Эмили выглядела так, словно спала. Но, увы, она была мертва. Прохлада храма помогла сохранить ее тело от разложения. На нем оказались заметны следы болезни и слабости. Я осмотрел ее. Левая рука Эмили была перевязана по всем правилам, но, сняв повязку, я обнаружил: раны так и обработали. Они выглядели так, будто их многократно нанесли острым предметом. Вероятно, Эмили, как и я, поцарапалась об острые клыки статуй-привратников. Я не мог сказать наверняка, что именно послужило причиной ее смерти — инфекция, попавшая в раны или что-то иное. Ясно одно — эти ранения доставили ей немало боли. Ее лицо, выглядевшее молодым и прекрасным на фотографиях в имении Памбриджей, сейчас представлялось бледным и осунувшимся. Но в изгибах ее губ я все же узнал следы того юношеского задора, который очаровал меня много лет назад. В губах, которые могли так чудесно улыбаться, которые подарили мне первый поцелуй…
Говорят, первая любовь может преодолеть все преграды. Я почувствовал, что в этой фразе кроется много правды. Не уверен, относятся эти слова к реальному человеку или же просто к идеалу, который мы придумываем для себя. Конечно, я отдавал себе отчет в том, что женщина, лежавшая у меня на руках — совершенно чужая. Тем не менее, я поднял ее и прижал лицом к своему плечу. Теперь существовали только я и она. А когда я погладил ее короткие белые волосы, меня переполнили воспоминания о нашем детстве.
Не знаю, сколько времени длилось наше прощание, но, в конце концов, я смог выпустить ее из объятий. Когда я поднял взгляд, то заметил, что в руках она держала какую-то книгу. Книга была в красном матерчатом переплете с кожаной тыльной стороной, а на обложке был выбит герб семьи Памбридж. Я вытер рукавом слезы с лица и взял книгу — дневник Эмили. Он открылся как раз на самой последней записи, датированной 9 февраля — как раз в этот день я прибыл в Браззавиль. 9 февраля… Прежде, чем я осознал значение этой даты, прошло несколько минут. Даже если бы мы знали, что Эмили все еще жива, начни мы поиски в первый же день, все равно мы добрались бы сюда слишком поздно. В это время Эмили Памбридж уже была смертельно больна. Вот он, неисправимый и отрезвляющий факт. Утешительный факт… В этот момент ее судьба уже была предрешена, и ничто не могло изменить последовательности событий.
В глазах Элиши читалась глубокая озадаченность.
— Это ведь она, не так ли?
— Почему она даже не попыталась вернуться домой? — тихо проговорил я. — Почему спряталась именно здесь, не дав знать о себе ровным счетом ничего? Бессмыслица какая-то…
— Может быть, ответы на эти вопросы найдутся в ее дневнике? — предположила Элиши, протянув руку к красной книге. — Можно?
— Конечно, — прошептал я, все еще прижимая к себе тело Эмили, — сейчас я не в состоянии читать.
Элиши открыла последнюю страницу и попыталась разобрать почерк. Нужно заметить, что это далось ей с трудом — слова были записаны дрожащей рукой.
«Вторник, 9 февраля, 08.20
Смертельно устала. За последнюю ночь не удалось ни разу сомкнуть глаз. Приняла все медикаменты, что были, но воспаление остановить так и не удалось. Инфекция горит в моем теле, как огонь. Только при помощи оружия сдерживаю мужчин от того, чтобы показаться перед спасательной бригадой. Солдаты наверняка пришли сюда по поручению моей матери. Если бы она только знала, как изменилась ситуация за это время! Тайна Лак-Теле ни в коем случае не должна попасть не в те руки, и уж тем более — не в руки конголезского правительства. Слишком многое поставлено на карту. Втайне от всех я начала уничтожать результаты исследований и записи. Они меня не поняли бы.
…Мы не знаем, что за взрыв прогремел сегодня утром, но, по всей видимости, он произошел в лагере солдат. Может, на них напали, а может, с ними произошел несчастный случай. Антуан хотел выйти и посмотреть, но я воспротивилась. Они не должны нас найти, иначе все пропало. Еще несколько дней назад я с удовольствием сама пошла бы с ними на контакт, но данные, которые получены в последние дни, заставляют меня одуматься. Моя команда находится на грани мятежа. Все больны.
Теперь, когда солдаты обнаружили этот храм, не знаю, сколь долго мне еще удастся сдерживать коллег.
Боюсь, мне остается только одно…»
Я растерянно покачал головой.
— Что она имела в виду? Запись продолжается?
— Да. — Элиши подняла свой взгляд и как-то странно посмотрела на меня. — Но не уверена, что вы действительно захотите все это услышать.
— Я должен, — возразил я. — Я должен знать, что же здесь произошло.
Элиши вздохнула:
— Хорошо.
«Дело сделано. Я совершила нечто невообразимое. Они все мертвы. Они были моими друзьями и самыми верными спутниками. Они отдали ради меня свои жизни, а я так отблагодарила их за это. Да простит меня Бог.
Они хотели вернуться домой. Я бы тоже сделала это с великой радостью. Но если бы это действительно произошло, то они начали бы болтать. Они рассказали бы все, включая тайну этого места. К счастью, все произошло очень быстро. Они даже не успели ничего почувствовать. Что последовало затем, было несравнимо тяжелее. С большим трудом я вынесла их тела наружу и похоронила. По крайней мере, они были похоронены по-христиански. Для Антуана я даже сделала крест. Конечно, меня можно осудить, но видит Бог, у меня не было другого выхода. Они — это что-то особенное. У них есть дар, которого мы не понимаем. Мы не имеем никакого права преследовать и уж, тем более, убивать их. Но именно это и произойдет, если станет известно, чем мы здесь занимались. Многие команды из разных стран будут приезжать сюда, чтобы положить их на алтарь науки. А те, которым удастся выжить, наверняка будут выставлены в каких-нибудь зоопарках на всеобщее обозрение. Им придется влачить жалкое существование подопытных кроликов на службе ученых. Если бы я только могла показать людям то, что они показали мне. Но они вряд ли сами осознают свои способности. И пока во мне будет теплиться жизнь, я буду хранить их тайну. То, что я сделала — непростительно, но я должна была так поступить.
Мама, я молю Бога, чтобы ты поняла меня, когда прочтешь эти строки.
От слабости просто не могу держаться на ногах. Чувствую, как жизнь медленно покидает меня. Тем, кто найдет и прочитает эти записи, могу посоветовать только одно: избегайте Лак-Теле, берегите его тайну и никому не рассказывайте о нем. Человек — не венец творения, даже если ему и трудно принять это.
Эмили Памбридж».
— Это последняя запись. — После того, как Элиши закрыла дневник, в комнате воцарилась гробовая тишина.
— Боже, что она сделала? — пробормотал я, пытаясь понять смысл этой записи. Внезапно я почувствовал, как меня отбросило от тела, которое я держал на руках. — Она убила всех людей, что лежат над нами, — я покачал головой. — Что же произошло, почему она так сильно переменилась?
Элиши многозначительно посмотрела на меня.
— Кажется, Эмили Памбридж была экстремальной натурой во всех отношениях. Вы просто не знали этого. Или не хотели признавать, — что, по сути, одно и то же. На самом деле она очень отличалась от того идеала, с которым вы прожили последние двадцать лет. Сожалею, что она умерла, но даже если бы она выжила, это все равно не изменило бы ничего. Ваше юношеское увлечение — не более чем иллюзия. Если бы вы хоть раз встретили ее в последние годы жизни, это была бы встреча с абсолютно иным человеком. Вы вряд ли смогли бы понять друг друга…
