Вот этого-то у Саймона как раз не было совершенно, но, как это ни удивительно, при всей своей посредственности он не перестал видеть такие сны. До конца жизни многие кошмары Саймона Хейдена разыгрывались в Ропенфельде. Он не мог понять, почему все происходит именно там, но со временем стал считать, что все дело в его персональной химии.
Иногда ему снилось, будто он тонет в озере Ропенфельд. Иногда он разбивался в самолете, который должен был приземлиться в городе с таким названием. Пилот объявлял: «Наш самолет приближается к аэропорту города Ропенфельд». И тут же раздавался раздирающий уши скрежет металла, что-то отваливалось, самолет давал крен и уходил в бесконечное пике. Хейдену столько раз снился этот сон, что он начал считать его вещим: видимо, ему суждено умереть в вихре пламени, падая с высоты в пять миль. Какое было бы разочарование, узнай он тогда, что умрет от сердечного приступа в своем автомобиле, проходя последнее ополаскивание на автомойке в Лос-Анджелесе.
Иногда в своих кошмарах пятнадцатилетний Саймон голым шел по коридорам средней школы города Ропенфельда, прикрываясь только учебниками, которые нес в руках. Одноклассники в роскошных одеждах тыкали в него пальцами и истерически хохотали. Сначала хохотали, потом вынимали пружинные ножи и накидывались на него. В другом сне машина, полная его мамаш, тормозила рядом с ним, когда он шел по Ропенфельд-стрит. Одна мамаша за другой выскакивали из нее, как клоуны в цирке. Их становилось все больше и больше. И каждая орала на него за то, что он не сделал того и разочаровал ее в этом.
Медведь еще поколебался, не зная, дозволено ли сказать то, что он собирался. Для Боба все это было в новинку. Впрочем, это было в новинку для всех здесь.
— Я не должен тебе это говорить.
— Что именно? — В голосе Хейдена не было ничего, кроме раздражения. Он решил, что медведь хочет испробовать на нем другой способ убеждения.
— Раньше или позже тебе все равно придется туда пойти, Саймон. Так здесь заведено: каждый умерший должен пойти в свой Ропенфельд и разобраться во всем, что там происходит. Выяснить, почему в свое время ему снились именно эти сны. Они — важнейшая часть постижения того, кем ты стал, через того, кем ты был. Возвращаясь в свои кошмары и переживая их заново, шаг за шагом, человек постигает важные стороны своей жизни. Так здесь заведено.
— Да? Ну и черт с ним, Боб. Я лучше подожду лет так еще тысчонку-другую, прежде чем браться за этот аспект моей жизни. А пока хватит с меня того, что я здесь оказался, — это и так уже кошмар. Моя тарелка полна, и добавки не нужно.
— Тебе нельзя ждать; ты должен отправиться туда сейчас же.
Не успел Хейден повторить свой отказ еще раз (и еще много, много раз), как вдруг почувствовал, что поднимается над полом, словно наполненный горячим воздухом шар. Он сразу понял, что происходит.
— Нет! Не делай этого!
— Мне очень жаль, но тебе придется туда отправиться. Ты должен попытаться спасти Изабеллу.
Хейден поднимался все выше. Он молотил руками по воздуху, как будто надеялся остановить или как-то управлять тем, что с ним происходит. Но это не помогало.
— Так нечестно. Это неправильно.
— Знаю, Саймон, но так нужно.
Хейден хотел ответить, но от ярости у него перехватило горло. Поднявшись над землей футов на пять, его тело замерло, а потом начало двигаться вперед в одну сторону. Кто-то его направлял. Окно в офисе было широко распахнуто, и через него Хейден вылетел наружу. Восхитительное было бы ощущение, не знай он, куда летит: ко всем этим паршивым, паршивым снам — чудовищам, увиденным трехмерным зрением и воображением перепуганного ребенка. К страхам, мгновениям безжалостных неудач, унижений, конфузов и еще более неприятным вещам, которые снились ему при жизни. Хейден летел им навстречу, навстречу Ропенфельду. И ничего не мог с этим поделать. И ради чего, ради спасения Изабеллы Нойкор? Спасения от чего? Да, ему известна тайна мироздания, но как употребить это знание?
СЕЛАДОН
Джон Фланнери опоздал на встречу с Лени, потому что его сбила машина. Новехонький «порше-кайенн», не что-нибудь там. Один из тех восьмидесятитысячедолларовых, с приводом на все четыре колеса, газотурбинных подобий «джипа», на которых любят разъезжать состоятельные мужчины, желающие показать всему миру, какие они крутые, бесшабашные, да к тому же еще и богатенькие. Машина типа «воскресный Рэмбо». Эта машина была еще такая новенькая, что одометр показывал всего двести тридцать километров, когда она проскочила на красный свет на Шведенплац и врезалась прямо во Фланнери, который в этот момент находился как раз на середине пешеходного перехода. Удар отбросил его назад, на тротуар, в гущу живой изгороди.
Многие видели, как это случилось. Некоторые завизжали. Другие встали, выпучив глаза и раскрыв рты, дивясь тому, какой необычный оборот приняли события, пока они шли по своим делам. Какая-то мамаша схватила двух своих ребятишек за руки и кинулась с ними в другую сторону. Дети все время оглядывались, пытаясь разглядеть, мертвый тот дядька или нет.
Вид у него был, вне всякого сомнения, мертвый. Фланнери лежал неподвижно, распластавшись на кустах мятым куском брезента. Водитель «порше» впал в панику. На мгновение даже мелькнула мысль, а не нажать ли на газ и свалить отсюда к чертовой матери. К счастью, здравый смысл возобладал над страхом. Сделав несколько глубоких вдохов, он медленно и осторожно выбрался из своей новой, прилизанной машины, которая только что превратилась в смертельное оружие. Перепуганный до смерти, он шагнул к телу. Чувство у него было такое, словно все его внутренности стали жидкими и вот-вот вытекут через задницу.
До этой минуты все в его жизни шло как нельзя лучше. Его бизнес был успешным. Жена — красавица, да еще и покладистая. И он всегда проезжал на желтый свет, когда тот уже готов был смениться красным. А почему нет? В конце концов, он — это он. Жизнь всегда давала ему дорогу.
К его ужасу и невероятному облегчению, тело на кустах пошевелилось. У кого-то вырвалось: «Он жив!» Какая-то женщина, задохнувшись, выпалила так быстро, что четыре слова слились в одно: «Господитыбожемой!» Тело снова пошевелилось: рука поднялась, опустилась и поднялась опять.
Наблюдая этот замедленный ужастик, который он сам же и вызвал к жизни, водитель снова едва не поддался дикому желанию сделать оттуда ноги. Бросить свою жизнь, жену, машину, бросить все и бежать куда глаза глядят. Он забыл, что его бумажник со всеми документами лежит на переднем сиденье автомобиля, рядом с мобильным телефоном, в адресной книге которого значились пятьдесят четыре номера. Он забыл, что у машины есть номера, по которым компьютер в считанные секунды выяснит, кто он такой. Он забыл обо всем, из чего несколько минут назад складывалась его жизнь. Только одна мысль осталась в его голове — беги, спасайся.
Потому что, даже если сбитый им пешеход выживет, то, что последует за этим, будет тянуться годы и годы и разрушит всю его жизнь: больница, реабилитация, огромные платежи по страховке, судебные процессы, испорченная репутация и, разумеется, деньги. Хотя внутри у него все визжало от страха, он не мог не думать о деньгах.
