Я задумалась, что делать теперь. Действовать надо быстро, проскользнуть уже не змеей, а рыбкой, как можно скорее миновать следующий этаж. Сползти в щель, спрыгнуть на пол патерностера, выбраться оттуда, не смотреть, не мешкать, проскользнуть в следующую щель и снова вниз. Я заглянула в отверстие.
Мужчина был гол, как младенец, и от груди до гениталий забрызган кровью. Кто-то пытался перерезать ему горло. Он увидел меня, схватил меня за руку и выдернул из патерностера… Он буквально упал на меня.
13
Неизвестный вцепился в меня мертвой хваткой. Он упал лицом мне в колени, словно искал защиты. Выглядел он ужасно — бледен, волосат, кожа холодная, почти голубая в темноте и в черных пятнах синяков. Я ощутила мимолетный ужас. Что, если это то самое существо из кинофильмов? Что, если он поднимет голову, и я увижу клыки и мертвые красные глаза? Он меня укусит? Но нет, разумеется, нет, истинный смысл его появления был гораздо страшнее, и мгновение спустя я все поняла. Если я не сбегу, меня ждет та же участь.
— Отпусти меня, — прошептала я.
— Вы говорите по-английски… Слава богу, слава богу, слава богу!
Снова и снова он повторял эту фразу, пока я на него не шикнула:
— Тихо.
Сев, он прикрыл руками пах. Глаза у незнакомца выпучились. На почти голом черепе щетинился светлый ворс.
— Вы норвежец? — спросила я, и он кивнул. Мне вспомнились имя и адрес на кейсе камеры. — Вы Андреас? Из Осло?
— Да, — выдохнул он. — С телевидения. А вы?
— Тоже. Только американка.
— Да, да, — в возбужденной радости зашептал он. — Я слышал ваш голос. Слава богу, что вы пришли. Они притащили меня сюда, пытались меня зарезать, но я бился, как гребаный сибирский тигр, и они отступили. Трусы.
Зажав ему рукой рот, я покачала головой.
— Вуркулаки, — сказала я. — Так они не выдумка?
В эти мгновения нас сковали узы абсолютного ужаса: мы будто дышали одними легкими, смотрели одними глазами.
— Нет, — прошептал он. — Совсем не выдумка.
— Вы поможете мне, — сказала я. — Я помогу вам. Мы отсюда выберемся. Идет?
Он закивал, то и дело оглядываясь через плечо на коридор.
— Вместе мы этих гадов уж точно уделаем, — сказал он, снова повысив голос.
Я помогла ему подняться, с отстраненностью врача оглядев с головы до ног его тело. Нужно было продумать, как поступать дальше. Он крупный мужчина и весит, наверное, больше двухсот фунтов. Честно говоря, я не знала, сможет ли он пролезть в узкие щели кабин патерностера. Он ослабел от потери крови. Его бьет дрожь, и не только от холода. Жаль, что мне нечего ему дать, чтобы прикрыть наготу, да и времени у нас нет.
Я показала ему, как пробираться через патерностер, и мы двинулись вниз. Не думайте, я не святая. Он шел вторым. Если он застрянет в патерностере, что вполне вероятно, ведь весит он на добрых восемьдесят фунтов больше меня, я отказывалась страдать от последствий.
По обедам с Торгу я вроде бы помнила четыре или пять выжженных этажей, но пока мы спускались, я насчитала семь, восемь, девять, десять. Большая часть отеля едва-едва устояла в пожаре. Может, поэтому Торгу решил перебраться в Америку? Его дом разрушен, и он хочет начать с чистого листа. Не так просто, наверное, найти или построить новый отель, подходящий под его стандарты. Как и многие до него, он эмигрирует в Нью-Йорк. Со своими неправедно нажитыми миллионами (если они существуют) он купит небольшой фешенебельный отель, какие растут как грибы к югу от жилых кварталов. Остин Тротта как-то сказал: «Помни, в любом сюжете всегда где-то кроется проблема недвижимости».
В кабине надо мной хрюкнул, словно испражнялся, Андреас. Слишком уж он мешкает. Без него я наверняка двигалась бы быстрее.
