Я сел в сторонке и приготовился слушать. Полковник Сологуб некоторое время о чем-то перешептывался с разведчиком, тот хмуро кивал. Потом внимательно оглядел слушателей. Наконец он начал говорить – как-то сразу, без всяких вступлений, даже в кулак не покашлял.
Первые пару минут он монотонно объяснял, как и когда его группу высадили в Темный круг, какие ставились задачи, какое было оснащение, насколько хорошо работала связь и навигация. Вернее, насколько плохо. Если Уж совсем точно, то от электроники там почти не было толка.
Затем вдруг он замолчал и некоторое время просто смотрел перед собой. Врач забеспокоился, склонился над ним, одновременно доставая из аптечки шприц.
Бойцы негромко загудели. Им совсем не нравилось то, в каком виде вернулся с задания их товарищ по оружию. Да и мне не нравилось. Я уже давно понял: меня притащили за столько космических миль не для того, чтоб прочитать бестолковую лекцию, все содержание которой уместилось бы на клочке салфетки. Да еще инициировали. Меня явно ожидало более активное времяпрепровождение.
– А можно описать противника? – попросил вдруг кто-то из слушателей.
Разведчик рассеянно поглядел на рассевшихся перед ним офицеров. Он сидел и моргал, не произнося ни слова. Мы уже поняли, что пауза как-то затянулась, и даже врач снова занервничал.
– А противника там нет, – тихо произнес разведчик. Он сказал это так, словно сам только что понял эту истину.
Бойцы загудели.
– Что значит нет противника? – спросил Сологуб. – Как погибли ваши люди?
Разведчик забарабанил пальцами по подлокотникам.
– Жора Каплан и Марк Мейсон, – медленно проговорил он, – растеклись. Или растаяли, не знаю, как вам понятней. Шли рядом вдоль стены, дорога ровная – и вдруг Жора словно провалился по самые колена. Марк начал его тянуть, а оказалось, никуда он не провалился, у него ноги словно кислотой съело. Марк ничего не успел, они оба за полминуты растворились. Ахмеда домом придавило. Тоже – ни с того ни с сего. Стоял дом и вдруг съехал набок, как куча дерьма. Большой дом, этажей шесть-восемь, кажется. И так каждый раз. Куда ни пойдем – теряем людей. На всех направлениях. Мы с Лисом чудом каким-то выбрались, сам не знаю, как…
– Люди там есть какие-нибудь? – последовал вопрос.
– Мало. Местные есть, но они от нас прятались. Они там всего боятся, даже друг друга. Сидят по подвалам в верхней части города. Они ведь тоже не знают, что происходит. Некоторые думают, что весь материк накрыло… Сидят, ждут, когда их вытащат. А внизу все затоплено, мы туда и не ходили. Еще огрызки есть. Мы когда первого увидели, со страху по кассете каждый в него расстрелял. А они безопасные. Просто идет человек, а у него, например, выше пояса ничего нет. Или, наоборот, раз видели только грудь, две руки и полголовы. Крутился посреди дороги, хрипел, скулил. Думали, раненый, док ему колол что-то, вопросы задавал. Только бесполезно. Они как заводные – или идут куда-то, или ползут, или просто по земле катаются. Некоторые бормочут что-то.
– А еще что попадалось?
Разведчик как-то растерянно пожал плечами.
– Ну, не знаю… Ребята видели что-то такое несколько раз… Вроде как человек по очертаниям, но очень высокий, метра четыре. Только оно в тумане было, мы даже связываться не стали.
– Видео какое-нибудь есть?
– Есть, плохонькое. Там аппаратура вообще через раз работает. Вам покажут…
Я заметил, что офицеры реагируют на его рассказ как-то слишком спокойно. То ли опытные, всякое повидавшие, то ли пока не осознают истинную суть происходящего.
Потом разведчик побледнел и начал валиться со стула. Медик тут же подскочил, несколько человек помогли ему усадить пациента. Ему все-таки что-то вкололи и увели. Разговор толком и не получился.
Наконец Сологуб представил меня. Лекция моя была лаконична и даже где-то скучновата. Я объяснил, что все, происходящее за Темным кругом, – материализованный плод человеческого воображения. Что причина всему – научные эксперименты с инопланетным веществом, которые чересчур поспешили внедрить на практике.
Когда из зрительской аудитории донеслось, что все это похоже на сказки, я заявил:
– Если это сказки, то я – Баба-Яга собственной персоной.
И рассказал о своем незабываемом путешествии на Луну-один, где остался один-одинешенек в дырявом скафандре и все-таки выжил. С помощью ступы и метлы, естественно.
И еще я высказался по поводу золотоносного месторождения, которое, по моему глубокому убеждению, являлось материальным воплощением неуемных фантазий известного всем человека. Чтобы бойцы не очень-то рассчитывали между делом поживиться. Впрочем, в этом месте Сологуб покашлял и посмотрел на меня с осуждением.
Вопросов мне задавали мало – такую информацию слушатели должны были еще переварить. Наконец Сологуб поманил меня пальцем и отвел в соседнюю палатку, где меня уже ждали.
Меня представили немолодому грузному человеку в пятнистой форме без знаков различия. Форма сидела на нем из рук вон плохо, из чего я заключил, что передо мной такой же наспех переодетый штатский. Так и оказалось.
Это был эксперт какого-то правительственного комитета, я даже не стал уточнять, какого. Он сначала сунул мне распоряжение с большой гербовой печатью, где мне присваивались всяческие специальные полномочия. Я прямо-таки фыркнул, когда увидел, что местом моей работы проставлено Управление «Т». Потом этот тип начал что-то мямлить и ходить вокруг да около. Полковник Сологуб потерял терпение и выпалил:
– Ты уже понял, что завтра высаживаешься с нами?
– Так точно, ваше благородие, – усмехнулся я.
– Возражений, надеюсь, нет? – вставил словечко чиновник.
– Какие уж тут возражения? Я под присягой.
Конечно, плевать я хотел на присягу. И никакая «прошивка» или «промывка» этого не изменит. Из-за меня погибли мои девочки – вот моя главная прошивка. Если найду тех ублюдков, которые их убили, то восстановлю баланс справедливости, хотя бы в своем собственном внутреннем мире. Если сам при этом подохну, то и это будет справедливо.
А иначе – маяться мне всю жизнь и быть жалким.
Обнадеживало, что главных ублюдков я знал в лицо. И они находились как раз там, куда меня направляли. Какие уж тут возражения…
Наверно, эти мысли отразились на моем лице. Чиновник чуть нахмурился, потом сказал:
– Нам известно, что у вас имеются и некоторые личные мотивы в этом… э-э… в этой ситуации. Очень надеюсь, что они не помешают вам принимать трезвые решения.
– Что вы, что вы! – ухмыльнулся я. – Ничего личного, только долг и служебное рвение. И решения будут трезвые, ну, как стеклышко. Только вот… – я взглянул на Сологуба.
– Что? – тут же насторожился он.
