Внезапной болью в сердце отдалась мысль о том, что ведь и ее семейка будет смотреть это горе-выступление. Ханна представила себе, как в один прекрасный вечер ее уважаемый папаша, мать и Инга, усевшись вечером перед телевизором, вдруг увидят на экране их дочь и сестру. Подобная перспектива заставила Ханну похолодеть. Интересно, а как отреагирует отец, узнав ее? Ханна попыталась мысленно проиграть эту ситуацию. В мельчайших деталях. Сначала на экране возникнет Ирэн Клермонт. Уверенная в себе, холодная, умная — одним словом, профессионал. Потом план сместится на нее саму, и все выслушают легенду этой долины. Затем камера запечатлеет рисунки на скалах. Ничто не уйдет от зоркого оптического ока. Свет поставлен идеально, различима каждая черточка, каждый штрих, каждый изгиб. Как под микроскопом. Потом снова перемена плана — крохотная фигурка на фоне бескрайней дали, согнувшаяся в три погибели на складном стульчике. Камера смещается на ущелье, план приближается, и вот зрители видят перед собой женщину. Рисующую женщину. Немолодую, в шортах цвета хаки и простой хлопчатобумажной рубашке. Женщина, приглядевшись к скале, склоняется к рисунку, ее рука вычерчивает силуэт антилопы. Снова короткий взгляд на рисунок на скале. Вот тут Фридрих Петерс и признает свою непутевую дочурку.
Интересно, случится у него инфаркт или нет? А может, он просто вскочит да вырубит ящик? Или, поднявшись, выйдет из гостиной, возмущенно поджав губы?
Больше всего Ханну устраивал следующий вариант: все как один, разинув рты, не в силах вымолвить и слова, замрут перед телевизором. А потом? Может, папочка все же соблаговолит переменить мнение? Может, у него достанет ума признать свою неправоту в отношении старшей дочери? Может, все они когда-нибудь соберутся за столом в знак примирения?
Мысль, без сомнения, праведная, но, увы, малореалистичная. Скорее всего никто из них просто не станет утруждать себя просмотром фильма, даже если Ханна сообщит им точное время начала телепередачи или даже вышлет им видеокассету. К тому же лед многолетнего отчуждения вряд ли растопишь одной-единственной телепередачей.
Вздохнув, Ханна снова принялась рассортировывать наброски. Покончив с этим, уже собралась сложить их в папку, как вдруг почувствовала, что с минуты на минуту к ней кто-то пожалует. Оглядевшись, она никого не заметила. Но спина по-прежнему странно позуживала — непременный признак того, что сейчас что-то произойдет. Ханна с детства испытывала подобное, это был дар предчувствия, высоко почитаемый туарегами. Ее внутренний голос иногда заявлял о себе, а иногда нет. Бывало, что предварял некое важное событие, а бывало, что и какой-нибудь пустяк. Но чаще всего, в особенности если Ханна на него рассчитывала, он не подводил. Как раз сейчас и был один из таких моментов.
Подняв голову, она заметила направляющуюся к ней Ирэн с раскрасневшимся от волнения лицом. Руководительница группы всем своим видом демонстрировала негодование.
— Ох уж эти мужчины! — возмущалась она, заботливо придерживая зажатые в руках четыре бутылки пива. — У них только одно на уме! — Тут она хитро улыбнулась.
— Женщины? — вопросительно подняла брови Ханна.
— Если бы! — Ирэн, откупорив две бутылки, подала одну Ханне. — Женщины — это еще куда ни шло. Нет. Оказывается, важнее всего на свете футбол. Господи, да можно ли вообразить себе более скучное зрелище? Тем более бесконечный треп на эту тему? Как мне осточертели все эти квотербеки и ресиверы
[2]
. У Григория оказался «Спортс иллюстрейтед». Потом Патрику взбрела в голову гениальная идея включить спутниковое телевидение, чтобы узнать итоги последних матчей. Да, плохи дела с так называемым сильным полом, точно плохи. Твое здоровье!
Ирэн с Ханной чокнулись бутылками.
