Физиономия Джона Фланнери расцвела улыбкой. Какое впечатляющее начало! Он и не представлял, что Винсент Этрих окажется таким спокойным во время их первой встречи, однако браво. Так гораздо интереснее, чем если бы он дрожал от страха, словно трусливая мышь.
— Предпочитаю Фланнери, если вы не возражаете. Входите, пожалуйста.
Этрих шагнул через порог, бросил взгляд на огромную черно-белую собаку и, не останавливаясь, прошел в гостиную. Фланнери снова удивился. Большинство людей, увидев Любу впервые, либо замирали в нерешительности, либо неуверенно ухмылялись чудовищу. Этрих не сделал ни того ни другого. Он посмотрел на собаку, как будто она была журнальным столом, и прошел мимо.
В гостиной он остановился у одного из окон и стал разглядывать впечатляющий вид. Фланнери подошел и молча встал у него за спиной. Ему не терпелось увидеть, как Этрих разыграет эту сцену. Раз он знает, что Джон Фланнери и Кайл Пегг — это одно лицо, то ему многое известно, однако, похоже, он ничуть не боится.
— Это Флора дала вам мой адрес?
— Да. Я только что говорил с ней, — ответил Этрих, не оборачиваясь.
Что было очень грубо. Улыбка Фланнери погасла. Это ему не понравилось. Этриху следовало повернуться к нему лицом, ответить на вопрос, а уж потом продолжать любоваться видом. Ведь это его, Фланнери, квартира, а Винсент Этрих здесь незваный гость.
— А Лени когда-нибудь сюда приходила, мистер Фланнери?
— Нет.
— Только Флора?
— Да.
Этрих потянулся вперед и двумя пальцами коснулся медной защелки на окне. Фланнери на мгновение показалось, что он хочет его открыть.
— Вы убили Лени. — Это было утверждение, а не вопрос.
У Фланнери не было причин лгать или изворачиваться.
— Да. Полагаю, можно сказать и так. Да, убил.
— А Флору вы бы тоже убили, чтобы заставить Изабеллу уйти туда?
— Может быть, но я никогда об этом не думал, — с готовностью ответил Фланнери.
В комнату вошла Люба и направилась к поролоновой лежанке, устроенной специально для нее под одним из окон.
— Не возражаете, если я сяду? — спросил Этрих все тем же спокойным тоном светской беседы. Никакой тревоги, никакого отчаяния.
— Нисколько. Может, выпьете что-нибудь? Кофе?
— Нет, спасибо. Я только присяду.
Винсент отошел от окна и приблизился к изящной черной кожаной кушетке, которую Фланнери очень любил. Это был один из уникальных предметов мебели в этой комнате. На поиски он потратил месяцы и в конце концов нашел ее в демонстрационном зале города Удин, в Италии. Стоила она семь тысяч долларов. Она была красивой, сексуальной, уютной и совершенной. Он едва не прибил Любу, когда, придя однажды домой, застал ее спящей на этой кушетке, вытянувшись во весь рост. Когда он согнал ее, на черной коже остались белесые пятна от ее слюны и (наверное) мочи, которые пришлось потом отскребать.
Усаживаясь на кушетку, Этрих сказал:
— Я хочу поговорить о раке.
Предложение настолько не вязалось с их прежним разговором, что Фланнери остановился и замер, совершенно озадаченный:
— О раке?
— Да. — Винсент положил обе руки на кушетку ладонями вниз.
С каждой минутой становилось все интереснее и интереснее. Фланнери уселся на другой конец кушетки.
— Расскажите мне что-нибудь, — продолжал Этрих. — Вы должны в этом разбираться, это же как раз по вашей части.
Их первая встреча оборачивалась не так, как планировал Фланнери, а совсем по-другому.
— Я ничего в раке не понимаю.
Фланнери всматривался в Этриха, пытаясь понять, не разыгрывает ли его он. Нет ли какой усмешки в его голосе или улыбки в глазах, указывающих на то, что он блефует?
— А что в нем непонятного?
Фланнери постарался, чтобы его голос звучал серьезно, но не слишком, так, на всякий случай.
— Каждый раз, когда рак съедает тело, он съедает и самого себя.
Фланнери кивнул.
— А это значит, что рак либо стремится к смерти, либо смертельно глуп. Потому что результат всегда один — рак умирает вместе с телом, которое атакует. — Этрих раздраженно повысил голос.
— Я никогда об этом не думал, но вообще-то ты прав, Винсент.
Люба подошла к мужчинам и положила свою большую голову Этриху на колени. Он, похоже, не возражал. Но знает ли он, что это разумная собака? Знает ли он, что она понимает каждое его слово? Фланнери поглядел на Этриха и задал себе вопрос, как много он знает и зачем пришел сегодня сюда.
— Хаос похож на рак, не так ли, Джон?
Не поднимая головы с колен Этриха, Люба перевела взгляд на Фланнери.
— Почему ты это говоришь? — Голос Фланнери остался безразличным.
— Потому что, где бы ни объявился Хаос, он разрушает все и исчезает сам. У него даже периода полураспада — и то нет. Болезни, астероиды, врезающиеся в землю, падающие самолеты… Они убивают и погибают сами, или как там называется то, что происходит с Хаосом потом. Как рак.
Фланнери покачал головой:
— Так было в старину, Винсент. Сейчас все изменилось. Теперь мы очень хорошо понимаем, что делаем. Хаос больше не выбирает свои жертвы наобум — всегда есть какая-то причина. Возвращаясь к твоей аналогии, все обстоит так, как если бы рак сам выбирал себе жертву.
Этрих погладил собаку.
— Но ты забыл одну важную вещь.
— А именно?
— Свою историю, то, каким Хаос был раньше. Старые недобрые деньки, когда у Хаоса не было мозгов и он разрушал без разбора. А ведь они по-прежнему часть тебя, Джон. Ты так же не можешь освободиться от них, как я от своего генетического кода. Сознание не избавляет тебя от прошлого, которое продолжает жить где-то в глубине твоего «я», вот в чем проблема. Взять хотя бы собаку — если загнать ее в угол и напугать как следует, она снова станет волком и укусит.
Этрих достал из кармана складной нож и открыл его. Быстрым злым движением он вогнал его в тонкую кожу дивана.
Фланнери окаменел:
— Эй! Ты что делаешь?
Из прорехи в диване что-то потекло. Прозрачная студенистая субстанция, похожая на гель для волос. Колбаска длиной дюймов шесть быстро заскользила вверх по ноге Этриха, переползла на его руку, ладонь, а оттуда прямо собаке на морду. Та отпрянула, но поздно — вещество уже втекало в ее глаз. Собака ничего не почувствовала.
Хаос вошел в собачий глаз. Тот первичный хаос, который был Любой с самого начала; чистая форма, которая когда-то составляла всю ее сущность и по-прежнему оставалась ее неотъемлемой частью.
Коснувшись того места на кушетке, где когда-то лежала Люба, Этрих нашел ее точно так же, как незадолго до того нашел Кизеляка, прикоснувшись к дереву в лесу. Только на этот раз он действовал осознанно. Потом вернулся к самому ее началу, когда она была свежеиспеченным, чистейшим хаосом. Именно он вынырнул только что из кушетки и воссоединился с Любой. Никаких мозгов, никакой утонченности. Подобно раку, древний хаос умел лишь одно — размножаться.
