Осознание этого ужалило его, как оса. Ну конечно! Медведь Боб говорил что-то такое… Он должен пойти и встретиться со своими кошмарами лицом к лицу. Вот в чем все дело, хотя он ничего такого и не помнит. Но что вы хотите, ведь он видел этот сон лет этак двадцать семь назад, или больше?
Краеугольные камни любого кошмара были налицо — любовный интерес, танцы в школе, — и в решающий момент его член вылез на всеобщее обозрение. Вуаля! Заварить из таких ингредиентов хороший, смачный кошмар — пара пустяков, никакой поваренной книги не надо; особенно если вам тринадцать лет. Что для любого подростка хуже страшной смерти? Да страшное унижение, конечно же! Потому что дети в глубине души не верят в собственную смерть. Вот почему они такие бесстрашные. Умрут все, но только не они. Зато, когда вы молоды, унижения поджидают вас на каждом углу. Вот почему подростки так чувствительны ко всяким неловкостям. Некоторым снилось, что они расхаживают по улице голышом. Хейдену снилось (очевидно), что у него встал на фут деревянный член, на который уселся попугай, и все это в присутствии Сьюзи Николс и вообще всей школы.
Он обнаружил, что не может пошевелиться. Он стоял, словно пригвожденный к месту, и беспомощно бесился оттого, что не в состоянии протянуть руку, согнать нахальную птицу и засунуть на место свой член. Судя по всему, правилами этого сна такое не допускалось. Он попробовал поднять обе руки по очереди — сначала правую, потом левую. Но не смог оторвать их от тела. Впечатление было такое, как будто он попал под воду. Нет, скорее в каплю древесной смолы или школьного клея, клаустрофобически густого, вязкого, который не дает ему пошевелиться и вообще управлять своим собственным телом. Он пробовал повернуться то в одну сторону, то в другую, но все без толку.
Сьюзи наблюдала за ним, а на ее лице отражался целый калейдоскоп эмоций. Когда Хейден понял, что освободиться ему не удастся, он попытался заговорить с ней, сам не зная о чем. О чем-нибудь, о чем угодно, только бы заговорить с ней, чтобы между ними образовалась хоть какая-нибудь связь. Извиниться перед ней, попросить, чтобы она подождала, когда все это кончится и они смогут поговорить, сказать, что все это просто смехотворно, но — Ничего. Он не мог говорить — снова. Он вспомнил случай, когда лишился рта, повстречав миссис Дагдейл. Теперь он даже не знал, есть у него рот или нет, потому что не мог освободить руку и пощупать лицо.
Вокруг них, придвигаясь понемногу все ближе, начали собираться дети. Но не слишком близко. Им хотелось посмотреть. Для них Хейден был все равно что действующий вулкан, к которому хочется подобраться поближе и заглянуть в кратер, чтобы увидеть, что там творится, но только без риска свалиться вниз и изжариться в раскаленной лаве. Он вытащил пиписку на танцах в школе. Вот это да! Что еще он выкинет?
Краем глаза Хейден увидел, что к ним идет мистер Набиско. Мистер Набиско? Это еще кто? Откуда он знает его имя? Он ведь никогда в жизни этого типа не видел. С другой стороны, Саймон ведь и не жил сейчас своей жизнью, — он жил в своих снах.
«Набиско» называлась компания — производитель бисквитов и печений, которые он так любил в детстве: «Орео», «Фиг Ньютонс» и «Трисквит»… А, теперь он вспомнил! Этот мужик преподавал испанский в их неполной средней школе.
— Какого черта ты тут делаешь, приятель?
Мистер Набиско был коренастый, носил лоснившуюся от утюга белую сорочку с четырьмя одинаковыми шариковыми ручками в нагрудном кармашке и прическу в стиле ранних «Битлз», которая нисколько его не красила.
— Я тебя спрашиваю, ты что тут делаешь? — И он ткнул пальцем в торчащий член Хейдена. — Пойдем-ка со мной, Мистер.
