Это было похоже на бред. Лука – большой и уважаемый человек, личный казначей Сударя – и здесь, на вонючей свалке! И при чем тут эти лекари недоделанные?
Ганс запасся терпением, твердо решив выяснить, что тут происходит. Ему долго пришлось просидеть в кустах, он даже замерз. Но результат того стоил.
Он увидел, как привезли Светку, как вслед за ней выбрался сонный взлохмаченный пацан и как вскоре прямо к машинам выполз его говорящий уродец! Тот самый, за которого уже завтра Ганс собирался получить сто пятьдесят тысяч.
От досады он готов был грызть камни. Оказывается, все было рядом, буквально под носом! Стоило мальчишке прокричать что-то в темноту, как уродец выполз к его ногам. И никаких сложностей, комбинаций...
У Ганса было сейчас жгучее желание сбегать к машине за пистолетом и перестрелять из укрытия всю эту братию, отобравшую у него добычу. Особенно докторишку и начальника охраны. Ну, Светку с пацаном еще можно пожалеть...
И тут Ганс наконец добрался до главного. Очередная мысль настолько ошеломила его, что по спине пошли мурашки. Они, эти люди, звали Лукова, а вылезло это рогатое страшилище! Так что же, выходит – оно и есть Лука?
Через минуту Ганс был уже в машине. «Все, голубчики, – думал он, – теперь я знаю, что с вами делать. Интересно будет поглядеть, что сделает с этой больничкой Сударь, когда узнает, во что они превратили его кассира».
Гансу было плевать, как им удалось сделать из человека столь мерзкую гадину. Он резонно считал, что, имея деньги, можно сотворить что угодно. Если уж пересаживают сердце от человека к человеку, то изуродовать его и приделать хвост вообще не проблема. Важно другое: весь город ищет Луку, пацаны с ног сбиваются, а тем временем пропавшего преспокойно держат у себя эти больничные деятели. Да еще и творят на нем свои опыты.
Ганс держался за баранку и весело скалился. Словно гора упала с плеч. Сударь хотел мутанта – он его получит. Хотел Луку – тоже получит. И все в одном лице. Правда, сто пятьдесят тысяч еще неизвестно куда отойдут. Но, глядишь, что-нибудь и перепадет.
Стояла ночь, и беспокоить Сударя Ганс не решился. Хотя, конечно, поделиться своими открытиями ему не терпелось. Ничего, это можно и завтра.
Он заехал к себе во двор и вышел из машины, загородив ею половину тротуара. Было темно – окна не горели, а фонари во дворе не водились уже давно. Ганс взбежал по ступенькам подъезда и уже почти нырнул в его темное нутро, как вдруг сильнейший тупой удар отбросил его обратно. Он потерял равновесие и, падая, схватился за стену. Ему показалось было, что в темноте он налетел на дверь. Но это было не так.
Из черного провала подъезда выступил какой-то человек в темном костюме. Ганс не видел его лица, он заметил только, что незнакомец очень высок и плечист. Словно бы платяной шкаф выдвинулся из темноты.
И тут последовал новый удар, от которого содрогнулось все тело. Ганс кубарем скатился на асфальт. Голова гудела, как колокол, но он все же смог, не дожидаясь третьего удара, откатиться в сторону и проворно вскочить.
Его тут же сдавили с боков, заломив руки. Вдруг стало светло – в лицо полыхнули фары большой машины, притаившейся у соседнего подъезда. Ганс мало чего успел увидеть, его моментально согнули в три погибели и поволокли в кабину. Он дернулся было, но незнакомцы с профессиональной сноровкой вывернули ему кисти, заставив вскрикнуть от острой боли. Их руки держали как тиски.
– Сейчас милицию вызову, хулиганы проклятые! – прозвенел из какого-то окна возмущенный старушечий голос, а в следующее мгновение Ганса швырнули в просторный салон машины.
В полутьме он заметил, что здесь уже кто-то есть. Какой-то человек рядом трясся, всхлипывал, давил из себя слова, но не мог выговорить ни единого. Ганс никак не мог его разглядеть, только запах одеколона показался очень-очень знакомым...
Один из молчаливых бугаев сел рядом, еще двое – впереди. Машина тронулась с места.
И вдруг до Ганса дошло – рядом сидит Кича! Это его одеколон лезет в ноздри, в его всхлипах проскальзывают знакомые нотки.
Гансу сделалось не по себе. Уж если его железный бригадир хнычет, как обиженный школьник, то чего ждать дальше?
– Кича! – прошептал он. – Ты?
Ответом было лишь нервное повизгивание.
– Где мы? – продолжал Ганс. – Кто это?
Бугай, сидевший рядом, не размахиваясь, ударил его ладонью по лицу, так что потемнело в глазах. Ганс замолчал, шмыгая носом, чтоб втянуть показавшуюся кровь.
Машина, негромко урча, быстро и проворно петляла по улицам. Город был почти пустой, только шли по одному, по двое запоздавшие прохожие. Ганс потихоньку впадал в панику, ему передалось состояние бригадира. Он силился понять, что это значит: трясущийся Кича, похищение, молчаливые незнакомцы со слоновьими ударами – к чему все это?
Может, раскусили историю с мальчишкой и теперь везут на разбор? Нет, не похоже – костоломы из больнички действовали не так. Тогда кто это?
Город закончился. Машина пронеслась еще пару километров по трассе и свернула в лес, запетляв среди частокола деревьев. Ганс все еще сохранял остатки самообладания. Он не знал, в чем виноват перед этими людьми, по-этому оставалась надежда на благополучный исход. А вот у Кичи, похоже, таких надежд не было – иначе он не стонал бы так.
Впереди блеснули огоньки, и вскоре показалась поляна, освещенная только светом фар от нескольких автомашин. Ганса и Кичу выволокли и швырнули на мокрую от росы траву. Ее запах, прохладный сырой воздух вдруг показались тошнотворными.
Почему-то обоим не связали руки и даже не поставили никого рядом присмотреть. Хлопали двери машин, сновали незнакомцы, невнятно переговариваясь. Ганс украдкой следил, нельзя ли молнией выскочить и скрыться среди деревьев. Увы, отовсюду светили фары, и люди тоже были везде. Центр поляны походил на освещенную цирковую арену.
Ганс осторожно повернул голову, переводя взгляд на Кичу. Тот ответил тусклым, подавленным взглядом. На бригадира было страшно смотреть: бледный, с разбитыми губами и всклокоченными волосами, он воплощал безо-глядный ужас обреченного человека.
– Кича... – прошептал Ганс. – Кто это такие? Чего им надо?
– П... п-попали, – выдавил Кича. – Попали мы. Все, Ганс, звездец...
– Почему? Кто они?
– Говорил т-тебе... закопай того мужика. П-почему не сделал...
В этот момент Ганса рывком подняли на ноги. Он огляделся, щурясь от слепящего света фар.
Люди вокруг показались ему странно одинаковыми. Все в костюмах, белоснежных рубашках, галстуках. У многих очки, словно у каких-то конторщиков. И абсолютно все – здоровенные, как шкафы, мощные, массивные.
Ганса смущали очки. Сквозь них он не мог увидеть лиц, прочитать взгляды. А без этого не понять, что они за люди, что у них на уме, чего ожидать, как разговаривать. Лишь изредка у кого-то соскакивала кривая усмешка или какое-нибудь словечко, выдавая, что очки и галстуки – только маска, под которой прячется что-то неумолимо безжалостное, хищное.