Мои часы давным-давно остановились, и о времени я могла лишь гадать. Полдень давно миновал, наверное, уже около трех, а значит, у меня еще добрых несколько часов светлого времени: час, чтобы спуститься в вестибюль, два, чтобы добраться до церкви в заброшенной деревне. Когда выйдем из отеля, я брошусь бегом, а Андреасу придется поспевать, как сможет. В вестибюле мои обязательства перед ним заканчиваются.
Я двигалась все быстрее и быстрее, оставляя его позади. Я уверяла себя, будто я разведчик, который проверяет, все ли впереди чисто. Время от времени я останавливалась и тогда слышала его уханье и ворчание. Я уже добралась, наверное, этажа до шестого, когда запах гари начал развеиваться. Замерев, я прислушалась. Дыхание Андреаса, натужное и громкое, вдруг смешалось с полнейшей тишиной отеля. Я ждала. Как бы медленно он ни двигался, он редко исчезал из поля моего зрения больше, чем на полминуты. Я присела в кабине, застрявшей, по моим прикидкам, между шестым и пятым этажами. Андреас не появился. Надо идти дальше, решила я. «Каждый бедолага за себя», — как любит говаривать моя мама. Андреасу уже не помочь. Я просунула ноги в щель на пятый этаж… И тут свет в патерностере зажегся. Кабина дрогнула и начала подниматься. В последний момент, перед тем как челюсти потолка и кабины сомкнулись, раздавливая мне ноги, я втянула их внутрь. Не успела я опомниться, как кабина поднялась на шестой этаж.
На меня, харкая, разбрызгивая кровь, размахивая руками бросился Андреас. Рук у него было шесть. Вот что я увидела вначале. Руки извивались точно змеи на древних статуях — у него на шее, на теле, на ногах. Они его схватили. Они утаскивали его назад в темноту. Откуда-то возник, сверкнув, нож. Выпрыгнув из кабины, я схватила Андреаса за руку. С мгновение мы крепко держались друг за друга, и в нем я увидела всю полную невзгод жизнь полевого оператора, ее красоту, отвагу и безрассудство, и сейчас эту жизнь пожирает росянка слепого ужаса. Руки-змеи сжались, Андреас взревел, наши руки распались, и он унесся спиной вперед по коридору, пока где-то не хлопнула дверь, и не стих шум борьбы. Я стояла, казалось, целую вечность, протянув руку, еще чувствуя тепло его прикосновения. Вокруг меня поднимались и опускались кабины. Впереди испуганно подрагивали тени. Воняло от ковра. За дверью в темноте я услышала насмешливый шепоток. А еще пульс хищного дыхания. За этими дверьми живут все ужасы на свете. Я выставила перед собой вторую руку, словно отгоняя надвигающуюся опасность, любую участь, какая меня ожидает.
И вдруг, сама не зная почему, бросилась в темноту, окликая его по имени:
— Андреас!
Впереди распахнулась дверь, и тогда я увидела… прямо перед собой увидела двух мужчин с сияющими глазами, длинными черными волосами и острыми зубами, открывающимися в глумливых улыбках, Вуркулаков. Они двигались плавно и в унисон, как пантеры. В руке одного блестел клинок.
— Ты, — хором сказали они, словно ждали меня с самого моего рождения.
14
Жизнь промелькнула у меня перед глазами, но не так, как я ожидала. По сути, она не мелькала перебивкой кадров. Она шла наплывом. Голос отца советовал: «Никогда не начинай уикенд менее чем со ста долларами в кармане». Мерцая, возникла фотография моего предка, Безумного Змея. Моя бабушка показывала мне могилу маленького индейского мальчика, похороненного под порогом ее крошечного дома. Я ем торт на день рождения. Я, загорелая девушка в цельном купальнике, прыгаю с трамплина в бассейн далласского «Кантри-клаба». Я танцую в белых перчатках котильон. Мама плачет на похоронах своей мамы. Роберт пытается поцеловать меня на первом же свидании. Остин Тротта говорит, что мне следовало бы появляться перед камерами. Роберт сделал предложение. Клемми Спенс шепнула: «Африка».