— Никуда он с тобой не пойдет, Мистер. Да кто ты вообще такой, пятый битл гребаный?
Хейден услышал слова, но, не в силах пошевелиться, он не мог также повернуть голову и посмотреть, кто их произнес. Голос раздался откуда-то сзади.
Мистер Набиско посмотрел в сторону говорившего. Увидев, кто это, он плотно сжал губы.
— Я тебя знаю? Ты из этой школы? — Подбоченившись, он ждал ответа, которого не последовало.
Школьный спортзал, вся огромная гулкая комната, наполненная призраками десятков тысяч прошлых игр, деревянными снарядами и детьми в носках, погрузился в тишину. Музыка смолкла, лишь несколько человек продолжали разговаривать.
Что-то слегка коснулось парализованного тела Саймона. Увидев, что это было, он почувствовал, как леденеет его кипящая от гнева кровь. А еще он освободился. Одного скользящего прикосновения было достаточно, чтобы сковавшее его нечто перестало существовать. Он снова мог шевелить руками и ногами. И первое, для чего он их употребил, были отчаянные поиски ближайшей двери.
Потому что Воскресные Костюмы был здесь. Это он нагрубил мистеру Набиско и теперь двигался к нему. Хейден не пугался так сильно с тех пор, как умер. Он не помнил ни своих снов, ни своих кошмаров, но забыть Воскресные Костюмы он не мог.
По иронии судьбы, это был один из последних кошмаров, которые Саймон Хейден видел в своей взрослой жизни. Ужасающий, кровавый, правдоподобный, он был настолько осязаем, неотвратим и безжалостен, что Саймон вскочил в три часа тридцать семь минут утра с распяленным в безмолвном крике ртом.
Средоточием ужаса в том последнем кошмаре был Воскресные Костюмы. Хейден понятия не имел, откуда взялось это странное имя. И все же он снова здесь, только что проскользнул мимо него к мистеру Набиско.
— Что нового, Хейден? У меня тут небольшое дельце. — Монстр говорил тихим, проникновенным, полным соблазна голосом. — Погоди, не уходи… Поболтаем с тобой, когда закончу.
«Поболтаем с тобой»… Фраза была как палец, которым его ткнули в глаз.
Монстр надвинулся на мистера Набиско, без всяких предисловий обвился вокруг него и начал душить. У бедняги не было даже возможности убежать. Змея кольцами обвивается вокруг своей жертвы. Воскресные Костюмы, чудовищная тварь из последнего кошмара Хейдена, был куда хуже любой змеи.
Битловская стрижка учителя моталась туда и сюда, пока он судорожно бился, пытаясь освободиться, вдохнуть, наполнить воздухом легкие. Полузадушенный хриплый крик, больше похожий на птичий клекот, чем голос человека, царапал ему горло.
В ответ на этот крик ученики бросились в атаку на Воскресные Костюмы. Они сбегались со всего спортзала. Те, кто был ближе других, бросались прямо на монстра, который отмахивался от них, как от комаров. Но они вставали на ноги и снова бесстрашно кидались в бой. Те, кто бежал издалека, неслись прямо к неизвестной твари. Все это произошло так быстро, что Хейден думать забыл о бегстве и застыл на месте, пораженный.
Дети большие и не очень окружили тварь, словно пчелиный рой, и рвали ее зубами и ногтями, грызли, царапали и били кулаками. Некоторые еще и кричали при этом. Одна девочка, стоя по колено в Воскресных Костюмах, которого она вместе с другими пыталась убить, высоким безумным голосом вопила: «Мама, мама!» Другие молчали, но все как один с безумной яростью сражались, чтобы остановить чудовище и уничтожить его. Когда монстр осознал, что они не боятся и не только не собираются сдаваться, но, наоборот, все прибывают и прибывают, он бросил обмякшего учителя на пол и обрушил всю свою мощь на атаковавших его детей.
