— Да хоть бы и ободранный…
Мужчина снова сел рядом.
— Понимаете, Тобиас к жизни не приспособлен совершенно… Как дитя малое. У меня единственная надежда — что его кто-то подобрал. Есть же хорошие люди… А так… Вон в том дворе подростки недавно собаку изувечили… И кошку сожгли заживо. Говорить с ними без толку — только ухмыляются, и лбы у них такие узкие… Помните, как у Булгакова в «Собачьем сердце»? Мне даже становится страшно, такие у них лбы. Как у Шарикова в фильме… И я все время думаю, а вдруг и мой Тобиас попал им в руки? Потому что любой из нас может попасть в их руки, а они же не могут задержать в своих узких лбах мысли о жалости. Там же так мало мыслей помещается…
— Вы бы в подъездах его поискали, — присоветовал Игорь. — Сейчас холодно. Кошки обычно в подвалах прячутся… Не думайте сразу о плохом.
— Смотрел, — сказал мужик. — Сейчас еще посмотрю… Но мне кажется, все без толку…
Он пожал Игорю руку.
— Спокойной ночи, — сказал коротко и пошел к подъезду.
— Удачи вам! — крикнул ему в спину Игорь. Мужик махнул рукой — наверное, уже и сам не верил, что найдет своего котяру.
«И все же, — подумал снова Игорь, поднимаясь и разминая затекшие конечности, — где-то я его видел. Давно. Очень давно…
Даже уже и не вспомнишь — где и когда?»
Во всем виноват…
Мысль оборвалась. В подъезде было темно. Он остановился. Страх снова подобрался к самому горлу, сжал ледяной рукой.
«Они хотят, чтобы я понял, как выглядит страх смерти, — подумал он почти обреченно. — Я понял… Теперь я боюсь даже такой малости…»
Просто кто-то снова украл лампочку. На втором этаже свет горит. А тут, на первом…
Он рассмеялся внезапно, озаренный догадкой — кто же станет убивать на первом этаже?
— Глупо, — прошептал он. — Очень глупо…
И все-таки…
Ему послышались тихие, вкрадчивые шаги — там, на его этаже…
И дыхание. «Черт», — выругался он мысленно. Дыхание там. Смерти. Прямо рядом с его дверью…
Теперь страх стал оглушительным. Взорвался в его голове сотней мелких осколков.
Он вышел на улицу. Впрочем, нет, он не вышел. Его вынесла огромная волна ужаса.
Там, на пустынной улице, тоже было страшно, но не так.
Он огляделся. Ему показалось, что где-то в глубине двора мелькнул огонек сигареты. «Подростки», — подумал он и с опаской оглянулся назад.
В пропасть подъезда…
«С этим надо что-то делать, — сказал он себе. — Надо».
В конце концов, ему есть куда идти. Он сжал благословенный листок бумаги в кармане. Телефон в кармане взорвался Моцартом. Он достал его, выдохнул.
— Да, слушаю.
Тишина. Он снова убрал его в карман, подошел к машине.
Сегодня он поедет туда. Они обо всем поговорят. Что-то решится…
Сегодня. В конце концов, совсем не обязательно возвращаться сейчас в пустую квартиру, если за спиной мерещится смерть. Не обязательно…
Снова зазвонил телефон.
— Алло! — крикнул он почти сердито.
Снова молчание.
— Вас не слышно…
— Помоги мне, — услышал он тихий голос. — Пожалуйста…
Голос был ему знаком.
— У тебя неприятности? Что случилось? Я не могу тебя найти…
— Я все тебе объясню. Помоги мне…
— Я сейчас подъеду… Где ты?
— Нет. На машине нельзя… Я не могу теперь говорить, но, пожалуйста, приходи. Я недалеко.
«Новый каприз, — усмехнулся он. — Ненависть к автомобилям… Глупость сплошная… Но это пройдет».
Взглянул на свою «ауди» с сожалением. Хорошо, что это место на самом деле недалеко. Прогуляется…
Он пошел вдоль улицы, уходя все дальше и дальше от дома. И — все ближе и ближе к спасению, как ему теперь казалось. Даже дышать стало легче на освещенном проспекте. Даже несмотря на холод и поздний час, там встречались люди.
Он пробыл бы тут до утра.
Но скоро и здесь станет пустынно и… страшно.
Чтобы сократить путь, он свернул в подворотню, машинально убыстряя шаг.
И услышал за своей спиной тихий насмешливый голос:
— Престо… Престо, престо…
От неожиданности он замер — потому что узнал этот голос. Без труда.
Он даже глупо улыбнулся, подумав: «Наконец-то», — и медленно обернулся…
А потом ему стало больно на несколько секунд, слишком больно, чтобы он мог думать, и слишком темно, чтобы он попытался рассмотреть выражение лица.
Слишком темно.
Глава шестая
— «И страшусь зимы, поры комфорта…»
Их странная беседа продолжалась в Женином сне. По-прежнему они цитировали Рембо — точно на нем свет клином сошелся… Или — их мироощущение совпало? Всех троих?
— Все еще только начинается, — сказал ехидный голос по радио, и Женя снова проснулась, невольно поежившись. Ей показалось на одну минуту, что чья-то ледяная рука коснулась лица, прошлась по щеке, на одну секундочку замерев возле подбородка. Словно смерть приласкала…
— «И к тому же я снова в беде, остается только ждать, когда я помешаюсь от злости», — услышала она голос давно превратившегося в птицу, облако, снег поэта. И поняла, что снова вернулась в сон, где они просто разговаривают, втроем, и все равны в своей призрачности…
Откуда-то издалека донесся звонок. «Пожалуйста, — взмолилась Женя, частью сознания продолжая пребывать в объятиях сна, — ради всего святого!»
Но звонок продолжал вторгаться, разрушая хрупкую границу яви и сна.
Женя проснулась, попыталась найти чертов будильник, чтобы убить его, раз уж надо убивать время, пускай в виде этого гнусного порождения цивилизации.
Она уже схватила его и приготовилась к убийству, но вдруг поняла, что это не он. Он молчал. Она забыла его завести вчера. Стрелки же показывали половину десятого утра, взывая к Жениной совести.
А звонок не умолкал. Более того, звонил телефон. Что же удивительного, усмехнулась Женя, вскакивая с постели. Именно сегодня Ольга пришла в девять. Закон подлости…
Она схватила трубку, уже приготовившись к оправданиям.
— Алло, Оль, — начала она, придумывая причину.
В трубке молчали.
— Оля, я проспала! Слышишь меня? Сейчас приду…
На другом конце провода продолжали молчать.
— Тебя не слышно, перезвони…
Раздался осторожный щелчок. На другом конце провода повесили трубку, так и не решившись заговорить.
