«Потому что ты идиот!» — ответил мне внутренний голос. Почему-то он был точь-в-точь похож на голос Щербатина.
Снова прошел реаплан, завис над домами, сметая с них пыль, затем развернулся и улетел в обратную сторону. Где-то ухнул взрыв, столб дыма поднялся над крышами-садами.
У Рафина-Е снова заработала рация. Разобрать что-то было невозможно, но было видно — командир весь как-то подобрался, напрягся, прищурил глаза.
— Я — «Крысолов», — проговорил он. — Двадцать два бойца. Идем без наводки через участок «А» до второго главного пересечения. Прошу обеспечить безопасный коридор.
Я почувствовал, что Нуй тихонько пожал мне локоть. Я в ответ похлопал его по коленке. Неизвестно, кто из нас больше волнуется…
— Поднялись — пошли! — крикнул Рафин-Е и первым вскочил, вырывая ноги из объятий липкой кровавой грязи.
* * *
Мы рванули за ним. Расстрелянный дом с садом на крыше все ближе, ближе — и вот он уже за спиной. Следующий дом. Еще один. Пустые окна глядят на нас со всех сторон. Улица засыпана мусором, поваленными деревьями и щебенкой. Впереди горят две машины на больших колесах со спицами. Это не наши вездеходы, это колесницы ивенков.
— Стоп! — Мы останавливаемся, прижимаясь к стене дома. Взгляды скользят по провалам окон, но мы ничего не видим — что за ними, кто за ними?
Рафин-Е некоторое время совещается по рации, потом командует: «Вперед!» — и мы снова бежим. Мы торопимся пересечь чужой участок, потому что не знаем, насколько чисто его подмели штурмовики. Перед глазами однообразно мелькают замусоренные улицы, перекрестки, дома, рухнувшие лестницы, балконы, переходы. И еще — трупы, совсем не страшные, похожие просто на кучи тряпья.
Пару раз вижу наши замаскированные посты. Потом головы дружно поворачиваются направо — там покрытый черной копотью, еще дымящийся дом и корма реаплана, пробившего стену на высоте примерно третьего этажа. На сердце неприятный холодок.
— Стоп! — Рафин-Е снова включает рацию. — «Крысолов» на пересечении, встречайте.
Долго ждать не пришлось. Почти сразу на противоположной стороне дороги высунулись из-за угла двое штурмовиков и, свистнув, помахали, чтобы мы перебирались к ним. Мы в мгновение ока пересекли улицу и оказались в замкнутом дворике.
Убравшись с открытого места, штурмовики сразу распрямились, перешли на прогулочный шаг, а один даже снял шлем. Да и мы, глядя на них, тоже опустили огнеметы. Я тайком глянул на Нуя. Он тяжело дышал, но улыбался. Наверно, он лучше меня знал, насколько опасной была наша пробежка.
— Чего так долго? — спросил штурмовик.
— Попали на неочищенный участок, — отрапортовал Рафин-Е.
— Ясно. Нас уже в другом месте ждут, а мы тут…
В укромном уголке между двумя большими домами тихо рокотал заведенный вездеход. Рядом сидели на камнях десятка полтора штурмовиков. Завидев нас, они зашевелились, начали вставать.
— Мы идем дальше, — сказал штурмовик, который нас привел. — Определяйте, где поставить посты, и укрепляйтесь.
— Да, я знаю, — кивнул Рафин-Е. Он разговаривал с ними, как с начальством. Его скромный статус командира группы не шел в сравнение с их четвертым или пятым холо.
— Вот эти три дома, — продолжал штурмовик, — прочешите сверху донизу. Там дети, бабы. Потом отведете их на площадь.
Где-то поблизости ахнул взрыв, со стен на нас посыпался песок. Штурмовики неторопливо забирались в чрево вездехода, передавая друг другу вещи и оружие — короткие тупоносые карабины с уймой навесных устройств.
— А чего, других ружьишек нет? — спросил штурмовик, пощупав чей-то огнемет.
— Команду не перевооружили, — вежливо ответил Рафин-Е. — Раньше они были уборщиками.
— Ну, понятно. Счастливо оставаться, уборщики…
Вездеход укатил, а я подошел к Ную и спросил, кто такие уборщики. Он сказал, что есть специальные команды, сжигающие трупы после военных операций.
Рафин-Е тем временем начал распределять бойцов по домам и этажам, которые нужно было проверить. Я держался около Нуя, и нас поставили вместе. Через минуту команда уже разбегалась по лестницам и балконам, бесцеремонно вышибая двери и врываясь в комнатушки ивенков.
Нам достался верхний этаж, мы запыхались и немного задержались, остановившись перед первой дверью. Нуй достал фонарь, потом посмотрел на меня, улыбнулся через силу.
— Пошли, Беня!
Дверь открылась без всякого сопротивления. Жилище ивенка было тесным и сумрачным. Оно казалось еще теснее оттого, что кругом были растения — они свисали с потолка, или, наоборот, тянулись вверх, или стелились по полу, по стенам. Стебли спутывались в комки, уходили в щели, вновь появлялись.
Стоял густой пряный запах, от которого голова шла кругом. Кроме того, в комнатных зарослях роились тучи мошкары, которая лезла в глаза и липла к коже, поднимаясь от малейшего нашего движения.
Мне казалось, что я попал в нору, вырытую под слоем дерна. Так и подмывало прокалить этот живой уголок из огнемета, чтобы спалить всю нечисть.
— Никого, — сказал я.
— Да, — едва слышно ответил Нуй. — Вон еще ход.
Удивляюсь, как он смог разглядеть небольшой темный провал в стене, скрытый ковром растительности. Мы внимательно прислушались, прежде чем лезть, но оттуда не донеслось ни звука.
Второе помещение было еще меньше первого и, наверно, служило кладовкой. Стояли большие чаны с порубленными листьями, пучки стеблей висели на веревочках под потолком, там же — какие-то сморщенные полоски, должно быть, сушеное мясо.
— Ну и воняет, — сдавленно пробормотал Нуй. — Как эти несчастные тут живут?
Луч его фонаря упал на длинный ящик у самой стены. Он был полон земли, в которой проворно передвигались какие-то белые существа. Я подумал было, что это мыши. Но оказалось, что это черви, большие белые черви с короткими и толстыми телами. Они то закапывались в землю, то выбирались, иногда даже вертелись волчками и чуть подпрыгивали. И немедленно уползали от яркого света.
— Зачем это им? — спросил я. — Едят, что ли?
— А может, и едят, — с отвращением проговорил Нуй. — Я не знаю. Думаешь, у них спрашивали?
«А надо бы спросить, — подумал я. — Врага всегда желательно знать получше. Хотя, конечно, это не моя забота».
Помещение было пустым, мы двинулись дальше. Короткая пробежка по скрипучему балкону, глоток свежего воздуха — и новая дверь. Хорошая крепкая дверь, даже чем-то покрыта, вроде пластика или кожи. Я уже собрался толкнуть ее, как вдруг Нуй выставил передо мной руку.
— Так кто-то есть, — прошептал он. — Слышишь?
— Нет, не слышу.
— А вот послушай: у-у-у, у-у-у….
Я навострил уши. Да, в самом деле где-то раздавалось заунывное, на одной ноте мычание. Похоже, мычали несколько человек, но где — я понять не мог. Возможно, вообще на другом этаже.
