говорили, он сложный, – напомнил Олейник и вопросительно посмотрел на гостей.
– Ну да, сложный, – закивал худощавый. – Расстояния между кольцами спирали точно просчитаны, в них зашифрованы условия посадки, плотность атмосферы... М-да... А тут, понимаете, какой-то пьяный тракторист... Это невозможно!
– Но очевидно, – изрек его напарник. – Ладно уж. Надо работать.
Олейник вдруг почувствовал острую необходимость выйти на воздух. Он молча поднялся и покинул помещение. Гости потянулись за ним. В паре шагов от вагончика четыре шоколадных Гендоса невозмутимо ковырялись в двигателе «КамАЗа». Водитель был неподалеку, он весь извелся, боясь их прогнать.
– Кыш! – сердито крикнул худощавый и махнул на них рукой.
Гендосы зашевелились, беспокойно засеменили ножками, словно почуяли свое космическое начальство.
– Я согласен, – хрипло проговорил Олейник. – Что от нас нужно?
* * *
Оказалось, нужно было совсем немного. Всего-то – очистить берег, где стояли чудища, от людей. Да еще – с помощью солдат убедить поселковых сидеть по домам и не высовываться. Улицы поселка обезлюдели.
Космические представители гоняли туда-сюда на машине и делали что-то непонятное. Никто так и не увидел, в чем суть их работы, однако вскоре Гендосов в округе поубавилось, а к вечеру не осталось вообще ни одного.
Худощавый вечером выглядел вымотанным, его галстук с ослабленным узлом болтался на боку. Напарник же был, как всегда, невозмутим и по-прежнему жевал.
– Буквально через полчаса их здесь не будет, – сказал худощавый Олейнику. – Однако процесс будет э-э... несколько шумным. Хотелось бы, чтоб люди не тревожились без нужды.
– Людей тут уже ничем не встревожишь, – ответил старый космонавт. – Я смогу увидеть, что за процесс вы обещаете?
– Это увидят все, – усмехнулся крепыш. – Такое не скроешь.
Они не спеша направились на берег. Олейник был хмур и разговаривал отрывистыми фразами. Ему словно что-то давило на сердце.
Бойцы спецкоманды, заметив, что начальник экспедиции уходит куда-то с подозрительными незнакомцами, тихонько тронулись следом.
– Я вот все думаю... – проговорил старый космонавт, остановившись на берегу. – То, что вы мне наговорили про галактический союз, про колонии... Давно вы об этом знаете?
– Не трудитесь узнать от нас что-то еще, – невозмутимо сказал крепыш. – Мы сказали вам ровно столько, сколько необходимо. На большее просто не имеем права. Надеюсь, вы поймете...
– Мне это труднее понять, чем всем прочим здесь, – ответил Олейник, тяжело вздохнув. – Вы же знаете, кто я такой?
– Да, мы знаем. Вы были первым пилотом межзвездного космического аппарата. Вы двадцать лет летели к... к альфе Центавра, кажется?
– Да, двадцать лет туда и восемнадцать обратно. И ничего там не нашел. Вообще ничего. Моя жизнь ушла на то, чтоб разочарованные люди поставили космические корабли ржаветь в ангары.
– Ну, не преувеличивайте, – спокойно сказал крепыш. – Будут новые экспедиции, кому-то наконец повезет...
– И вы так спокойно об этом говорите?! – вспылил Олейник. – Вы равнодушно наблюдали, как человечество посылает меня в пустой, безжизненный мир, вы знали, что все эти годы пройдут для меня зря, и ничего не сделали!
– Простите, а что мы должны были сделать? – развел руками худощавый. – Прибежать и откорректировать вам маршрут? Это исключено! Невмешательство – наиболее важный принцип галактического союза. То, что мы с вами об этом говорим, – уже нарушение этого принципа. Если б не крайние обстоятельства, вы бы вообще о нас не узнали.
– Да, – согласился крепыш. – Нас вообще-то нет. То есть мы есть, но... Но нас нет.
Космические монстры неподвижно стояли, отражаясь в воде. Олейник смотрел на них, осознавая чувство какой-то новой потери, которая вот-вот совершится.
