Она попыталась отстранить его от себя, но Кот с яростной энергией сопротивлялся ей. Он еще больше прижался к свитеру и укоризненно посмотрел на нее.
— Я кофе вообще-то хочу, — жалобно прошептала Женя.
— Животных когда заводила, о чем думала? — сурово ответила Люська. — С ними, мать, как с детьми… Навоняла валерьянкой — терпи теперь без кофе.
— Да не пила я эту твою валерьянку! Я вообще не могу понять, что с ним происходит! Кот, ты с ума, что ли, сошел?
Она подняла его морду, заглянула в глаза и остолбенела.
Они были полны боли, его глаза… Как будто он нашел призрак своей прошлой жизни и знает прекрасно, что это лишь фантом, но все равно — хотя бы так, хотя бы и фантом… Но надышаться…
Ольга смотрела как завороженная. Ей казалось, что она вот-вот начнет понимать происходящее, стоит только еще чуть поднапрячься, и — не умом, нет… Умом тут не поймешь ничего, тут надо попробовать проникнуть в происходящее на духовном уровне. На уровне чувств. Сердца…
— После твоих глаз, Кот, трудно поверить, что животных Бог не наделил душой, — прошептала Женя.
Ей показалось, что она тоже сейчас задохнется от боли, как и Кот, словно ей передалось его настроение.
— Оставь его в покое, — попросила Ольга. — В конце концов, я принесу тебе твой паршивый кофе. Пусть лежит, как ему хочется…
— Паршивый не надо, — вздохнула Женя, подчиняясь желаниям Кота. — Принеси хороший… А потом расскажете мне наконец, почему у вас вид такой ошпаренный…
Они переглянулись, пытаясь вспомнить, в чем причина их «ошпаренного» вида.
Первой вспомнила Люська.
— А, да, — сказала она. — Мы, кажется, вычислили убийцу… И теперь находимся перед непростой дилеммой. Поскольку эти два придурка нам не симпатичны. А убийца — наоборот. То есть мы думаем теперь, сдавать ли его властям, как честные граждане, или, напротив, спрятать в собственном подвале?
На него было страшно смотреть. Лиза пыталась изо всех сил сохранять спокойствие. «В конце концов, он же тебе никто… С какой стати ты должна вообще ему сопереживать так, словно он тебе… все?»
— Почему она это сделала?
Он так тихо это сказал, что она не сразу расслышала. Но хотя бы сказал. Вышел из ступора. До этого он стоял и смотрел на тело, точно не веря. Не веря, что это и есть Ирина. Живая еще недавно… Теперь кажется, что она никогда и не была живой.
— Почему?
Если бы Лиза знала, как сказать ему правду…
Бессмысленная записка на столе. Лизе даже сначала показалось, что ее писал ребенок. Может, потому, что она обращалась перед смертью к матери? «Мама, я их убила. Потому что если можно убить котенка, почему нельзя — их?»
И женщина в ванне с розовой водой, розовой — от крови, уже ушедшая, с улыбкой на губах…
Ах, если б Каток догадался взломать эту чертову дверь раньше! Все было бы исправлено.
Почему она это сделала?
Она поспешно отвернулась, стесняясь собственной «щенячьей» жалости. «Возьми себя в руки, Разумова! Ты, в конце концов, тут не для этого находишься!»
— Вы…
Она начала фразу и запнулась снова. В конце концов, что ей этот Панкратов? Он ведь был любовником этой девушки. Лю-бов-ни-ком… Еще у него была жена. И какого черта она, Лиза Разумова, впадает в чувствительность, будто она вообще тургеневская барышня?
Она откашлялась и начала снова — на сей раз получилось сносно, даже строго:
— Вы можете объяснить эту записку?
Он прищурился, читая текст, и поднял на нее глаза.
— Нет, — растерянно развел он руками. — Ее мать давно умерла… Она была… как бы вам сказать?.. Достаточно жесткой. Циничной. Я не могу понять, что за котенок тут упоминается… Послушайте, я, право, не знаю… Может быть, вам попробовать найти более близких ей людей?
— Видите ли, господин Панкратов, — вздохнула Лиза, — боюсь, что вы были ей самым близким человеком…
Ей показалось, что он испугался.
Он округлил глаза, и губы его беззвучно шевелились. Ей даже почудилось, что он делает какие-то движения рукой — точно отмахивается, подумала она, глядя на его руку как зачарованная. Он не хочет быть ее близким человеком. Он не хочет… Чего он боится? Ответственности?
— Я… право, я ничего не знаю.
— Послушайте, я понимаю, вы теперь взволнованны… Но может быть, вы немного успокоитесь и вспомните…
— Боже мой, девушка! Я не могу ничего вспомнить, потому что я ничего, поймите вы, я не знаю ничего! Она редко говорила о матери. Только то, что она была… не совсем здоровым человеком. Понимаете? Кажется, она умерла в психиатрической лечебнице. Больше мы не говорили с ней о матери. А тем более о котенке… Какой котенок? Я вообще не могу понять, почему она тут пишет про какого-то котенка…
Он бросил белый листок на стол. И снова Лизе послышался чей-то тихий вздох — или это только звук падающего листа?
Она тревожно обернулась на дверь ванной. Точно там еще была душа, так и оставшаяся непонятой…
Где-то тихо пело радио. Лиза невольно вслушалась.
— «Мы обязательно встретимся, слышишь, прости… Там, куда я ухожу, — весна…»
И хотя голос был мужской, Лизе казалось, что это говорит она. По спине побежали мурашки, Лиза невольно поежилась.
— Каток! — крикнула она. — Выруби на фиг эту музыку! Она мне мешает сосредоточиться.
В дверях появился недовольный Катков, хмыкнул, хотел что-то сказать, но удержался.
— Сейчас выключу, — пообещал он и снова исчез.
Настала тишина.
И Лизе стало стыдно. Точно она помешала только что из чувства постыдного страха сказать кому-то важные последние слова.
Но, подняв глаза на своего собеседника, она поняла — ему эти слова не нужны.
И эта женщина тоже была ему не нужна…
И вообще — она была не нужна никому.
Только тому котенку, про которого никто ничего не знал.
Может, именно поэтому она так поступила с собой?!
— Я ничего не понимаю…
Женя опустилась на стул, обессиленная, обескураженная.
— Давайте по порядку, — попросила она. — Я правда ничего не поняла. Может, я такая тупая… Но не могу понять, что это у вас за Беспечный? Откуда он вообще взялся? И какое, черт возьми, он имеет отношение к толстяку Исстыковичу и моему нетрадиционному квартиранту?
— Так…
Ольга поднялась и отправилась в прихожую. Там она принялась рыться в своей сумке.
— Короче, вот… Игорь его снял возле дома, где жил Исстыкович.
Она говорила еще из прихожей.
— Черт, куда она подевалась-то?.. Нет, так бывает всегда! Когда что-то хочешь найти, ничего не получается!
