Женя открыла глаза, пытаясь уцепиться за оба голоса, такие рассудительные и трезвые, как за нить Ариадны, чтобы выйти из состояния ступора, в котором она находилась.
И замерла.
— Это не он, — прошептала она. — Слава Богу, это не он!
— Кто — не он? — поинтересовался циничный Каток, который оказался молодым парнем с рыжими волосами и миллионом веснушек. — Вы, мадемуазель, ожидали кого-то увидеть?
— Да, — сказала Женя. — Другого человека. Понимаете, я вчера дала свой адрес… Новый адрес. И мы очень поздно расстались с ним…
— А этого человека вы не знаете?
Теперь, когда шок немного проходил, она всмотрелась внимательнее.
— Подождите, — сказала она. — Я его видела. Только никак не могу вспомнить фамилию… Исакович, кажется… Или нет. У него фамилия была такая странная… Исцыкович? Исстыкович? Можно уточнить. Он приходил в наше агентство. Но…
Она убрала со лба прядь волос и недоуменно вскинула глаза на следователя Разумову.
— Откуда у него мой адрес? — шепотом спросила она.
Лиза Разумова была очень терпеливым человеком. Всю жизнь она готовилась к тому, чтобы стать детективом. Сначала ее маленький рост не казался ей серьезным препятствием к достижению цели. «Вырасту», — беспечно обещала Лиза, тем более что мать и отец были нормальными, достаточно высокими людьми.
Но к пятнадцати годам она поняла — что-то случилось в ее генотипе. Дальняя родственница, птичка-невеличка, балерина Мариинского театра Евлампия Разумова, даже не прабабушка, а двоюродная сестра прабабушки, «подарила» Лизе свою конституцию… Маленькие ручки, маленькие ножки… Маленький рост. Говорят, она любила шутить — это чтобы мужчины носили на руках без затруднений.
Лиза не хотела, чтобы ее носили на руках.
Сначала она была послушной девочкой.
Лиза даже поучилась в хореографическом училище, но балериной становиться не собиралась. С раннего детства она была увлечена тайнами и загадками, читала исключительно детективы и даже в детских сказках пыталась найти «истинного преступника».
Такое странное увлечение поначалу забавляло ее родителей, никакого отношения к юриспруденции не имеющих. Мама преподавала английский язык и литературу в университете. Папа сначала тоже преподавал, а потом занялся бизнесом — открыл небольшую фирму по продаже компьютеров… Оба с ранней юности к милиции относились настороженно, слыли людьми диссидентствующими, и решение родной дочки пойти сначала в школу милиции, а потом в юридический институт озадачило их. Испугало, озадачило и вызвало целую волну протеста. Ребенок подавал большие надежды в хореографии. Ребенок знал два языка в совершенстве и один — так себе…
Ребенок спокойно разбирался в компьютерах. Наконец, ребенок уже в девятом классе написал работу о книге Зигмунда Фрейда «Художник и фантазирование», и эту работу включили в сборник, написанный высокоучеными личностями. Когда их родной вундеркинд отправился в чертову «Школу доберманов», у родителей был шок. Они пытались уговорить Лизу, приводили массу доводов, убеждали, что с нее хватит и юридического института, раз уж ей такая блажь пришла в голову, но Лиза была неумолима. Она должна была стать лучшей из лучших. И без «доберманской школы» она многого лишалась, на ее взгляд.
Сейчас это было позади, Лиза окончила и школу, и институт с красными дипломами и знала: несмотря на насмешки по поводу ее крошечного роста, ее уважают. Тот же Каток…
Единственное, что омрачало Лизе жизнь, — это то, что за все время, пока она работала, не случилось ни одного загадочного, увлекательного преступления.
Ни одного…
Все было ясным, понятным, даже голову ломать особо не приходилось.
Да, сослуживцы дали ей две клички — Лисистрата и Лисенок. Больше Лизе нравился Лисенок, намекающий на ее, Лизину, хитрость и аналитический ум. Но…
Для раскрытия бытовых преступлений не требовался аналитический ум. Вообще особого ума не требовалось…
Если пьяный Вася стукнул в порыве гнева ножом нетрезвую сожительницу, все и так ясно. А в основном Лизе почему-то перепадали именно такие дела. И получалось, что ничего интересного в ее работе нет. Сплошная рутина и куча бумаг…
Лиза даже начала подумывать, что в их городе не может быть ничего таинственного, загадочного, как вдруг оно и случилось.
Молодая женщина, стоящая перед ней сейчас с растерянным видом, утверждала, что никогда не давала убитому свой адрес. Хотя он действительно обращался к ним в частное детективное агентство «Картер» с просьбой проследить, кто подбрасывает ему письма с угрозами.
И Лиза всем своим существом чувствовала, что в этом деле все непросто, ох как непросто…
Она вся подобралась внутренне, как волчица перед решающим прыжком, и теперь ждала. Терпеливо ждала, когда эта дамочка придет в себя. Сначала от страха — потому что явно ждала увидеть здесь кого-то другого, а потом — от удивления.
Лизе показалось странным, что убиенный был знаком гражданке Лесковой. Хотя она и утверждала, что знает его только по работе. Убитый обращался в детективное агентство, потому что ему угрожали. То, что он при этом забыл о существовании милиции, Лизу не очень-то удивило. Если есть деньги, почему бы не обратиться к частным детективам?
Далее получалось странным, что этот «клиент частного сыска» прогуливался пешком. Значит, получалось, он шел к кому-то на встречу. Похоже было бы на ограбление — Лиза это не отметала, — но тогда почему, обчистив карманы, оставили эту бумажку с адресом? Ее бы выкинули. Или и в самом деле случайность? Листок был достаточно больших размеров.
Пока были только вопросы. Увы, вздохнула Лиза. Одни вопросы, и никакой ясности.
Дамочка — Лиза безошибочно определила ее как бывшую домохозяйку, с нежными, холеными ручками, хорошей косметикой, этакий гламур поблекший, — ничего объяснить не могла. Например, она и сама не могла понять, с какого перепугу жертве понадобился ее домашний адрес. Она предположила, что адрес ему дали в агентстве «Картер», но зачем?
Она работает секретарем, дел никаких не ведет, только вносит данные в компьютер, отвечает на звонки и поит клиентов чаем-кофе, если им приходится ждать…
Все крутится вокруг агентства этого, а значит…
— Поехали, — сказала Лиза, поднимаясь. — Попробуем выяснить все про этого вашего клиента с непроизносимым именем…
Ольга была на месте. Женя успокоилась сразу, как только ее увидела. Происходящее теперь стало казаться ей зыбким, случайным и вообще — сном. Если бы не присутствие смешной маленькой следовательницы рядом, Женя вообще постаралась бы забыть этот случай, именно забыть как сон…
Но она не могла отделаться от щемящего, неприятного чувства внутри. Как будто, прикоснувшись нечаянно к смерти, Женя впустила ее в себя, и теперь смерть не желала уйти. Она уютно расположилась в Жениной душе.
