— Ну и разговорчик у нас... — не выдержал Обжора.
— Яда такого у нас нет, — медленно проговорил Печеный, сосредоточенно глядя на свои сплетенные пальцы, — а вот способ есть.
— Есть? — с недоверием переспросил Самурай.
— Есть... Смерть от сердечной недостаточности нас устроит?
— Это как?
— А так. Никаких следов и повреждений не будет — гарантирую. При мне этот способ дважды испытывали, и оба раза получилось.
Самурай почему-то обернулся, будто боялся посторонних, потом, медленно пятясь, отошел к двери.
— Ну-ка, пойдем поговорим на улице.
Печеный с готовностью встал и шагнул за дверь. Сержант придвинулся к Антону.
— Ну вот... — растерянно сказал он.
Сержант не знал, что сейчас нужно или можно говорить, он хотел просто не оставаться в этот момент наедине с самим собой.
Антон украдкой посмотрел на Обжору. Тот сидел в неудобной позе, тупо глядя перед собой, и чуть шевелил губами, как будто что-то считал. И вдруг, поймав взгляд Антона, он тут же подобрался, сложил руки на животе и сказал неожиданно громким голосом:
— Да... Отчирикался Гоблин.
И от этих слов у Антона по коже пошли мурашки. Если раньше он воспринимал происходящее, как кино или игру, как неприятный, но обязательно обратимый процесс, то теперь громкий голос Обжоры вернул все в реальность. Стало отчетливо понятно — Гоблин действительно «отчирикался».
Самурай с Печеным отсутствовали довольно долго. Они вернулись какие-то взведенные и неестественно энергичные.
— Нужен еще один человек, — сказал Самурай. — Кто пойдет?
Это прозвучало так обыденно, будто требовалась пара рук для переноски дивана. И тем не менее Антон ощутил желание опустить глаза и втянуть голову в плечи. Но тогда бы он не увидел, что происходит вокруг. А это почему-то было очень важно...
Самурай скользнул взглядом по совершенно одеревеневшему Обжоре, потом перевел глаза на Сержанта.
— Я не пойду, — категорично заявил Сержант в ответ на оценивающий взгляд.
У Антона на такую категоричность не хватило духа. И когда немигающие глаза Самурая остановились напротив, он почувствовал себя ломким и вялым, как высохший лист.
— Ты пойдешь, — сказал Самурай.
В его голосе прозвучало что-то большее, чем просто приказ. Антон в этот момент возненавидел самого себя — за то, что жалел торговцев во время бойни на рынке, что слабо бил партнеров на тренировках, что задавал ненужные вопросы и провоцировал душеспасительные разговорчики, за то, что слишком много сомневался. Если бы он мог быть таким, как и все, если бы он только умел так же, как остальные, смеяться и грустить, наказывать и прощать, говорить и молчать, смотреть на мир и отворачиваться от него — может, тогда беспощадные слова «ты пойдешь» миновали бы его...
Антон встал и, беспомощно обернувшись на Сержанта, шагнул к выходу. Печеный сразу взял его двумя пальцами за рукав и повел по дорожке, шепча на ухо:
— Гоблин сейчас в медпункте. Когда войдем — вида не показывай. Пусть подумает, что мы просто так зашли, поговорить. Потом вы с Самураем хватаете его за руки с двух сторон и держите, пока я буду пристегивать его к креслу. Держать нужно крепче, он сильный. Когда пристегнем — стой рядом и поддакивай. Понял? Твое дело стоять, слушать меня и поддакивать. Ни о чем не спрашивай, никаких лишних слов не говори, а то все испортишь...
До медпункта было довольно далеко. Антон надеялся, что путь продлится вечно, но вот впереди показалась крашенная в зеленый цвет стена щитового домика. Антон невольно замедлил шаг, стремясь оттянуть момент, когда нужно будет войти и посмотреть в глаза Гоблину, но Печеный тянул его за собой, продолжая инструктировать.
Перед дверью остановились, приготовились.
— Пошли, — кивнул Самурай.
Изображать обеспокоенных товарищей не пришлось. Гоблин все понял, едва лишь увидел лица вошедших. Ни слова ни говоря, он вскочил и прыгнул к окну. Самурай догнал его в два шага и с разворота ударил ногой под коленку. Гоблин растянулся на полу, завалив стеклянный шкаф с препаратами, но тут же снова вскочил, будто был сделан из резины. Вновь он метнулся к окну, но через секунду Самурай уже висел у него на шее и кричал:
— Держите!.. Сюда, быстро!
Каждая клеточка тела Антона сопротивлялась участию в этой дикой расправе. Он на деревянных ногах шагнул вперед и вцепился Гоблину в руку, но не удержал. Казалось, это все равно, что поймать крутящуюся лопасть вертолета. Опасаясь, как бы не попасть под очередной взмах этой руки-лопасти, он суетился рядом и наконец дождался удобного момента, схватил, впился пальцами в рукав, навалился всем телом.
Самурай давил на горло, нагибая Гоблина все ниже к полу, тот дергался, крутился, не давая трем сильным противникам совладать с собой. При этом он орал так, что закладывало уши, орал, брызгая слюной и переходя то на рев, то на визг:
— Суки! Скоты! Что ж вы делаете! Пустите, гниды, суки!..
Он уже стал красным, потным и скользким. Антон в этот момент не испытывал ни стыда, ни жалости, а только омерзение от того, что приходится тесно прижиматься к этому визжащему мокрому клубку.
Гоблин сопротивлялся до последней капли своих сил. Он боролся всем телом, вплоть до самых кончиков пальцев. Наконец удалось прижать его к креслу, застегнуть ремни на руках и ногах. Гоблин понял, что теперь силой и яростью ему ничего не добиться. Он обмяк, обвел всех слезящимися, почти сумасшедшими глазами и запричитал:
— Ну не надо, .братцы... Ну за что? Отпустите, я убегу. Скажите им, что я сам вырвался... Ну, пустите, ну, пожалуйста!
Было немного странно, что Гоблин так неистово цепляется за жизнь — жизнь, которую так ненавидел. Человеку свойственно быть в этом смысле эгоистом, и Антон, как и большинство живущих, в глубине души раньше считал, что только он знает истинную цену жизни, а все прочие относятся к ней совсем иначе, и умереть им будет гораздо легче, чем ему...
Самое страшное, что умоляющие слова Гоблина летели в пустоту. Никто их не слышал, как будто рядом были не живые люди, а механические куклы. Антон и Самурай стояли по бокам кресла, опасаясь встречаться с жертвой глазами, Печеный с сосредоточенным видом разматывал трубки капельниц, пододвигал стеклянный столик с инструментами.
Гоблин все еще бормотал что-то, но с каждым вздохом, с каждым взглядом на приготовления Печеного терял энергию. Свирепая схватка после тяжелой пьяной ночи опустошила его.
Печеный отыскал в шкафу широкий моток пластыря и зашел к Гоблину со спины.
— Сиди смирно, башкой не дергай! — грубо скомандовал он и взял Гоблина за волосы.
— Давай помогу, — пробормотал Самурай и взялся приматывать голову Гоблина к спинке кресла.
Гоблин не шевелился, наоборот, сидел очень тихо и как будто прислушивался к тому, что происходит вокруг. Он уже ничего не видел — клейкая белая полоса закрыла ему половину лица.
