Яне настолько силен в теологии, чтобы высказать свое суждение на этот счет; но я бы выбрал отпущение грехов, поскольку во всех делах, вызывающих сомнение, следует всегда придерживаться наиболее мягких позиций.
Вольтер
Результат всего этого заключается в том, что огромная часть Европы была наводнена в течение 5–6 лет вампирами, и что их больше нет; что мы имели в течение более чем двадцати лет во Франции судорожных, и что их больше нет; что мы имели бесноватых в течение семнадцати столетий, и что их больше нет; что со времен Ипполита всегда воскресали мертвецы, и что они больше не воскресают; что мы имели иезуитов в Испании, Португалии, Франции в течение двух столетий, и что их у нас больше нет».
Таково мнение барона Ван Свитена и знаменитого Вольтера. В ту пору писали о вампиризме десятки, если не сотни, виднейших умов Европы, и подобных документов можно было бы привести множество.
В научных журналах Европы помещались результаты комиссий, расследовавших случаи вампиризма; авторитеты науки отвечали на них статьями скептического характера, никуда не выезжая, ничто не проверяя, а просто сидя в уютных креслах столичных особняков: Вольтер — в Париже, Ван Свитен — в Вене.
Хорошо вот так вот мудрствовать, упражняться в сарказме, предвкушая успех у читателей, и ничего практического не предпринимать для того, чтобы проверить существование отвергаемого феномена. Да наплевать на него!
«Не настолько я глупый, — думал себе Вольтер, ежась зимою в теплом кресле у камина, — ехать чёрти куда в Сербию и копаться в чужих могилах. Не будет такого, и никуда я не поеду».
И никуда не поехал. Хотя статью написал и совесть не мучила что писал халтурно и опирался только на свои столичные умозаключения.
Вольтер (как и Свитен) в большей степени остановился в статье на маразматических фактах спекуляций и всяческих извращений, связанных с проблемой вампиризма. Однако подтрунивал он не над самим явлением, опровергнуть или усомниться более-менее научно в котором он не смог, а над всяческой мишурой, так или иначе возникающей вокруг любого явления или события. О любом событии или явлении можно рассказать по-разному. Можно писать талантливо и интересно, но главного так и не затронуть.
Вольтер создавал «Философский словарь», претендующий на отражение всеобщей картины мира. Статью про вампиров он написал в нем только по одной причине: вампиры были у всей Европы на устах, и не отразить столь общеизвестное явление в подобном словаре было невозможно. Считая себя великим эрудитом и философом, Вольтер дал оценку всему, чему только смог дать. Безусловно он был прогрессивной личностью и знаменитым просветителем, но во многих суждениях оказался смехотворно самоуверен и не состоятелен. Это типично, и пример тому — английский физик Кельвин, о котором я рассказал выше.
С Ван Свитеном история иная. У него не было вариантов, каким бы ни было его личное мнение, императрица Мария-Тереза хотела получить лишь один, заверенный главным придворным медиком, ответ: вампиризм — только суеверия подчиненных ей отсталых народов (только что освобожденных от ига турок).
В вопрос вампиризма вмешивались проблемы политического и религиозного характера, а потому чисто научный подход заведомо исключался.
К чему, если разобраться, приводит Ван Свитен все эти показания комиссий, доказательства и факты, если можно было бы сразу заявить: вампиризма нет? Видимо, фактов было настолько много и настолько достоверно они были подтверждены, что цель доклада в том и заключалась — дать им хоть какой-либо ответ, имеющий научный вид и способный успокоить императрицу.
Однако фактическая часть доклада по своей убедительности превосходит дальнейшие умозаключения барона Ван Свитена. Очевидно, что он заимствовал эту часть подобно аббату Кальме, из периодической научной печати и официальных докладов; попытки Ван Свитена дать научное объяснение феномену кажутся с позиций нашего века просто смешными, но императрицу «объективный» отчет удовлетворил, и барон получил за него награду. В дальнейшем императрица использовала этот доклад в качестве жупела для сохранения порядка в зараженной вампиризмом империи.
Тем не менее, в работах вампирологов аббата Кальме, Жерара Ван Свитена и других чувствуется абсолютная растерянность и неверие в собственные аргументы против реальности феномена. Иначе и быть не могло: западноевропейская наука той эпохи не могла дать какую-либо более-менее приемлемую оценку фактам, сообщаемым бесконечным потоком со всей Восточной Европы. Оставалось только одно: дабы не разрушить общепринятую концепцию бытия, следовало все отрицать. Напрочь. Следовало идти против фактов. И другого варианта не существовало.
Сегодня мы свободны от этой суровой необходимости и можем взглянуть на вещи непредвзято, спокойно, не боясь политических и религиозных гонений, а самое главное — научно, пользуясь современными опытом и знаниями, какими никто из авторов тех лет не обладал.
Но перед этим я хочу познакомить читателя еще с некоторыми историческими документами.
КЛОД ГОТЬЕ
К вопросу о вампирах
Этот документ, заимствованный из прессы первой половины XVIII века, дает еще одну возможность взглянуть на вампиризм глазами очевидцев. К сожалению, не сохранилось сведений об авторе статьи, напечатанной во французской периодике в 1732 году.
«Читателей европейских газет занимает только одно: когда им сообщат достоверно и точно, что вампиризм побежден и ученые умы Европы победили заразу? К сожалению, нет оснований утверждать, что ситуация в этом вопросе изменилась.
Корреспонденты продолжают сообщать, что увеличивается число фактов вампиризма в Сербии, Лотарингии, Моравии и Силезии, а магистраты не в состоянии справиться с возрастающим потоком требований эксгумации могил. В Париже опасаются, что это безумие охватит Францию; все разговоры только об одном: что происходит?
Многие не хотят верить отчетам, сделанным специально посланными комиссиями, хотя в их работе принимали участие чиновники, обладающие зачастую чрезвычайной степенью скептицизма. Сообщается множество достоверных фактов, которым одновременно и верят, и не верят — вот парадокс! Все полагают, что описываемые события происходили на самом деле, но имели вполне естественное объяснение, не увиденное членами комиссий. Однако надо заметить, что члены комиссий избирались не только по причине безупречной честности и объективности, но и исходя из заслуг перед наукой.
Следует признать одно: всякие посылки комиссий бесполезны. Сорбонна никогда не поверит тому, во что не хочет верить.
Я лично участвовал в работе двух сербских комиссий и мне чрезвычайно прискорбно видеть, что наши отчеты нашли понимание только среди обывателей. В вопросе вампиризма я был скептиком до тех пор, пока не увидел все своими глазами. И не мог даже предположить, что люди, верившие мне всегда, перестанут верить тому, чему я сам был очевидцем. Это незаслуженное оскорбление не только мне, но и моей газете; газета приняла решение не публиковать более материалы о вампиризме, пусть тайна смерти Жерара де Дюк в Белграде останется на совести негласных цензоров.