— Могу я присесть? — Ирэн кивнула на складной стульчик.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Ханна стала торопливо убирать рисунки.
Ирэн со вздохом облегчения опустилась на шаткий стул, возложив вытянутые ноги на алюминиевый контейнер для аппаратуры.
— Как здесь хорошо! Особенно в это время. Солнце село, и остывающие камни потрескивают. Такого нигде больше в мире не испытаешь, только здесь.
— Ну, у меня, конечно, нет такого опыта, как у тебя, однако я полностью тебе верю. — Ханна смущенно улыбнулась. — Правда, в отношении твоей критики в адрес мужчин — тут я с тобой не согласна. Нет, все-таки должны же быть исключения. Например, Крис.
Взгляд Ирэн задержался на климатологе, безучастно взиравшем на огонь костра.
— Уже добрых полчаса сидит вот так, словно изваяние. Можно подумать, что он заснул с открытыми глазами.
Ханна молчала.
— А вообще-то довольно занятный тип, — продолжала делиться мнением о Крисе Ирэн. Пиво явно развязало ей язык. — Говорит мало. В основном торчит у Медузы, что-то записывает. Надписи на цоколе лишили его покоя. Ко всему иному и прочему, он единственный, на ком я обломала зубы.
Ханна недоуменно уставилась на американку.
— Нет-нет, не пойми меня буквально. В конце концов, никаких серьезных видов у меня на него не было. Так, парочка пассов. Ты же в курсе, как это происходит. Взгляды искоса, улыбочки и так далее. Потом суммируешь все и понимаешь, каковы твои шансы.
Ханна вертела запотевшую бутылку пива между ладонями.
— Боюсь, по этой части у меня опыта маловато. Куда меньше, чем у тебя. Да и вообще, мое общение с противоположным полом в последние годы почти сошло на нет. На кого здесь рассчитывать?
— Как на кого? Не станешь же ты меня убеждать, что у тебя с Абду ничего не было. Он просто очаровательный. Такой симпатяга, в особенности если питаешь склонность к африканцам.
Ханна в ответ лишь покачала головой:
— Абду без ума от своей жены. У него четверо детей в Альджере. Он счастлив в браке. Ему ничего не нужно. Счастливый брак для туарега — дело обычное. К тому же совместная работа похоронит любой роман. Сплошные ссоры.
Ирэн, откинув голову, стала всматриваться в небо.
— Верно говоришь. У меня подобные связи тоже не затягивались надолго. Два месяца в одном месте, потом три в другом. Вот так все и сходит на нет. Поэтому я предпочитаю не бросаться очертя голову в серьезные отношения. Но согласись, и без секса жизнь пресновата. И пожалуйста, не пытайся убедить меня, что у тебя на этот счет другое мнение.
Ханна с легкой досадой почувствовала, что разговор приобретает слишком уж интимный характер. К тому же она вынуждена была признать, что за последний год у нее не случилось ничего, о чем можно было вспомнить. Во всяком случае, месяцы в пустыне были заполнены работой, и только ею. В последний раз она спала с мужчиной во время короткой отлучки в Германию. Вскоре после обнаружения Медузы Ханне понадобилось съездить во Франкфурт-на-Майне, в Институт Гёте. На родине необходимо было продлить разрешение на проведение исследовательских работ в рамках проекта Института Фробениуса. Тогда и произошла случайная встреча с Паулем, с которым они когда-то вместе учились. Хотя этот Пауль и оказался порядочным занудой, что-то в нем пробуждало в Ханне материнские инстинкты. Кроме того, как любовник он был ненасытен и терпелив. И что самое главное, всегда под рукой, чего никак нельзя сказать о ее прежних приятелях и коллегах. Пауль всегда был тут как тут. В нужный момент он никогда не оказывался ни в отпуске, ни в тисках не терпевших отлагательства обязательств. Вероятно, именно это его постоянство и пробуждало в Ханне романтические чувства. И все же Пауль не принадлежал к числу мужчин, в обществе которых можно было бы при случае покрасоваться перед подружками, выдав его за серьезное приобретение. Иное дело Симон, с которым она рассталась четыре года назад. Точнее, он с ней расстался.
