— Можно я один потренируюсь? — спросил Антон.
— Нет! Я понимаю, ты хочешь спокойной обстановки? Но в жизни не приходится стрелять в спокойной обстановке. Научись держать спокойствие в себе самом, независимо от того, что творится вокруг, ясно?
Антон вновь поднял пистолет, заранее зная, что не попадет. Все уже осточертело...
— Ладно, достаточно, — проворчал инструктор. — Тебе пора идти, сейчас у вас кросс. Но запомни: можешь на меня злиться, можешь всем рассказывать, какой я козел, но стрелять я тебя научу! В недобрый час сам поймешь, хороший я был или плохой, когда заставлял тебя стараться...
Антон с облегчением положил оружие на стойку, вытер об штанину вспотевшую руку и пошел к столовой, где обычно, все собирались перед кроссом.
На этот раз он пришел последним. При его появлении остальные пятеро нехотя поднялись, некоторые сняли майки и бросили здесь же, на крыльцо. Солнце подбиралось к зениту, и после таких пробежек одежду впору было выжимать.
Попрыгали на месте, размялись, разогрели суставы и, не сговариваясь, тронулись вперед, вдоль забора, быстро увеличивая темп. Антон пристроился последним. Он знал, что первый круг вдоль забора лагеря будет довольно простым, но вот потом... Про «потом» не хотелось и думать.
За две проведенные здесь недели Антон уже со всеми познакомился, хотя и немногое про них узнал. Лидером в команде был безусловно Самурай — высокий жилистый парень лет двадцати пяти. Прозвище он получил, видимо, за свои глаза — колючие, твердые и постоянно прищуренные. Он единственный из всех умел обращаться с людьми как старший с младшими, независимо от того, кто был его собеседником. С ним хотелось считаться, оправдываться, показывать себя с лучшей стороны. Самурай редко кого-то хвалил, поэтому его похвала считалась высшей наградой. Антон узнал только, что раньше он служил то ли в тюрьме, то ли в криминальной милиции. А больше про него ничего известно не было.
Полной противоположностью Самураю был Печеный — бывший уголовник с большим опытом. Как ни странно, они с Самураем жили в одном домике. Печеный был здесь старше всех, но большие прозрачные глаза и бесцветные брови придавали его лицу детское выражение. Волосы у него на голове не росли, а кожа была дряблой и морщинистой. На фоне детских глаз это выглядело не очень-то симпатично.
Печеный провел в лагерях по меньшей мере лет десять и бывал там не раз и не два. Его речь была размеренная и неторопливая, каждому слову отводилось свое место. Блатных словечек Печеный не употреблял — то ли не любил, то ли берег для другого, более привычного общества. Ему нравились в жизни простые удовольствия — сытно, неторопливо поесть, хорошо поспать после обеда, чисто вымыться, полежать на траве под солнышком. На первый взгляд он казался спокойным и безобидным. Но в глубине глаз у него что-то тлело. И внешнее спокойствие было лишь слоем пепла над раскаленной магмой. Он охотно подчинялся разумной силе, но лишь до тех пор, пока эта сила не затрагивала его достоинства.
Еще здесь был Обжора. Антон завидовал ему черной завистью, потому что он чуть ли не ежедневно ходил на занятия к Анне. До того, как попасть в команду, он работал в какой-то фирме по проблемам электроники малой мощности.
Обжора был высоким, чуть толстоватым парнем с вечно сытым и удовлетворенным выражением на лице. Что бы ни случалось, он никогда не жаловался и не хмурился. Казалось, никакие неприятности не могли пробить его большое тяжелое тело. Однако при всей своей тяжеловесности он умел легко и очень проворно двигаться. Антон видел его на занятиях по рукопашному бою и со страхом представлял себя на месте противника Обжоры. Быстрая, неукротимая и непредсказуемая сила — такое впечатление он создавал во время спарринга.
Меньше всех Антону нравился Гоблин. Он, как и Сержант, раньше был кадровым военным, но служил во Всемирном миротворческом легионе и постоянно бывал то в Африке, то на Ближнем Востоке. Его посылали всюду, где начиналось какое-либо шевеление, мало-мальски похожее на вооруженный конфликт. Гоблин был отличным снайпером-универсалом. Невысокого роста, с большой несимметричной головой, он походил на какое-то уродливое животное или птицу. Антон легко представлял его где-нибудь на верхушке сосны, замотанного в маскировочные оболочки, с длинной автоматической винтовкой.
Когда Гоблин начинал говорить, казалось, его мучает изжога. Антон ни разу не слышал, чтобы этот человек отзывался о чем-то хорошо. Складывалось впечатление, что всю жизнь ему только гадили — родители, учителя, соседи, командование и даже случайные прохожие.
Но, что и говорить, Гоблин умел мстить миру за свою непонятную обиду. Когда он изредка рассказывал про свои «миротворческие» приключения, его глаза разгорались. «...Этот лох в прицеле у меня ходит взад-вперед и на часы поглядывает. Думает, наверно, сейчас сменят его и пойдет в казарму гашиш курить. А война кончится — домой, к жене, к детишкам. Телевизор по вечерам смотреть, кофе варить... А тут я с дерева пальчиком — щелк! — и все. Не видать ему ни гашиша, ни жены с детишками...»
Рассказывая это, Гоблин кривился, улыбался одними губами и нервно перебирал своими короткими кривыми пальчиками. Антон старался поменьше общаться с ним. Но тот и сам не лез с разговорами. Когда другие рядом с ним болтали, он обычно сидел с пустыми глазами, с вечной своей кривой ухмылкой, шевеля пальцами, вспоминал что-то свое...
...Первый круг, как и ожидалось, закончился легко. Антон бежал, не отставая от других, в приподнятом настроении. Двигаться по утоптанной дорожке вдоль забора было приятно, особенно здесь — на свежем воздухе, под кронами больших деревьев. Но впереди было еще несколько кругов. Антон давно понял, что эти пробежки устраиваются не для того, чтобы занять время. Кросс учил выжимать из себя последние силы. Уже в начале третьего круга у Антона начало сбиваться дыхание. Всему виной был темп, который задавал бегущий впереди Самурай. Он не позволял замедлиться, отдышаться, восстановить силы. И трудно было не только Антону, но и всем остальным...
...С ребятами он сошелся довольно быстро. О дружбе, конечно, речи идти не могло, но его приняли в свой круг. Хотя сначала несколько удивленно поглядывали, не понимая, что делает здесь этот задумчивый парень с неспортивной фигурой и спокойными глазами. Но вопросов не задавали. Раз его привезли — значит, так нужно.
Первое время Антон, правда, комплексовал. Было совершенно ясно, что он здесь случайно — чины ЭКОПОЛа увидели на видеозаписи, как он раскидал двоих инспекторов на рынке, и ошибочно решили, что он хороший боец. На самом деле Антон понимал: его ученические навыки — ничто по сравнению с тем, что умели делать остальные члены команды. Там, на рынке, было легко отбиться от двух необученных полицейских контролеров, которые к тому же не ожидали нападения. Здесь же ему даже в шутку не предлагали помахать ногами. Как партнер он никому не был интересен. Просто пустое место.
Ближе всех Антон волей-неволей сошелся со своим соседом по комнате. Болтать с ним было довольно легко, хотя общих тем для разговоров находилось немного. Иногда обсуждали фильмы. Сержант часто говорил про службу, вспоминал, как их дивизию вывозили в зону Поволжского конфликта. Особенно любил рассказывать, как некоторые взводы отказывались стрелять в казаков, как казаки братались с частями регулярной армии. Про трудности и опасности он почему-то говорил очень мало.
